Перед Новым годом мы с Жанной полетели на несколько дней Южную Флориду. Купание в декабрьском, все еще теплом море и велосипедные прогулки в Нейплсе, огромные стаи птиц в национальном парке Эверглэйдс и музей Сальвадора Дали во флоридском Сент-Питерсберге прекрасно отвлекли от нервного завершения года. Мы возвращались домой в середине дня 30 декабря. Утром, за несколько минут до посадки в самолет, мне позвонил глава компании с чашками Петри. Он бодро сказал, что готовый письменный оффер для меня лежит на его столе и что он отправит его экспресс-доставкой прямо сейчас. Все вроде бы обретало определенность. Новый год должен был начаться с хороших новостей.
Мы приземлились в Бостоне, и всего лишь несколько часов спустя после нашего предыдущего разговора мне опять позвонил главный «чашечник». Без утреннего оптимизма в голосе, мямля и уклончиво, он сообщил: произошла некоторая заминка, и они пока не могут выслать предложение. Но ничего, вопрос должен разрешиться в течение нескольких дней, просто надо подождать.
Больше он не объявлялся. Второго января мне позвонил рекрутер и сказал, что с чашками Петри происходит что-то непонятное. Но зато другая компания – связанная с автоматизацией складов – приглашает меня на личное интервью, им очень понравилась заполненная мной анкета. Не хотел бы я съездить туда?
Я попал на собеседование в эту компанию уже через пару дней после разговора с рекрутером. На сей раз настрой был совершенно расслабленный, я даже не стал надевать костюм и брать с собой какие-либо материалы из моих прошлых достижений. Офис «складовиков» находился на задворках индустриального парка в Вубурне, у пересечения двух крупных хайвеев – 95-й дороги (кольцевой вокруг Бостона) и радиальной 93-й, уходящей на север. Найти нужную среди множества входных дверей индустриального парка было непросто. В результате я опоздал на десять минут, что обычно считается дурным тоном. Меня встретил Ларри Свит, начальник исследовательской лаборатории, – мужчина пенсионного возраста, двухметрового роста, с белыми, слегка растрепанными волосами. Он был похож на скандинава, но, как я узнал впоследствии, его недалекие предки были из Белоруссии. Мы проговорили чуть менее часа, очень приятно, без всяких формальных тестов и каверзных вопросов. Единственным, кто, помимо Ларри, находился в офисе, был китаец Ке Фу, на вид немного младше меня. Он получил PhD в области робототехники в канадском университете, но уже несколько лет работал в США, а конкретно здесь – около года, с момента основания этой крошечной лаборатории. С ним мы тоже легко нашли общий язык, и собеседование было необременительным. Тогда я еще не знал, что Ларри и Ке станут моими лучшими коллегами на многие годы вперед.
Уже на следующий день после собеседования рекрутер позвонил мне и сказал, что лаборатория готова сделать мне оффер. Предлагаемая заработная плата на десять тысяч долларов превышала ту, что могли платить в компании с чашками Петри, и к ней прилагался единовременный бонус еще в десять тысяч. Я, конечно, согласился. Чтобы получить эту работу с более привлекательными условиями, мне пришлось затратить раз в двадцать меньше усилий, чем ту, несостоявшуюся, с поиском микробов.
Еще через день я объявил начальнику, что ухожу. Он не выказал удивления: вероятно, подозревал, что я в некоторой степени страдаю от безделья и ищу что-то другое. И вот в последнюю неделю января 2010 г. я оказался на новом рабочем месте.
Нас было всего пять человек, включая руководителя Ларри. Лаборатория занимала три небольших офисных комнаты и довольно просторное рабочее помещение. Там стоял шестиосный промышленный робот, роллерный конвейер метра четыре длиной, токарный и фрезерный станки, столы и инструменты для работы с металлом или электроникой. На полу была раскидана пара сотен разнообразных коробок и упаковок с типичными для продовольственного склада продуктами, с которыми мы могли проделывать всякие эксперименты.
Для меня общая задача состояла в том, чтобы разработать схему измерения упаковок на разных этапах их перемещения в автоматизированной складской системе. В идеале это должен был быть бесконтактный способ, не требующий специальных остановок и подсистем, куда бы упаковки передвигались из их нормального потока. Желательно измерять их в момент, когда они просто движутся по конвейеру из одной точки в другую. В остальном у меня была практически полная свобода действий, с учетом разумной стоимости подобной системы. Это было интересно, и я с энтузиазмом приступил к работе.
Складская логистика к 2010 г. оставалась отраслью, менее других подверженной автоматизации. То, что вот уже больше сорока лет было рутиной в полупроводниковой и автомобильной промышленности, только начинало появляться в складском хозяйстве. Впрочем, логистика пережила очень плодотворную революцию еще раньше, в середине ХХ в. Тогда стали массово распространяться вилочные погрузчики (forklifts) – одно из важнейших изобретений этого периода, в значительной мере придавшее складам их сегодняшний вид. Чуть позже, в 1960-е гг., революции подверглась другая сторона логистики – морские перевозки: массовыми стали стандартизированные контейнеры, радикально преобразившие океанский транспорт. В это же время появились и супертанкеры для перевозки нефти, практически такие же, какими мы знаем их сегодня, и огромные корабли «роро» (roll-on/roll-off) – перевозчики автомобилей. Когда в 1987 г. пятикурсником физтеха я провел три с половиной месяца в научно-исследовательском рейсе в Индийском океане на корабле «Витязь» Института океанологии, именно автомобилевозы с грузом японских «тачек», а не танкеры и не военные корабли чаще остальных морских гигантов встречались в открытом океане. А над морем, в небе, реактивная авиация (в том числе грузовая) в 1960-е приобрела привычный нам сегодня вид.
Даже если бы 1960-е, начавшиеся с первого полета человека на орбиту и окончившиеся высадкой «Аполлона» на Луну, не были самыми славными годами космической эры, это десятилетие, возможно, стало зенитом технологического развития человечества. Революция в логистике, совершенная в 1960-е, дала толчок глобализации, начало которой обычно относят к 1970-м гг.
На рубеже нулевых и десятых глобализация уже заматерела и стала покрываться уродливыми коростами, но мы еще не знали об этом. А в логистике тем не менее вызревала новая революция – мобильных роботов, автоматического построения палет и (также автоматического) отбора заказов для электронной коммерции. Но об этом чуть позже.
Тогда же, в 1960-е, на пике индустриальной революции, был достигнут еще один максимум – в загрязнении окружающей среды, воды и воздуха. В крупнейших реках и озерах Америки невозможно было купаться. Смог покрывал хайвеи и целые города богатого «первого мира». В Японии появились автоматы, где за умеренную плату можно было подышать чистым воздухом. Отходы горнодобывающей промышленности делали миллионы квадратных километров земной поверхности почти непригодными для жизни. Общество массового потребления производило миллиарды тонн долгоживущего, зачастую токсичного мусора, наводняющего свалки размером с небольшие города.
Реформы, начавшиеся в 1970-е, значительно улучшили ситуацию. В немалой степени это произошло благодаря еще одной грандиозной инновации 1960-х – появлению интегральных схем и микропроцессоров и взрывному росту компьютерной индустрии. Распространение автоматических вычислений позволило оптимизировать многие операции в физическом мире, почти все производственные и даже многие бытовые процессы. Но эта же революция дала толчок принципиально новому виду загрязнений – цифровому мусору. Неэффективность машин и механизмов, значительно уменьшенная с 1960-х, не идет ни в какое сравнение с процентом потраченных впустую циклов микропроцессоров и компьютерных программ, где «мусор» нередко составляет более 90 % вычислений.
Технооптимисты в течение нескольких десятилетий восхищались законом Мура в действии – неуклонным экспоненциальным ростом числа транзисторов в микрочипах при повышении их тактовой частоты. Но вместе с увеличением мощности падала эффективность их использования. Прожорливый, разбухший софт быстро объедался возможностями нового поколения процессоров и, как безнадежный наркоман, требовал очередной дозы – их дальнейшего усиления. Огромный процент вычислений почти во всех компьютерах, мобильных телефонах и планшетах тратился на перекладывание данных туда-сюда, на многократные избыточные проверки целостности и совместимости цифровых блоков. Если бы данные были физическими предметами и можно было бы видеть их перемещения в компьютерной памяти, наблюдателю открылась бы странная картина. Посылки и коробки передвигают с одного места на другое, затем на третье, на десятое, переупаковывают в новые обертки, добавляют к ним различные гуделки и свистелки. Все это сортируют, затем сваливают в кучу и вновь раскидывают по самым разным уголкам. Большинство программистов не задумываются о затратности и избыточности написанного ими кода, часто отделенного от них слоями другого, такого же неряшливого и распухшего софта, и заполняют растущие возможности процессоров грудой новых лишних вычислений.
Но это еще не худшее проявление информационной революции по сравнению с цифровым мусором, захламляющим время, внимание и мозговые извилины людей, – это картинки, звуки, лайки и другие «кнопки» павловских рефлексов, сотнями триллионов производимые сегодня в мире.
Впрочем, тысячекратное увеличение объемов цифрового мусора по спирали эволюции привело и к новому наплыву мусора физического. Это не только миллиарды электронных плат и корпусов лэптопов, которые трудно утилизировать. Для скоплений мусора начали осваивать и новый фронтир – космос. В последние годы идет быстрый рост «созвездий» телекоммуникационных спутников, и самое известное из них – «Старлинк» Илона Маска – должно насчитывать более десяти тысяч летающих ретрансляторов. Сотни тонн новых космических объектов могут помочь геймерам на сотые доли секунды быстрее выстрелить в мультиплеерных играх, а трейдерам – выиграть доли цента на акцию на автоматизированных торговых площадках. Многие из спутников через несколько лет выйдут из строя и, возможно, даже будут уничтожены как военные объекты. В скором времени Землю будут окружать тысячи мертвых, летящих со скоростью 8 км/с кусков металла, пластмассы и керамики, то и дело сталкивающихся друг с другом, увеличивая число обломков со все более непредсказуемыми траекториями полета и угрожая дальнейшему освоению космоса.