лагает к моменту решительных операций переместить на Западный фронт т. Тухачевского, умело и решительно проведшего последние операции по разгрому армий генерала Деникина».
Против белополяков, начавших наступление на Советскую Россию 25 апреля 1920 года, действовали два фронта: Западный (командующий М. Н. Тухачевский, члены Военного Совета И. С. Уншлихт, А. П. Розенгольц, И. Т. Смилга) и Юго-Западный (командующий А. И. Егоров, члены Военного Совета И. В. Сталин, Р. И. Берзин, X. Г. Раковский).
Операцию Западного фронта Тухачевский начал 14 мая, имея примерно полуторное превосходство над поляками в численности войск и вооружении. Несмотря на это, польские войска обескуражили красного комфронта и его командармов рядом контрударов, а 31 мая перешли в контрнаступление. Тухачевский, как это неоднократно бывало на Восточном фронте, запросил подкреплений, и его просьбы были удовлетворены за счет успешно действовавшего в это время Юго-Западного фронта. Тем не менее, несмотря на усиление, войска Западного фронта к 8 июня были отброшены на исходные рубежи. «Причины неудачи майской операции, — говорится в ЭГВ, — недостаток сил и особенно резервов, отсутствие устойчивого управления войсками и слабая работа тыла…»
Тем временем Юго-Западный фронт, действуя против численно превосходящего противника, освободил Киев и нанес полякам тяжелое поражение, не перешедшее в разгром только потому, что польское командование смогло перебросить подкрепление с Западного фронта. «Особенностью Киевской операции, — пишет ЭГВ, — было то, что советские войска, уступая противнику в численности, сумели нанести ему поражение».
После провала майской операции Тухачевский получил подкрепление за счет других фронтов для нового наступления. И 4 июля 1920 года Западный фронт, имея значительный перевес в силах, начал июльскую операцию, в ходе которой белополяки были выбиты из Минска и Вильны, была освобождена значительная часть Белоруссии и созданы условия для вторжения в Польшу. Быстрое продвижение создало у Тухачевского и Военного Совета Западного фронта иллюзию полной деморализации противника, и они не уставали доносить Реввоенсовету Республики и Главкому С. С. Каменеву о том, что польская армия не способна к организованному сопротивлению и что Западный. фронт, наступая без паузы, без подтягивания резервов, один может взять Варшаву, как говорится, «на хапок». Это расходилось с первоначальным замыслом командования наносить удары на Варшаву по сходящимся направлениям силами Западного и Юго-Западного фронтов. Но 21 июля С. С. Каменев, убежденный Тухачевским и его соратниками, санкционировал нанесение удара по Варшаве силами одного Западного фронта. Поэтому, когда 22 июля Реввоенсовет Юго-Западного фронта предложил изменить направление своего наступления с брестского на львовское, Главком, с согласия Реввоенсовета Республики, отдал директиву начать операции обоих фронтов 23 июля в расходящихся направлениях…
С рубежа Пинска войска Западного фронта без паузы приступили к выполнению печально известной Варшавской операции. Ошибочно считая, что главные силы противника отходят севернее Буга, Тухачевский сосредоточил свои войска на этом направлении для разгрома их за Вислой. 10 августа 3-я, 4-я, 15-я и 16-я армии Западного фронта получили приказ о наступлении. К 14-му числу передовые соединения советских войск вышли на ближайшие подступы к польской столице и стали обходить ее с севера, делая поворот налево для последующего овладения Варшавой ударом с северо-запада. Но тут произошло так называемое «чудо на Висле»: польский главком Ю. Пилсудский пресек начавшуюся было в Варшаве панику и спешно организовал ополчение. В этот же день поляки нанесли удар встык 4-й и 15-й армий Западного фронта. Польская конница прорвалась в Цеханув, где находился штаб 4-й армии, и ее командование потеряло управление войсками и связь со штабом фронта. Части 15-й армии отошли на восток сначала на 15 километров, а затем стали в беспорядке отступать. 4-я армия и две дивизии 15-й, отрезанные от своих, были вынуждены интернироваться в Восточной Пруссии. К 19 августа Западный фронт рухнул, его остатки, не преследуемые противником, отошли на исходные рубежи…
«Наступление Западного фронта, — читаем в ЭГВ, — не было всесторонне обеспечено, как того требовала директива ЦК: тылы отстали, ж.-д. коммуникации не были полностью восстановлены, не хватало транспортных средств, в результате чего войска испытывали недостаток в продовольствии и боеприпасах и оказалось невозможным перебросить 60 тыс. человек пополнения, имевшегося в тылу Западного фронта. Командующий Западным фронтом неверно определил район сосредоточений основных сил противника, и оперативное построение войск Западного фронта оказалось неправильным, левое крыло фронта было слабым, резервы отсутствовали…»
Просчеты «задумчивого юноши» дорого обошлись Советской Республике: по Рижскому договору 1921 году Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия — территория, равная половине территории современной Польши! РСФСР и Украина обязались возвратить Польше трофеи, взятые с 1 января 1772 года, и выплатить в течение года 30 миллионов золотых рублей. Но Тухачевский отнюдь не чувствовал за собой вины…
В 1923 году он опубликовал свою книгу «Поход на Вислу», в которой старался выдать за истинных виновников поражения под Варшавой… Главное командование РККА и Юго-Западный фронт! Первое в лице С. С. Каменева недостаточно внимательно, по его мнению, относилось к вопросам управления войсками и недостаточно заботилось о технических средствах связи и управления, а второй в лице А. И. Егорова и И. В. Сталина не помогал Западному фронту, а действовал в расходящихся с ним направлениях, нанося свой удар не на Брест, а на Львов…
В задачу этой статьи не входит подробный разбор весьма сложных и противоречивых взаимных претензий участников польской кампании. Скажем лишь, что эти споры, вовлекшие в свою орбиту многих военных высшего ранга — А. И. Егорова, Б. М. Шапошникова, Ю. Пилсудского и других, — завершились в 1932 году дискуссией в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Итогом дискуссии было признание порочности плана наступления на Варшаву, разработанного Реввоенсоветом Западного фронта и утвержденного Главным командованием и возложение части вины за провал операции на Тухачевского. Ревизия этого вывода началась в 60-х годах в публикациях писателей, журналистов и отставных военных. Главный вывод этих публикаций сводится к тому, что план Тухачевского был гениален, но ему помешали осуществить его с привычным для командующего блеском козни руководителей Юго-Западного фронта.
Из всех высказанных мнений наиболее весомым представляется мнение маршала И. С. Конева, который в 1965 году говорил, что он «подробнейшим образом изучил эту кампанию, и, каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте, целиком сваливать на них вину за неудачу под Варшавой Тухачевскому не было оснований. Само его движение с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями и все его поведение в этот период не производят солидного положительного впечатления».
О том, что имел в виду Иван Степанович, говоря о поведении Тухачевского в Варшавской операции, дает представление публикация воспоминаний бывшего генерала Г. Иссерсона (Дружба народов, № 5, 1988). При всем преклонении перед Тухачевским Иссерсон, верный исторической правде, не скрывает серьезных промахов в поведении своего кумира в критические часы Варшавской операции. «Тухачевский по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражения его армии на Висле не смог оказаться на должной высоте. В то время когда на Висле разыгрывалась тяжелая драма и когда обессиленные войска Западного фронта без патронов и снарядов, без снабжения и без управления сверху дрались за свое существование, Тухачевский со своим штабом находился глубоко в тылу. Все его управление ходом операции держалось на телеграфных проводах, и, когда проводная связь была прервана, командующий остался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа. А войска фронта остались без командующего и без управления. Весь финал операции разыгрался поэтому без его участия».
Разгром предводительствуемых армий — тяжелейшее испытание, которое только может выпасть на долю полководца. Оказываясь в этом страшнейшем из положений, одни военачальники отстреливаются до последнего патрона, другие бросаются во главе оставшихся войск в последнюю атаку, третьи кончают собой. А как повел себя в этой ситуации Тухачевский?
«Он заперся в своем штабном вагоне, — вспоминает Иссерсон, — и весь день никому не показывался на глаза. Только сам он мог бы рассказать, что тогда передумал». Конечно, сейчас невозможно установить, какие мысли терзали Михаила Николаевича, но, похоже, свои тогдашние упреки он меньше всего адресовал самому себе. Во всяком случае, через десять лет в кругу своих коллег он говорил, что главным итогом его тяжелых раздумий после провала Варшавской операции было твердое убеждение: он, Тухачевский, потерпел поражение не столько от белополяков, сколько от интриг Главного командования и руководства Юго-Западного фронта…
«Исключительно доблестно и умело руководил операцией»
Убедившись, что действия против иноземцев как-то не задаются Тухачевскому, Реввоенсовет решил направить его снова на борьбу с соотечественниками: март 1921 года застает его во главе 7-й армии, получившей приказ подавить Кронштадтский мятеж.
Одинокие размышления в штабном вагоне после провала Варшавской операции, похоже, ничему не научили Тухачевского: как недавно Варшаву, так и теперь Кронштадт он решил взять с ходу, как всегда уповая на то, что противник серьезного сопротивления не окажет. 8 марта — в день, назначенный им для штурма, — он самоуверенно говорил газетному репортеру: «Все сообщения из Кронштадта подтверждают, что там полное разложение… Кронштадт испытывает голод… Наши боевые силы вполне закончили организационную работу и в великолепнейшем настроении стали на свои места…