остранство, раскрылись цветки диких гвоздик. Темно-синие и зеленые изразцы над окнами сложились в картину пенного моря, успокающегося после шторма. На фоне синего неба дом неуловимо исчезал, сливаясь с ним. Только зная, куда смотреть, можно было увидеть новые стены.
Арсений потрогал среднюю колонну пальцем, ощущая ее прохладу, и вздохнул: без лифтовой кабины попасть в дом казалось затруднительным. А спиральная лестница, которую Арсений всё же заложил в одной из несущих труб, выглядела хрупким хрустальным мостиком через бездонную пропасть провала.
Справились все.
Почему-то Сергей был уверен, что так и будет.
Что необычного в том, когда твои ожидания оправдываются? Да, есть удовлетворение от работы. Ты доволен. Но почему человек больше радуется неожиданному? Когда приходит то, чего не ждешь. На что не рассчитывал. Что даже не предполагал получить. Вот тогда ты победитель. Ты — на коне. Все вокруг должны славословить и превозносить тебя.
С ожидаемым не так. Ты старался, делал, получил результат. Хороший, правильный, нужный. Но в этом нет счастья. Это всего лишь работа. Ты сделал ее хорошо. Пора приступать к новой.
И какой она будет? Задавая банальные вопросы, получишь банальные ответы. Той же самой, что была до острова. Он будет строить, строить и строить. Каждый день, бесконечно. Устраивает ли его это? Да. Вот прямо сейчас пойдет и что-нибудь этакое построит. А личная жизнь? Ну, ее! Обойдется. Кому она нужна? Только отвлечения и неприятности, в конечном итоге. Только боль и никакой радости.
А, да, дом. Строить. Идти и строить. Вот нет личной жизни, а она всё равно отвлекает. Если б была, вообще бы ничего не успевал.
Сергей выключил экраны, которые показывали шесть новых домов и их создателей, и отправился погулять, захватив с собой зеленоватый камень.
Важно не место, а отношение к нему. Сейчас для Сергея всё было единым: лес ли, поле, степь, пустыня, болото… Да что угодно. Везде можно строить. Если умеешь. В своем умении Сергей не сомневался. Что сложного в строительстве? Опыт не отнимешь. Всё привычно: положить зурм на выбранное место, отойти в сторону, представить дом и немного подождать, пока он не вырастет. И дом наверняка будет таким, каким нужно в данной точке пространства и в данный момент времени. Всё знакомо и привычно. Буднично. Тривиально. Банально, в конце концов.
Ты спокоен, уверен в себе. Знаешь, что не ошибешься: это невозможно. Ничего не отвлекает. Для кого ты строишь? Какая разница! Для людей, всех сразу и каждого по отдельности. Не нужно персонифицировать — люди лишь в малом отличаются один от другого. Внешность, черты характера — разные, а суть — одна. Всё сводится к примитивной биологической цели: выжить. Для некоторых — выжить любой ценой, за счет других. И он — не исключение. Он тоже хочет выжить. Для этого надо делать то, что от тебя хотят и ждут. А именно — строить.
Сергей положил зурм, присел на поваленный ствол и закрыл глаза, представляя будущий дом. Ничего особенного: такой он уже строил. Почему бы не повторить удачный опыт? Минимум изменений под конкретную местность и, соответственно, минимум усилий. Сейчас, сейчас… Настроиться, вспомнить о хорошем, ощутить камень, представить его частью себя и растить.
Можно даже не открывать глаз — всё получится и так. Рутина, ничего нового. Сделал и пошел. Вот — стены, вот — перекрытия, вот — окна, двери, крыша, крыльца. Вот — дом.
Сергей открыл глаза.
На подстилке из прелых листьев, сквозь которую пробиваются тонкие проростки бамбука рядом с мощными желтыми стволами; на которую падают увядшие лепестки тигровых орхидей; там, где ползут колонны крупных блестящих муравьев; где кружит в хищном танце огненная сколопендра; где жизнь превращается в смерть, а смерть воссоздается жизнью, замыкая бесконечную спираль в круг…
Лежал зеленоватый камень с прилипшими травинками.
Не было дома.
Ничего не было.
Можно долго смотреть на камень, ничего не понимая. Можно даже потрогать его, ощутить под пальцами гладкую, в незначительных выщерблинках, поверхность. Нет, всё правильно. Это — зурм. Но почему — он? Это непонятно. Невозможно ему быть здесь, он уже должен стать домом. Хоть каким — кривым, кособоким, без окон и дверей, без внутренних перегородок, пустой мертвой коробкой, но он должен быть! Так не бывает!
И приходит знание — так есть.
Так будет. Теперь будет так.
Утрата необходимого, внутренней сущности, стержня, который меня держал всё это время. Он исчез, и я рассыпаюсь на мельчайшие осколки. Я прямо чувствую, как секунды и минуты пробивают во мне отверстия, от которых отходят тонкие трещины. Как трещины соединяются, и куски моей плоти летят вниз, превращаясь в песок. Я ничего не могу сделать, только наблюдать. Неужели только сейчас я понимаю — что для меня дело? Неужели, кроме этого, ничего у меня больше нет?! Да, это так. Нет, не было и не будет.
Испарилась огромная часть меня; улетела, исчезла, сгинула, не найдешь. Впору объявлять розыск: «исчезла душа, верните за вознаграждение». Не поймут. Кому нужна чужая душа? Даже если она принадлежала живому человеку?
Нет, это не часть меня. Это я сам. Я — исчез.
Хочется завыть, заплакать, биться головой в стену и чтобы боль… Но я чувствую — нельзя. Сейчас — нельзя.
Я всё расскажу им. Когда смогу. Неспешно. Тщательно обдумывая слова, с определенной интонацией. Никто ничего не заподозрит. День, два, руководство примет решение и меня здесь не будет. Вот тогда и настанет время плакать. Когда я буду один. Тогда можно будет жалеть себя, давиться слезами, ломать вещи, которых не жалко, и поносить всех, кто не оценил тебя.
Это тоже пройдет.
Потом станет всё равно. До такой степени, что насущные дела придется заставлять себя делать. А ведь придется. Сделать шаг, пойти, поговорить, растянуть губы в улыбке. С одним, с другим, с третьим. Потом привыкаешь. Отдаляешься. Начинаешь смотреть на себя со стороны. И не узнаешь себя.
Да, я в силах мыслить здраво, принимать решения, которые лично меня не касаются. Но всё равно не могу до конца осознать — что случилось. Пока я воспринимаю это умом, отстраненно. Наверно, еще надеюсь, что дар вернется. Почему нет? Не бывает чудес? Что разбил — не склеить? Не бывает… Не вернется.
Надо идти домой.
Ни к чему заставлять людей переживать за тебя. Твои проблемы — это твои проблемы. Никому не должно быть дела до тебя.
Иди. Вставай. Делай первый шаг, а потом все остальные. Ведь ты помнишь, что и как будешь делать.
Сергей сел за комп и нервно включил все рабочие программы. В рабочем пространстве высветились графики, схемы, планы, переплетаясь и высовываясь один из-за другого, стараясь попасться на глаза человеку. Каждый их них пытался оттеснить соседа, чтобы хозяин обратил внимание на него первого, отталкивал соперников линиями, зубцами, таблицами, распоряжениями и локтями. Мельтешил, подпрыгивал, крутился, беззвучно голосил, раскрывая виртуальный рот, подмигивал разноцветными огоньками. Не было сил приструнить эту безудержную пляску выпендрежного интерфейса. Всё это так и норовило выскочить из объемного экрана, окутать разноцветными полосами и удушить в ласковых объятиях интуитивно настроенных программ.
Даже прикрыв веки, Сергей не избавился от мельтешения линий перед глазами. Он ухватил кистевой манипулятор и наугад потыкал в развернутые кубики приложений, сворачивая их. Головокружение постепенно уходило. Можно было открыть глаза, тем более что в рабочем пространстве остался лишь один кубик — «служебная переписка». Спокойные прямые линии строчек. Ровные буквы. Деловито. То, что отрезвляет. Даже новые сообщения.
В графе расписания на сегодняшний день красной кляксой появилась запись о предстоящей встрече с представителем заказчика Смирновым Эдуардом Аркадьевичем. В пятнадцать часов. Приложенная трехмерка с его портретом изображала чуть полноватого крепыша в модном белом костюме и зеленом галстуке, намекающем на принадлежность к неформальным группам. Одутловатое лицо выражало благожелательность с долей упрямства в выпяченном подбородке.
До прибытия гостя оставалось не более десяти минут, и Сергей поспешно ткнул в панельку подтверждения указания. Место встречи с Эдуардом Аркадьевичем Сергей мог выбрать сам и предпочел никуда не ходить, а пригласить гостя к себе в кабинет, благо рабочий беспорядок на столе он разгреб еще с утра.
Ровно в двенадцать звякнул предупреждающий сигнал, и Смирнов вошел через гостеприимно открывшуюся дверь. Его внешний вид не отличался от присланного портрета и внушал доверие и симпатию. От такого человека не ждешь подвоха, ему доверяешь.
Эдуард Аркадьевич кивнул и сел напротив Сергея в гостевое кресло.
«Благодарить будет. От лица компании, — спрогнозировал Сергей. — И что-то предлагать. Не настроен на конфронтацию. Реакция не прогнозируется. Возможно неадекватное решение».
Смирнов, не дождавшись вопросов Сергея, повертел головой, осматривая кабинет, и спросил для начала:
— Как успехи?
— Нормально. Все прошли испытания. Завтра — окончательная доводка и закрепление результата. И можно выпускать специалистов.
— Мы в вас верили, Сергей Викторович, — Смирнов душевно улыбнулся, — каковы ваши дальнейшие планы?
— Собственно, никаких…
— Ну, да, я понимаю. Работа вами проделана исключительно огромная. Вам требуется отдых, смена обстановки, новые впечатления. С нашей стороны мы предоставим вам всё желаемое, в том числе, адекватное вознаграждение вашей работы. Надеюсь, двух месяцев вам хватит?
— Я как-то совсем не думал…
— Подумайте. Вам предстоит много дел после отдыха. Планы руководства ширятся.
Сергей отвердел лицом.
— Я собирался оставить строительство.
Смирнов не понял.
— Как это? В каком смысле?
— В прямом, — слова давались легко, словно Сергей говорил не о себе, а о постороннем незнакомом человеке. — Я больше не буду строить.
Эдуард Аркадьевич ошарашено помолчал, поморгал, вытянул губы вперед, втягивая воздух. Однако профессиональные навыки помогли справиться с растерянностью и даже выработать мало-мальски приемлемую линию поведения.