в будущем, тоже может возникнуть что угодно, но мы в накладе не останемся.
Австриец пожал плечами и направился к выходу. На пороге он оглянулся и сказал:
– Вы оставили за скобками тему заложников. Так вот, хочу предупредить, если хоть один из них умрет, я расскажу их близким, что произошло. И предстану в качестве свидетеля, если они решат подать в суд на вас.
– Ах, как страшно! – засмеялся Фаусетт.
– Напрасно вы бравируете. Отец одного из заложников не последний человек в Италии. Если его сын умрет, ваша жизнь будет стоить меньше вот этой гаванской сигары. Уж я постараюсь объяснить безутешному родителю, кто является прямым виновником смерти. Вы уже никогда не сможете спать спокойно. – Он подмигнул англичанину и завершил: – На войне как на войне, и еще посмотрим, кто проиграет.
Выйдя из палатки, Шольц направился к вертолету Нене Дюпре. Пилот был полностью поглощен работой – менял воздушные фильтры двигателя.
– Я ухожу! – произнес австриец вместо приветствия.
– Куда?
– Не куда, а вообще. Твоему другу Фаусетту удалось добиться, чтобы я остался без работы.
– Фаусетт не мой друг, – напомнил ему Дюпре. – С таким и черт не будет дружить. А что, собственно, произошло?
Выслушав австрийца, он озадаченно посмотрел на него:
– Ты что, осмелился угрожать ему? У тебя крыша не поехала от жары? Фаусетт – страшный человек.
– Да брось, что он может мне сделать?
– Он – ничего. Но вот Механик – что угодно.
– Механик? – удивился репортер. – А кто такой Механик?
– Бруно Серафиан, бывший наемник. Он полжизни провел в Африке. Ходят слухи, что на нем до фигища трупов. Работает он не один, у него целая бригада. Короче, этот Механик очень опасный человек.
– Ты думаешь, что Фаусетт попросит его расправиться со мной?
– Именно так я и думаю. Хватит одного его слова, чтобы ты попал в аварию со смертельным исходом, или, не знаю, ядовитую змею тебе подсунут. – Нене открыл свой маленький холодильник и протянул Шольцу банку с пивом. – На, попей пока. У меня такое впечатление, что ты не совсем понимаешь, какие у них возможности и насколько развязаны руки. Мы же почти каждый день меняем страны, и во всех этих странах процветает коррупция. Мы не в Париже и не в Вене, где достаточно набрать номер телефона, чтобы тебе на помощь тут же примчалась полиция. Здесь полиция если и приползет, то для того, чтобы арестовать тебя.
– Пытаешься меня напугать? Ну что же, тебе это удалось.
– Нет, – с улыбкой возразил Нене, – не пытаюсь. Или, возможно, да. Наверное, будет лучше, если ты навалишь себе под ноги от страха и как можно скорее уберешься отсюда.
– А у меня такой возможности нет. Я всегда был зависим от организаторов, и они предоставляли мне транспорт.
– Не надоедай, а!
Он допил свое пиво, швырнул банку в коробку и молча стал наблюдать, как только что приземлившийся «Ан» подруливает к месту, где выстроилась длинная очередь автомобилей. Затем, понизив голос, хотя поблизости никого не было, сказал:
– По-любому тебе нужно убраться отсюда как можно раньше. Где твои вещи?
– В палатке.
– Сколько тебе нужно времени, чтобы собрать их?
– Да нисколько. У меня нет ничего такого, что нужно собирать. Камера, планшет и документы у меня всегда с собой. А без грязных носков я обойдусь.
– Ну ты даешь! – фыркнул пилот. – Ладно, хотел лететь к туарегу, но будет лучше вытащить тебя отсюда… – Он кивнул в сторону самолета. – Иди туда, затеряйся среди людей, а через полчаса возвращайся и залезай в вертолет через заднюю дверь. Спрячься под сиденьем. Я пока схожу в душ и буду делать вид, что знать ничего не знаю. Но сразу говорю, если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что тебя кто-то видел, рисковать не буду. Не хочу никаких терок с Фаусеттом, а тем более с Механиком.
– Буду осторожен.
– Кто бы сомневался. О господи, какого хрена я это делаю!
– Предполагаю, потому что ты человек порядочный.
– И какая мне от этого польза? Вот уже второй десяток лет я рискую грохнуться на этом чайнике посреди пустыни и стать обедом для гиен. У меня до сих пор даже нет собственного дома. Будь проклята моя судьба! Ладно, иди, пока я не передумал.
Когда Шольц отошел на несколько шагов, Нене хриплым голосом крикнул ему в спину:
– Эй!.. Проползи под грузовиками, если что. Твоя задача сбить со следа тех, кто может за тобой следить.
– Не беспокойся! Иди в душ.
Гансу Шольцу не понадобилось прятаться и заметать следы – никто в его сторону даже не посмотрел, и спустя полчаса они уже летели над песками.
– Спасибо, что помог! – Репортер сжал плечо Дюпре.
– Буду надеяться, что не раскаюсь.
– Я тоже… Слушай, может, окажешь мне последнюю услугу?
– Какую еще?
– Отвези меня к туарегу.
– Даже не проси!
– Пожалуйста!
– Сказал же, нет.
– Но почему?
– Он мне поставил условие, чтобы я был один, и я не хочу подвергать опасности жизнь людей из-за твоего каприза взять интервью, которое все равно не опубликуют.
– Есть другие газеты.
– Сомневаюсь, что найдется хоть одна газета, которая будет враждовать с Алексом Фаусеттом. Самое лучшее, что ты можешь сделать, так это убраться подальше и переждать, пока Фаусетт забудет о тебе. Я его знаю много лет, он не позволит, чтобы кто-то рыл под его доходное дело.
– Ты вроде вчера говорил, что завязываешь с этой работой.
– То, что завязываю, не значит, что я собираюсь с кем-то воевать. Тут много хороших людей. Не все же, как Алекс Фаусетт. Например, Ив Клос – человек замечательный.
– Тогда почему он ничего не делает?
– А что он должен делать? – недовольно спросил Нене. – Передать Марка Милошевича туарегам, чтобы те высекли его и отрубили руку? Самое плохое в этом клубке, что не существует никакого решения, которое удовлетворило бы все стороны. Это тот случай, когда все в чем-то правы, но ни у кого нет здравого смысла. Я трое суток провел без сна, ворочался, ворочался, но так и не нашел выхода.
– Я мог бы попробовать поговорить с этим туарегом и убедить его все взвесить и пересмотреть решение. В конце концов, я человек нейтральный.
– Ты не являешься нейтральным человеком, и у него нет ни малейшего желания передумывать. Этот туарег верен своим законам, которые передавались из поколения в поколение. Мы живем в мире, который постоянно меняется, а мир туарегов незыблем.
– И какой из них лучше?
– Ни тот и ни другой. Идеальным был бы мир, где меняются технологии, а высокие моральные ценности остаются прежними. Но это чистая утопия! – Нене Дюпре сделал паузу, потом добавил: – Единственное, что я могу сделать, так это высадить тебя на некотором расстоянии от колодца и спросить туарега, захочет ли он поговорить с тобой.
– Мне это кажется неплохой идеей.
– Но рискуешь ты серьезно.
– То есть?..
– А то, если я по какой-то причине не вернусь или вернусь, но не найду тебя, ты останешься один посреди пустыни, что будет означать верную смерть.
– Да уж….
– Выбор за тобой, и принять решение ты должен быстро. А сейчас смотри – это последнее обитаемое место в этой дыре.
Впереди были кучка глиняных хижин и с полдесятка покрытых пылью пальм.
Австриец присвистнул:
– Не бог весть что!
– А тут кругом – не бог весть что. Хочешь, высажу тебя здесь?
– Мечтаю! Как я потом вернусь в цивилизацию?
– А это твоя проблема, не моя. По крайней мере, тут безопаснее, чем в палаточном городке. Через эту деревню обычно проходят караваны с солью, направляющиеся на юг. За сотню, а то и меньше, тебя доставят в какое-нибудь мало-мальски цивилизованное место.
– Прекрасная перспектива!
– Как раз для тебя. Кто тебя заставлял лезть в не свое дело?
– Никто, но я, прежде всего, журналист. А когда журналист видит что-то такое, о чем должны знать все, его обязанность – рассказать об этом.
– Ага, расскажи! Расскажи! Ну что, высаживаю? Твоему вдохновению тут ничто не помешает. Потом тебе придется провести три дня на спине верблюда под солнцем, плавящим камни. – Нене искоса посмотрел на австрийца и с нескрываемой издевкой сказал: – Вдобавок ко всему твою писанину никто не будет публиковать.
– Кто-нибудь да опубликует, будь уверен.
– Давай, давай, решайся: или здесь позагораешь, или чуть подальше, но там велик риск умереть от жажды в полном одиночестве.
– Слушай, ты серьезно?
Нене покачал головой:
– А ты намного глупее, чем кажешься… Тебе не приходила мысль в башку, что я могу оказаться в сговоре с Фаусеттом? Выброшу тебя в таком месте, где никто не сможет найти…
– Да, приходила, – признался журналист. – Это было первое, о чем я подумал…
– И?..
– Ты не похож на убийцу.
– А на кого похожи убийцы?! – с неожиданной злостью спросил француз. – У них прямо на лице написано, что они собираются убить человека? Такое только в кино бывает, да и то в старом. Как только злодей появится на экране, сразу знаешь, что он собирается задушить девушку… Ладно, закрыли тему.
Дальше летели в молчании. Шольца завораживал пейзаж внизу. Огромные дюны сменились каменистой равниной, потом на горизонте возникли зубчатые очертания небольшой горной гряды. Нене Дюпре отклонился к юго-западу и через несколько минут показал на темную точку километрах примерно в десяти.
– Там колодец, – сказал он. – А ты останешься здесь.
Они начали снижаться. Колодец, пальмы рядом с ним и далекие горы исчезли из виду, и австриец забеспокоился. До него дошло, что он останется посреди раскаленной солнцем пустыни, где даже глазу не за что зацепиться.
– О боже!.. – невольно воскликнул он.
– Всегда ненавидел произносить это: «Я тебя предупреждал», – усмехнулся Нене Дюпре. – Однако предупреждал я тебя серьезно.
Он вытащил из вертолета небольшой рюкзак, к которому была привязана фляга с водой.
– С этим ты можешь продержаться пару дней. Если я завтра утром не вернусь, держи направление на заход солнца и часа через два или три доберешься до колодца.