Я заглянул в его веселые глаза цвета темного золота, и все сразу встало на свои места. Вот как, оказывается, развлекается Кегги Клегги в Вечном Сне. Всегда знал, что она – отличная девчонка. Хотя даже не подозревал, до какой степени.
Но это открытие, хвала Магистрам, не затмило мой разум настолько, чтобы забыть о проверке. По всему выходило, она – самая настоящая. Вернее, он. Но какая разница, кем человек кажется во сне. Тем более в собственном. Да еще и Вечном.
Пока я проверял и раздумывал, язык мой болтал без остановки. За что ему, конечно, большое спасибо. Разговоры в сновидении всегда помогают мне собраться. Видимо, потому, что разговаривать я учился наяву, причем в сравнительно позднем возрасте, и всякий раз, когда берусь за это дело, становлюсь собой, насколько это вообще возможно.
— Если тебе нужен помощник, имей в виду, я закончил Высокую Корабельную Школу. Правда не с отличием. Но только потому, что слишком уж люблю море. Как вдохну этот запах, башка от счастья совсем отключается. И как в таких условиях экзамены сдавать? Но я все равно справился. Вполне могу тебе пригодиться.
— В голову не приходило, что мне может понадобиться помощник, — задумчиво сказал капитан. – Но, получается, нужен? Если уж ты здесь.
Мне была понятна и близка эта логика избалованного сновидца, уже привыкшего к тому, что сновидения подчиняются его воле, но еще не научившегося отслеживать собственные желания, а потому регулярно удивляющегося их немедленному осуществлению – как? Что это? Откуда взялось? Выходит, именно этого я и хотел? Ну ладно, тогда ура.
Сам так порой рассуждаю, причем даже наяву. Хотя этому меня совершенно точно никто не учил, даже мама.
— На самом деле тебе не нужен помощник, — сказал я. – И по мне ты не скучаешь, даже не вспоминаешь никогда. Да и с чего бы? Мы не были друзьями. Штука в том, что ты скучаешь по прадеду, который не может сюда прийти. В такие глубокие сновидения призракам ход заказан. Поэтому Эши прислал сюда меня.
— Что?! – Капитан нахмурился и отступил на несколько шагов, будто опасался, что я могу его покусать. – Ты говоришь ерунду. Моего прадеда звали Хьярма Дикий Лис, он погиб в сражении шестьдесят с лишним лет назад, но перед этим успел научить меня правилам Морской Охоты, наиважнейшее из которых гласит: «Капитан ни о ком не скучает, пока стоит на палубе своего корабля».
— Хорошее правило, — улыбнулся я. – Сам иногда жалел, что не родился укумбийцем.
Капитан ухмыльнулся, довольный моей похвалой. И тогда я, не меняя интонации, принялся читать стишок Эши Харабагуда:
Кегги Клегги, день и ночь,
чей ты сын и чья ты дочь?
Кегги Клегги, свет и тьма,
между ними — ты сама.
Слышали бы вы, как он взвыл.
Сэр Мелифаро, чья счастливая в целом судьба несколько омрачена тем обстоятельством, что в число его служебных обязанностей входит истребление сортирных демонов, регулярно устраивающих нашествия на дома жителей Ехо, несколько раз брал меня на охоту. Не то чтобы ему требовалась моя помощь, просто мне было интересно поглядеть, а ему – веселее в компании. Сортирные демоны, как я понял из его объяснений, питаются человеческим страхом, поэтому и нападают на людей именно в туалетах, где мы обычно чувствуем себя в полной безопасности, не ждем подвоха и, в случае чего, пугаемся гораздо сильнее, чем в иной обстановке. В арсенале этих удивительных существ есть множество способов напугать беззащитного человека, и в их число входит ужасающий рев. Я слышал его всего один раз, издалека, и вряд ли когда-нибудь забуду.
Так вот, капитан орал так, словно прошел полный курс обучения у сортирных демонов и был лучшим в своем выпуске. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять составлявшие вопль слова и осознать их смысл.
— НЕ СМЕЙ! ЭТО ИМЯ! НИКОГДА! НЕ НАЗЫВАЙ! – рычал он.
А потом схватился за саблю.
Я, честно говоря, совершенно растерялся. Совсем не так я представлял нашу встречу. И не ждал подобных трудностей.
Думал, главной моей проблемой будет вспомнить, кто я такой, где нахожусь и зачем. А потом найти способ добраться до Кегги Клегги. Эши Харабагуд, конечно, говорил, что любые желания сновидца в Вечном Сне немедленно исполняются, но я бы совсем не удивился, окажись, что это не всегда так. Однако мне в голову не приходило, что придется силой заставлять маленькую леди слушать прадедушкин стишок. Был уверен, она обрадуется.
Тем временем Кегги Клегги, которая в настоящий момент предпочитала быть капитаном укумбийской шикки, явно собиралась продемонстрировать мне свои навыки обращения с холодным оружием. Я заранее не сомневался, что саблей капитан владеет в совершенстве. Если уж можешь сам выбирать, кем тебе быть, вряд ли захочешь становиться бестолковым тюфяком, не способным справиться с собственным оружием.
А ведь я, дурак, мог явиться к ней в виде Дрохмора Модиллаха или еще какого-нибудь героя древности. Вызвать на бой, победить, обезоружить, связать по рукам и ногам и тогда уж читать стихи. А теперь уже поздно что-то менять, Эши Харабагуд говорил, что чтение стишка нельзя прекращать. Как всякое могущественное заклинание, прерванное на середине, он мог устроить веселую жизнь – причем не столько мне, сколько Кегги Клегги, которая была объектом его воздействия. Например, проснется – а значит, и проявится наяву – лишь отчасти, только голова или, скажем, левая половина тела. И как в таком виде жить? Ох, даже думать об этом не хочу!
Штука не в том, что мне угрожала настоящая физическая опасность. Тут как раз можно было не слишком беспокоиться. Но храброму капитану вполне могло присниться, что он меня убил или обратил в бегство. Все-таки эта шикка, и море, и острая укумбийская сабля – сновидение Кегги Клегги, она тут хозяйка, как решит, так и будет. И как тогда, скажите на милость, дочитать этот грешный стишок?
Но я, надо признать, молодец – иногда, если припереть меня к стенке. Пока глупая голова в панике обдумывала все вышесказанное и лихорадочно соображала, что делать, я просто сиганул в море. И оттуда продолжил орать:
Кегги Клегги, сон и смех
лучше всех иных потех.
Кегги Клегги, звон и гром,
кто твой ветер, где твой дом?
Всякий раз, когда я произносил имя Кегги Клегги, золотоглазый капитан коротко взревывал от ярости. А на словах «где твой дом?» прыгнул следом за мной.
И не просто прыгнул. Я хорошо знаю этот знаменитый укумбийский прием – прыжок за борт с саблей наголо. Ну, то есть как знаю – из книг и чужих рассказов. Своими глазами до сих пор ни разу не видел. Говорят, в финале прыжка умелый воин может снести две-три вражеские головы одновременно. А уж одну – вообще не вопрос. Чаще всего этот прием применяют против нашего брата угуландского колдуна, который, внезапно оказавшись в неприятной мокрой воде, очень обижается на всех присутствующих и в связи с этим вспоминает несколько дюжин остроумных заклинаний, помогающих не только продырявить вражеский корабль, но и наградить всю его команду хроническим насморком на вечные времена. И их потомков до двенадцатого колена за компанию.
Чтобы спасти свою голову от стремительно приближающейся сабли, всего-то и надо – быстренько нырнуть поглубже. Но заклинание в такой ситуации, конечно, не дочитаешь. В этом, собственно, и состоит смысл атаки.
И что мне было делать?
Вот и я не знал. Если бы хоть на секунду задумался, все бы пропало.
Но я не задумывался. Потому что пока произносил строчку про ветер, вспомнил, какую выволочку устроил мне во сне сэр Джуффин Халли — или все-таки его двойник? Не важно. Важно, что он сердито спрашивал: «Почему ты не поговорил с ветрами?» И это означало, что...
Что ветры могут говорить?
По крайней мере некоторые; по крайней мере во сне. Но я и был сейчас именно во сне, сновидцем и одновременно снящимся, непрошеным гостем в сновидении Кегги Клегги и полновластным хозяином собственного. Значит, если бы я стал ветром, я бы смог продолжать говорить, почему нет.
И я им стал.
Быть ветром – это, оказывается, самое прекрасное, что может случиться с живым существом. Каждое мгновение жизни ветра – наслаждение настолько острое, что ни один человек долго не выдержал бы. Но в том и штука, что, когда становишься ветром, человеком быть перестаешь. И вопрос насчет «выдержал» просто не ставится. Чего тут «выдерживать», когда немыслимое наслаждение – это просто твоя жизнь. Норма. Всегда так было и будет теперь – всегда.
Хвала Магистрам, из меня получился очень ответственный ветер. И прежде, чем умчаться прочь, заливаясь счастливым хохотом, который для человеческого уха звучит как свист, он добросовестно дочитал стишок:
Кегги Клегги, не зевай,
убегай и улетай
сразу в тридцать семь сторон.
Кегги Клегги, это сон!
И тогда все исчезло – море, небо, корабль и золотоглазый капитан с саблей, видевший их во сне. А я остался. Похоже, у меня все получилось и Кегги Клегги проснулась сейчас где-то в Тубурских горах, так немыслимо далеко от меня, что можно сказать нигде, никогда. Но мне было плевать.
Я думал, ощущал, понимал – даже не знаю, какое определение будет более точным. Может быть, «осознавал»? Значит, осознавал всем своим невесомым, звонким, бесконечным, прохладным телом, что наконец-то действительно проснулся и стал собой, а вся эта дурацкая каша в голове: «Я — нюхач Нумминорих Кута из Ехо» — дурной предрассветный сон; долгий штиль никому не на пользу, больше я так не попадусь.
«Даже если это – не моя настоящая жизнь, а очередное сновидение, пусть все остается как есть, — думал я, взмывая к изумрудно-зеленому небу, которое появилось, повинуясь моей потребности к нему лететь. – Если это ловушка, я согласен в нее угодить. Если мне суждено погибнуть – да будет так. Зато теперь я – это я. И весь мир – мой. А сейчас я увижу море. Пусть оно будет оранжевым, как небо над Капуттой, всегда мечтал такое увидеть – хотя бы во сне».