– Его действия непредсказуемы, а мы должны расхлебывать последствия? Почему?
– Потому что нам за это платят, мой дорогой друг! В конце концов, не все так мрачно. Работая здесь, я встречал немало прекрасных молодых людей. Они убеждены, что участие в столь восхитительном приключении поможет им стать лучше, они верны спортивному духу и горят энтузиазмом.
– Да, есть такие…
– Слава богу, таких много! Но мы говорим об участниках. Энтузиазм – прекрасно. Однако ралли – это, прежде всего, огромные деньги. Мы превращаем добрую часть Африки в полигон для испытаний автомобилей, шин, масел – всего того, что связано с автомиром. Где еще найдешь такие условия… Нам платят, а мы обязаны поддерживать все это из года в год, потому что каждый год появляются новшества, требующие обкатки. Наша работа не всегда бывает чистой, но мне на это плевать. Важны результаты, и могу сказать, что эти результаты улучшаются из года в год.
– Ну что же, остается поверить, что в этом году судьба не повернется к нам задом по вине безумца-фашиста! Заметь, я не сказал – туарега. Пожалуй, я на его стороне.
– Безумец обычно бывает безобидным, а этот говнюк Милошевич, похоже, нет. – Клос налил себе воды, сделал большой глоток и продолжил: – Я тут Фаусетту докладную написал… Попросил его, чтобы он не дал Милошевичу сняться с ралли и исчезнуть. И в идеале все-таки надо сделать так, чтобы Милошевич, случайно или нет, столкнулся с этим Гаселем Сайяхом.
– Ты с ума сошел?! Знаешь же, чем это кончится!
– А что? Разве это не было бы отличным решением? Мы бы их свели, и пусть решают проблемы, как им заблагорассудится… Позавчера один мотоциклист потерял ногу в аварии… Никому не покажется странным, если в другой аварии кто-то потеряет руку. Всего лишь пунктик в статистике: погибших столько-то, пропавших столько-то, получивших ранения столько-то…
– Твой цинизм временами меня шокирует.
– Для меня это комплимент. Циник говорит вслух, о чем другие думают, но не решаются сказать.
– Тут ты прав, – улыбнулся египтянин.
– Ну вот видишь. Циниками не рождаются – это, если хочешь, антидот. Мне приходилось быть свидетелем многих автомобильных аварий, и меня всегда ужасала непринужденность, с какой медэксперт может курить, копошась во внутренностях мальчишки, который еще несколько часов назад пел и смеялся. Если бы я все принимал близко к сердцу, я бы уже давно сдулся. Но я, да, стал циником. Я работаю на то, чтобы все шестеренки нашего ралли крутились безотказно, и тут не до эмоций. Я убежден, что, если где-то допустить сбой, потом трудно будет все снова наладить.
– Тогда следи за тем, чтобы никто не подсыпал песку в мотор, песка здесь с избытком…
Гасель Сайях не испытывал страха, однако ощутил неприятное чувство пустоты в желудке. Короткое время полета показалось ему нескончаемым.
Нене Дюпре летел, как мог, низко – хотел потоком воздуха разметать песок со следами каравана, – отчего легкий вертолет болтало сильнее обычного.
Когда они наконец приземлились, он с улыбкой спросил у своего пассажира:
– Ну как?
– Слишком шумно.
– И это все?
– Не все, однако главное… – Судя по голосу, туарег улыбнулся. – Если хочешь подробностей, там, наверху, свежо, и пустыня выглядит несколько иначе.
– Тебе это не показалось удивительным?
– Ну, в некотором роде…
Было заметно, что Гасель предпочитает свернуть тему.
Они приступили к изнурительной разгрузке вертолета; груз переносили в тень одного из скальных выступов.
Закончив работу, присели рядом с канистрами и ящиками, открыли по банке «швепса» и разделили между собой пачку галет.
Туарег глазами показал на вертолет:
– Тебе пора возвращаться. Время бежит. Это у меня ничего не меняется.
– По-моему, будет лучше, если я подожду тебя и доставлю обратно к колодцу.
Гасель качнул головой:
– Нет. Мне надо забрать верблюдов. Но я не дурак, пойду в обход, чтобы не оставить следов.
– Все равно это безумие.
Через несколько минут они попрощались. Проводив глазами грохочущий вертолет, Гасель взвалил на плечи тяжелую канистру с водой и зашагал к пещере.
Спустя час вдалеке показалась массивная фигура Сулеймана, и вскоре они уже крепко обнимались. Сулейман настолько хорошо замаскировал вход в пещеру, что даже Гасель не сразу заметил его.
– Отлично, брат, – похвалил он, улыбнувшись. – Можно пройти в метре и не заметить. Но вот верблюды, которые пасутся в расщелине, нас выдают. Завтра я их уведу.
В пещере было прохладно, особенно после пекла снаружи. Темноту разгонял маленький костерок. Лейла и Аиша обрадовались появлению Гаселя. После расспросов о том, откуда появилась вода, Лейла озабоченно произнесла:
– Заложники ничего нам не сделали плохого, и получается несправедливо, что мы держим их со связанными руками. Они это очень плохо переносят…
– Но мы не можем их развязать, – нахмурился Гасель.
– Сынок, они страдают от жажды, они голодны и сильно подавлены. Европейцы не приспособлены к пустыне.
– Но, если мы их развяжем, они попытаются на нас напасть. Их шестеро, силы неравны.
– Да, я об этом думала, – призналась мать.
– Оставим как есть. Участвуя в гонках, они глотают пыль в тесном автомобиле. Уж как-нибудь проведут несколько дней со связанными руками, если хотят жить.
– Ты прав, брат, – поддержал его Сулейман. – Уж пусть лучше сдерут кожу на запястьях, чем получат пулю.
Гасель направился в угол пещеры, где сидели заложники. Опустился на корточки перед ними и обвел взглядом каждого. Затем ровным голосом произнес:
– Организаторы ралли позаботились о вас. Они перебросили воду, провиант, теплую одежду и медикаменты. Так что, надеюсь, вы будете чувствовать себя лучше.
– Да уж, лучше – со связанными руками, – усмехнулся лысый мужчина с густой бородой, по возрасту самый старший. – Мы даже естественные потребности не можем удовлетворить. Мы что, должны оправляться в штаны?
Гасель на несколько мгновений задумался, потом кивнул:
– Хорошо. Каждый час мы будем развязывать одного, чтобы размялся. Но если кому-то взбредет в голову убежать, перережем горло. – Свои слова он сопроводил соответствующим жестом. – А чтоб другим было неповадно, напарника тоже прикончим. По-моему, будет справедливо.
Все шестеро переглянулись, и лысый кивнул:
– Согласны.
– Рад слышать. Верю, что при разумном сотрудничестве с вашим оргкомитетом мы очень скоро достигнем соглашения относительно сроков освобождения.
– И что за соглашение?
– То, которое удовлетворило бы как вас, так и нас.
– Какую сумму вы имеете в виду?
Гасель строго посмотрел на юнца, задавшего вопрос.
– Я не о деньгах, что бы вы ни думали. Деньги здесь не котируются. – Он вздохнул, и полоска ткани, прикрывавшая его лицо, едва заметно шелохнулась. – Пока вы и организаторы гонок этого не поймете, мы ни к чему не придем.
– Но чего вы тогда добиваетесь?
– Справедливости. А справедливость и деньги – словно масло и вода: никогда не могут быть смешаны.
– А можно узнать, как долго будет обговариваться наше освобождение? – поинтересовался бородач.
– Разумеется, – спокойно ответил Гасель. – Я отпущу вас, как только мне доставят того, кто отравил колодец.
– И что вы с ним сделаете?
– Применю закон.
– Перережете горло?
– Нет. За то, что он совершил, к смерти не приговаривают. Всего лишь к бичеванию и отсечению руки.
– Руки?.. – ужаснулся бородач. – То есть как только его выдадут вам, вы отрубите ему руку?
Гасель кивнул:
– Да. Ту самую, которая держала оружие, направляя его на человека, готового проявить гостеприимство. Так гласит закон.
– Да снизойдет к нам Господь! А он об этом знает?
– Если нет, то скоро узнает.
– Вы хоть представляете, что сделает любой благоразумный человек, узнав, что ему хотят отрубить руку?
– Попробует убежать, предполагаю.
– Совершенно верно! А в таком случае… кто его будет искать и как его сюда доставят?
– Не имею ни малейшего представления! – пожал плечами Гасель. – Не я это начал, и проблема не моя.
Несколькими часами позже, сидя у входа в пещеру и любуясь луной, освещавшей тревожный пейзаж, Аиша спросила брата:
– Послушай, а ты не думаешь, что, если ты добьешься своего, могут возникнуть проблемы?
Гасель ответил не сразу, а когда ответил, в голосе была неприкрытая злость:
– Нет, не думаю.
Аиша взяла его за руку:
– Пожалуйста, не обманывай меня. Почему ты так упорно настаиваешь на всем этом?
– Потому, что не всегда следует что-то делать, просчитывая все варианты. Наш отец преподнес нам наилучший пример того, что существуют обстоятельства, в которых настоящий туарег должен вступать в бой, зная, что может проиграть.
– И это стоило ему жизни. Все могло бы быть по-другому, если бы в тот проклятый день он не стал ввязываться в неравную и бесполезную войну.
– Он бы остался жив, но вскоре все равно бы умер от стыда и тоски. Ты прекрасно знаешь, что для туарегов важно, как умереть, а до этого не просто жить, а как жить.
– Наш образ жизни унизителен по сравнению с внешним миром. Там все живут в роскоши…
– Ты ошибаешься, малышка. – Гасель погладил сестру по длинным черным волосам. – Быть бедным не унизительно. Очень много бедных живут достойно и по справедливости. А образ жизни богачей часто бывает скотским.
– Хотелось бы, чтобы твои слова послужили мне утешением, однако утешение слабое. – Аиша вздохнула. – Мне жалко мать, иногда кажется, что ее силы на исходе.
– Да, меня это тоже волнует, – признался Гасель. – И за эти дни я пришел к выводу, что, возможно, было бы разумным вернуться на север, где у нас еще должны оставаться родственники. Они-то помнят, что наша мама была женой героя.
– Вернуться на север? Ну нет! Сам подумай, что нас там ждет…
Гасель промолчал. Аиша права. Дальней родне они не нужны. Сидеть у кого-то на шее неприемлемо, и все может закончиться тем, что мать и сестра превратятся в служанок. Аише нужен мужчина, но вряд ли она встретит на севере свою судьбу – скорее всего, попадет в грязные лапы какого-нибудь торговца, которому глубоко наплевать, кем был ее отец. Это прежде имохаги были грозными хозяевами пустыни, а сейчас они превратились в изгоев без родины и без надежды. Многие потянулись в города, а те, кто остался, часто враждовали между собой по пустяшным, надуманным причинам. Цивилизация в ее худшем варианте, когда каждый хочет урвать для себя кусок потолще, добралась и сюда. Героический пример их отца был последним содроганием.