– Опять без меня.
– Сонечка, успокойся. Прошу тебя не забывать, что ты в положении и тебе сейчас как никогда необходимо быть спокойной.
– Я спокойна, только радости от этого не испытываю.
– Милая Сонечка, поверь мне, радости намного в жизни меньше, чем мы думаем! Я вспоминаю, когда Леон вернулся из Казани, мне тоже показалось, что теперь мы будем жить вместе. И что же ты думаешь? Да, первоначально он хозяйствовал, но потом ему это наскучило, он уехал в Москву, и полетели письма с просьбой выслать денег до тех пор, пока его старший брат Николай не увёз на Кавказ, а там шла нешуточная вой на. Мы переписывались, но иногда переписка прерывалась, и тут в голову лезли нехорошие мысли, и мне оставалось только молиться.
– И что, мне теперь надо смириться?!
– Просто, Сонечка, быть благоразумной.
Ей казалось, что тётенька её зря успокаивает, но со временем она поняла, что тётенька права, и даже однажды, не выдержав, со словами «Простите меня, Татьяна Александровна, самонадеянную дуру» бросилась в её объятия. И так ей стало хорошо и спокойно. Лев, узнав об этом, был так растроган и счастлив, что чуть сам не расплакался. Неслучайно Соня через год записала в своём дневнике: «Прошлого не жаль, всегда, однако, его буду благословлять. У меня в жизни было много счастия. Муж, кажется, покоен, верит, дай Бог…»
Чем больше Ёргольская наблюдала за поведением Сони, тем больше она убеждалась, что Леон сделал правильный выбор. Хотя она и молода, но вся в нём, и, главное, у неё нет стремления нарядиться, вести пустопорожний образ жизни. У неё одно стремление – быть ему нужной, а это дорогого стоит! Тут и сын подоспел – это ли не счастье?
Толстой как к себе предъявляет высокие требования, так и к своей молодой жене. Отсюда и неистовый максимализм, и обнажённая правдивость. Отсюда и признание двоюродной тёте: «…Детей и педагогику я люблю, но мне трудно понять себя таким, каким я был год тому назад… Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу, и обдумываю, как я ещё никогда не писал и не обдумывал. Я счастливый и спокойный муж и отец, не имеющий ни перед кем тайны и никакого желания, кроме того, чтоб всё шло по-прежнему».
Упрямство Льва
Ещё во время свадьбы Льва Сергей обратил внимание на младшую сестру Сони, Татьяну, а сейчас по-настоящему увлёкся ею и стал частенько наезжать в гости ко Льву в Ясную Поляну. Следует заметить, что если младший брат Лев только в юности увлекался комильфо и, появляясь в высшем обществе, чувствовал себя там не всегда адекватно, то средний брат Сергей постоянно вращался там и чувствовал себя как рыба в воде. Неспроста Лев как в детстве, так и в юности, что называется, был влюблён в среднего брата, так как он был породист, по-мужски красив и всегда уверен в себе. Он и в свои тридцать шесть производил неотразимое впечатление на женщин. Неслучайно юная Татьяна с первого взгляда влюбилась в него и с удовольствием принимала его ухаживания.
Было то время года, когда осень ещё не закончилась, а зима не наступила. Хотя раннее осеннее солнце светило ярко, но изрядного тепла уже не было, а временами сильный порыв ветра вдруг нагонял на небо серые тучи и начинал моросить занудливый мелкий дождь. Въехав во владения брата, Сергей из окна кареты иногда бросал критический взор на просеки, тем более что листва с деревьев уже опала, и он, что называется, невооружённым глазом видел свежие порубки. «Да, – размышлял Сергей, – в письме он мастер, а хозяин тот ещё, причём он на полном серьёзе начинает утверждать, что ему ни управляющий, ни конторщик не нужны, он вместе с женой сам прекрасно справляется со своим хозяйством».
Брат был буквально ошарашен, когда увидел молодую хозяйку в белом платье со связкой тяжёлых ключей на ременном поясе, и тут же отвернулся, чтобы Соня не увидела его сардонической улыбки. А потом Лёва очень удивлялся, отчего вдруг передохли его отборные поросята. Как потом выяснилось, ухаживать за ними Лев нанял какого-то пьяницу, которого пожалел, но тот вновь запил и стал морить их голодом, а отборный корм продал налево.
28 июля 1863 года родился первенец в семье Толстых, которого он назвал в честь второго брата, Сергея. Роженица чувствовала себя плохо, и тёща Любовь Александровна, приехавшая в гости к дочери из Москвы, предложила взять в помощь дочери няню и кормилицу. Лев выступил против такой постановки вопроса и резко сказал, что мать с этими обязанностями должна справляться сама. Соня с ним согласилась и стала кормить сама. Прошло две недели, но жена никак не могла оправиться после родов и еле-еле стояла на ногах. Тёща настаивала взять кормилицу и няню, так как малыш очень беспокойный. Приехавший в Ясную брат поддержал просьбу тёщи и с присущей ему иронией заметил:
– Ты, Лёва, если не ошибаюсь, хотел жениться на крестьянке? Тогда бы подобных вопросов не возникало.
И хотя в этот раз он уступил, но продолжал утверждать, что кормить ребёнка обязана сама мать.
Во то время как Соня после родов большей частью лежала в кровати, не в силах порой шевельнуть ни рукой, ни ногой, её сестра, семнадцатилетняя Татьяна, была полна жизни и энергии, страшно радуясь приезду графа Сергея Николаевича. Она то приседала на софу, то вдруг подбегала к окну, пытаясь сквозь пелену дождя что-нибудь рассмотреть, то садилась за клавикорды и готова была запеть. И тут же, спохватившись, вспоминала, что сестре нехорошо, и, сконфузившись, пыталась угомониться.
Вой дя в гостиную, граф Сергей Николаевич предложил Татьяне проехать верхом.
– Но там с утра льёт дождь не переставая, – посетовала Татьяна.
– Вас это пугает? Меня – нет, тем более что я заметил небольшой просвет, да и мы с вами проедем только до города и вернёмся, как говорится, просто проветримся.
– Я согласна.
– Тогда я распоряжусь, чтобы приготовили нам лошадей.
Как только она вышла на крыльцо, колыхнувший ветер залез за воротник, и Таню обдало холодом. Она вздрогнула, и у неё мелькнула мысль: «Может, отказаться от поездки?» Но следом вышел граф и, подставляя лицо ветру, воскликнул:
– Это вам, голубушка, не Алжир!
– Что-что, какой Алжир? – смотря на графа, с интересом спросила Татьяна.
– Страна такая в Африке есть, на Средиземном море. Между прочим, очень милое, цивилизованное местечко, всегда тёплое и цветущее, там даже во время дождя на улице находиться одно очарование. Вы согласны туда со мной поехать?
– С вами, Сергей Николаевич, хоть на край света. А вы там давно были?
– Нет, там моя сестра, графиня Мария Николаевна, с детьми жила, но и я к ним присоседился, красота! Обычно мы завтракали в одном кафе на берегу моря, рядом с мысом Песка. Каждая беседка обвита вьющимися растениями.
– А там гадов нет?
– Не встречал. В джунглях, может, есть, а у нас не было. Там всегда подавали прекрасный кофе и устрицы.
– А устрицы вкусные?
– На любителя, мне очень нравились. Так вот сидишь в беседке и любуешься блестящей поверхностью Средиземного моря, на берегу видны развалины древней арабской крепости. Если захочется поесть вкусной морской рыбки, то спустишься в местную деревушку, и тебе приготовят уху или другие рыбные деликатесы.
– Вы так сладко рассказываете, что мне прямо сейчас захотелось оказаться в вашем Алжире.
Она смотрела на него такими распахнутыми влюблёнными глазами, и он, несколько смутившись, помог ей сесть на коня, а сам мгновенно оказался в седле, и они спокойным шагом тронулись по дороге.
Тёща Любовь Александровна, расстроенная болезнью Сони и тем конфликтом, который произошёл с зятем из-за няни и кормилицы, а главное, его непоколебимым упрямством, не выдержала и написала жалобное письмо мужу. Заметив, что её младшая дочь Таня не на шутку увлеклась графом Сергеем Николаевичем, стала её предостерегать:
– Доченька, ты молода. Тебе в твоей жизни придётся ещё много бороться против соблазна – не попускай себя. Это попускание кладёт неизгладимые следы на душу и сердце.
– Мама, я всё понимаю и прошу вас не волноваться, всё будет хорошо!
В Ясной Татьяна жила в одной комнате с тётенькой Ёргольской, и та много рассказывала о детстве братьев, в частности Сергея. Она не скрывала того, что, уехав в Казань к тётеньке Полине, братья получили большую самостоятельность и Сергей увлёкся цыганщиной, отчего не может избавиться до сих пор. Татьяне очень захотелось съездить в Пирогово, где жил Сергей Николаевич.
Поездка в Пирогово
В один из летних дней из монастыря на несколько дней приехала тётенька Юшкова, и Ёргольская предложила ей и Тане навестить в Пирогово графиню Марию Николаевну. Хотя в последнее время Татьяна Александровна не любила никуда выезжать, но тут случай был исключительный. Графиня Мария некогда жила с детьми за границей, и тётенька, зная о неудачной любви, произошедшей в Швейцарии с её воспитанницей, очень захотела с ней увидеться. К крыльцу была подана четырёхместная карета, и они отправились в гости к графине Марии.
– А Сергея Николаевича мы увидим? – поинтересовалась Татьяна.
– Постараемся его оповестить, – заверила её Полина Ильинична.
Ёргольская, привыкшая всё переносить на себя, сейчас, с высоты своего возраста, наблюдая за увлечением юной Татьяны Берс графом Сергеем, осознавала и корила себя до глубины души за тот мелкий эгоизм и боязнь остаться одной, задумав тогда отдать юную девушку Машу за великовозрастного племянника. Вспомнила, как сестра Лиза первоначально отговаривала сестру не сватать своего «любезного» сынка Валерьяна за графиню Марию. К тому же если сейчас Татьяна Берс была серьёзно влюблена в Сергея, то Маша в те годы ещё не ведала этого чувства. «Почему же я оказалась такой каменной и толкнула Машеньку замуж?» – мучительно думала она. И вот жизнь Маши окончательно сломлена. Ёргольская знала, что, находясь в Швейцарии, Маша встретила и полюбила шведа Гектора де Клёна, но его родители не советовали ему жениться на ней. У Маши родилась от него дочь Елена. Теперь она вернулась домой одна.