– От кого? – не оборачиваясь, спросил Антон Иванович.
– Не могу знать, какой-то поручик…
– Что? Поручик? Дайте сюда.
Деникин пробежал телеграмму и задумался. Потом прочел ее вновь – более внимательно.
– Эта информация проверена?
– Никак нет, только получили…
Деникина прочитанное с одной стороны чрезвычайно порадовало, с другой – несколько насторожило. Мало ли, вдруг очередная большевистская провокация. Хотя это выяснить будет несложно…
– А, пустое, там разберемся. Пишите и немедленно телеграфируйте ответ…
– О, ответ, ответ пришел! – крикнул Токмаков, сидя на другом конце телеграфного провода. – Кирсановка, поручику Токмакову… Ставке как можно скорее будут ждать Вашего порученца подробностями планом боевых действий Вашими предложениями тчк благодарю за службу тчк Деникин.
Никита с Ингой переглянулись, стоя у окна, но сказать ничего не успели – Токмаков и Антонов пулей вылетели из помещения. Антонов, понятное дело, сразу узрел внука Николая Савонина.
– А, Никита, опять ты здесь… Ну вот что – бери-ка коня там, позади этой богадельни, покойникам лошади все равно не нужны и поедем со мной…
– А? – вопросительно указал на девушку Никита.
– Как хочешь, с собой можешь взять. Ну а Вы тут уж сами, – посмотрел он на Токмакова.
Никита опрометью бросился на задний двор, отвязал коня, и, не внимая увещеваниям Инги, забросил в седло сначала ее, потом вскочил сам и кинулся догонять Антонова.
– А мы куда? – спросил он у командира первым делом.
– Сначала в Борисоглебск, а оттуда в Елатьму. Надо потихоньку везде власть свою устанавливать.
– Ну, наверное, надо взять с собой народу побольше? Что мы втроем-то сделаем?
– Ерунда. Я здешний народец знаю – тут как раз извечный русский принцип сработает. В одном месте власть захватили, комиссара перебили, в другом они сами нам ее отдадут. Только вооружить надо. Потому сейчас сначала к схрону, а оттуда по уездам.
Заехали. Прихватили с собой оружия единиц 40 – сколько смогли увезти две лошади. В дороге Инга все шептала Никите:
– Послушай, ведь сейчас самое время убить его и прорываться к своим, – близость оружия делала свое дело. Никита отговаривал ее, ссылаясь на то, что как только антоновцы узнают о гибели командира, то сейчас же снарядят рейд и им не дадут доехать даже до соседнего уезда, не говоря уж про Тамбов. А сам думал в это время, что Антонов прав – с пистолетом в руках у любого, что называется, крышу сносит.
– Что же дальше будет? Помощь-то еще пока подоспеет да и рискованное это дело – человека в ставку засылать. И перехватить могут, да и там могут не поверить…
Антонов придирчиво осмотрел юношу с головы до ног – будто вынашивал какие-то планы.
– Пока-то? А пока вот чего…Думаю я всех боеспособных мужичков вооружить да армию настоящую сделать.
– Как это?
– А как о всех армиях – чтоб с уставом, с порядком. Мы вот только вчера с господином поручиком об этом разговаривали. Даже знаки различия придумали – нарукавные нашивки красного цвета. Для младшего состава – ромбы, по одному, по два, по три, для среднего – треугольники углом вниз, для командиров – углом вверх. Ты ведь только подумай, чего будет – занимаем земли теперь, после на них размещаемся и живем как жили, мирным трудом, делами своими занимаемся. А пристало большевика отбросить или еще как землю свою оборонить – за штык. Тут уж крестьянин на совесть воевать будет – потому что, в отличие от царя и двух революционеров, мы ему как раз даем то, что он просит – землю и возможность самому принимать на ней любые решения. Он знает, что он защищает и за что воюет. Это ли не самое дело?!
– А как же жить? По какому то есть закону? По советскому или по царскому?
– А сами придумаем. За основу советский возьмем – я его малость изучил, пока начальником милиции был. Только ерунду всякую оттуда повыкидываем. Оставим основные преступления и основные же наказания. Тюрем не будет. Сильно преступил – к стенке прислоним, а по мелочи – отчитаем. И главное – пить нельзя. Водку запретим начисто. Самогон и то изредка, изредка…
– Отчего так?
– Тут ряд причин. Во-первых, мы вчера видали, с водкой взвар не действует. Только ты об этом молчи до поры, а то… Во-вторых, всякая водка брожение в умах порождает, рассуждения всякие антинародные, а нам они сейчас ни к чему, с внешним бы врагом сладить, уж после между собой разборки учинять будем. Ну а в-третьих, вдруг внезапное наступление? А все пьяные. Я еще когда красным отрядом командовал, мы частенько так делали, так что я эту скотскую большевистскую породу знаю… Нет уж, мы им такой радости не доставим!
В Борисоглебске Антонова тоже неплохо знали – потому слух о его приезде разнесся в считанные минуты. А уж в считанные часы народ собрался на одной из городских площадей, чтобы выслушать обращение нового губернского правителя.
– Товарищи! Жизнь неуклонно диктует нам свои законы. Вчера мы все, вместе с вами, плечом к плечу сражались в одном ряду за Советскую власть, а сегодня она показала нам звериный оскал! Несмотря на засуху и сильнейший неурожай, власть требует сдать 11,5 из 12 миллионов пудов всего собранного губернией хлеба по продразверстке! Губерния фактически будет поставлена на грань вымирания. В такой обстановке нами – штабом Повстанческой армии- принято решение не подчиняться более советским органам власти и управления и взять власть в свои руки! В Кирсановском уезде ликвидирован продотряд, уничтожены местные коммунисты, власть полностью перешла к командованию Повстанческой армии. Все боеспособные мужчины записались добровольцами, чтобы иметь возможность с оружием в руках защищать свое собственное, народное достояние!
Народ слушал Антонова с волнением, переходящим в сомнение – похоже, Никита был прав, но… как всегда, представился случай. О приезде Антонова, как выяснилось, были осведомлены также местные чекисты, которые через минуту после начала его речи показались среди собравшихся и направились к командиру. По мере приближения выхватили трое свои наганы. Антонов этого не видел, а вот Никита видел. Он – никогда не стрелявший да и вообще не державший в руках оружия – в мгновение ока схватил обрез и уложил обоих наповал. Инга увидела это и куда-то убежала, закрыв лицо руками. Никита пытался поймать ее, но Антонов остановил его:
– Молодец, сынок, – одобрительно потрепал он его по щеке и добавил, обратившись к собравшимся: – И так будет с каждым, кто осмелится встать на пути новой власти! Ура!
Вид крови произвел на крестьян то же самое впечатление, какое обычно производит на хищников. Достаточно было убить двоих представителей власти, как в узком, ограниченном сознании деревенского люда сразу сформировался образ власти новой, новых порядков, которые устанавливать придется им самим. Подбежав к Никите, крестьяне вмиг похватали привезенное послами с собой оружие и отправились расправляться с советскими органами на местах. Глядя им вслед, Никита сказал:
– Надо было взвара взять…
– Не надо, – отмахнулся Антонов. – Они и без него все сделают. Пока боя здесь не намечается- плановое уничтожение краснопузых возможно и без специальных средств. А будет схватка – снабдим.
Никита смотрел в сторону, куда убежала Инга – ему не давала покоя ее реакция. Такими темпами она могла себя выдать, что причинило бы всем немало неудобства…
…Насилу ему удалось ее отыскать в одном из домов. Там же решили, по настойчивой просьбе местных крестьян, остановиться на постой. Все местные коммунисты были убиты в один день, и потому остаться следовало только для того, чтобы провозгласить новый режим, отправляясь дальше «насаждать» новые порядки. Весь вечер Никита пытался ее успокоить – безуспешно. К ночи она угомонилась и уснула.
Проснулся Никита от какого-то шума в сенях. Схватив обрез, выскочил туда. В дверном проеме стояла Инга, направив на него револьвер.
– Ты что? Что с тобой?
– Палач, – пробормотала она, закрыв глава, положив палец на спусковой крючок и выставив дуло вперед себя, прямо в лицо Никите.
– Инга!!! – закричал он и выстрелил…
…и проснулся. Покрутил головой по сторонам – Инга спала рядом. Погладил любимое спящее тело по голове, но больше так и не уснул.
Когда утром выдвинулись в Елатьму, Антонов спросил у Никиты:
– Слушай, а ведь у армии гимн должен быть?
– Ну теоретически…
– Ты, я гляжу, парень неглупый. Может, придумаешь чего? Только не малопонятную чепуху, как у большевиков – какой-то Интернационал, конгресс, сам черт не разберет, про что поют… Что-нибудь такое, народное, чтоб люд простой понимал да подпевал.
Никита просьбу принял – во время одного из привалов, когда остановились передохнуть да напоить коней, – взял он бумагу и карандаш и присел под деревом, чтобы вспомнить текст знаменитой песни тамбовских партизан. И во время подготовки диплома, и до него он эту песню слышал многократно, поэтому особого труда для него это не составило – текст аккуратно лег на бумагу ровными строчками, создавая новую страницу в истории Тамбовского восстания…
Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Ай уж пуля в сердце метит,
Ай уж близок трибунал.
Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.
Где-то черный ворон вьется,
Где-то совушки кричат.
Не хотелось, а придется
Землю кровью орошать!..
Поведут нас всех под стражей,
Коммунист, взводи курок,
На тропинке, на овражьей
Укокошат под шумок.
Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.
Поведут нас всех огулом,
Отдадут команду «Пли!»