Одним из последних пунктов следования Никиты по Тамбовской губернии был собственно Тамбовский уезд – непосредственная близость от губернского центра. Одной из деревень, имевших там стратегическое значение для обеих воюющих сторон было Коптево – хоть и стояло более чем в сотне километров от самого Тамбова, а объединяло огромное количество крупных хозяйств и имело один из самых плодородных земель. И на тамошнем сельсовете висел уже новый флаг… Это означало для Никиты только одно – восстание уже движется семимильными шагами и не сегодня-завтра огнем будет охвачена вся губерния, а потом и Тамбов – если сейчас он не интересен повстанцам, поскольку их основной контингент все же сельское население, то завтра его захватят просто численностью, «для порядку», и борьба действующей власти с бунтовщиками будет если не невозможна, то существенно затруднена в сравнении с теми историческими условиями, которые существовали в истории до появления «зелья», а вернее, в его отсутствие…
«Если вдуматься, то Велимудр пытается исправить свои ошибки моими руками – не будь у них зелья, они не были бы так сильны и в то же время безумны, и потому власть запросто переломила бы их через колено. А сейчас история пошла явно не по тому пути, что и пугает старика и для чего он определенно притащил сюда меня… Только сейчас я, кажется, начинаю что-то понимать…»
Кругом царила обычная крестьянская жизнь – за тем лишь исключением, что от вчерашней власти не осталось и следа, теперь у руля здесь тоже были «антоновцы». Никита ехал по деревне и думал о том, как далеко могут завести премудрости старика бедную многострадальную историю Тамбовщины, как вдруг поодаль себя услышал топот копыт и выстрелы. Он спешился и от греха подальше спрятался за избу, занимаемую в прежние времена сельским советом. Вскоре на площади перед ним появился отряд, облаченный в кожанки, с красным знаменем впереди – это были большевики. Но их появление насторожило Никиту – числом отряд был слишком мал, учитывая общее число повстанцев в самом Коптево и на близлежащих территориях. Что происходит? Или местные большевики просто не знают реальной обстановки?
– Товарищи крестьяне! Говорит председатель Тамбовского губисполкома Шлихтер, – маленький человек в кожанке и с рыжей бородой вещал ничего не понимающим крестьянам, не слезая с коня и потрясая в руке парабеллумом. – Нам, Советской власти, известно, что банда контрреволюционеров Антонова и Токмакова захватила власть в уезде, убила большевиков и теперь страхом удерживает вас в своем подчинении. Мы присланы к вам Москвой с тем, чтобы сообщить, что скоро восстание будет подавлено повсеместно, а зачинщики его будут наказаны по всей строгости советского закона. А пока мы намерены восстановить власть Советов в отдельно взятом уезде! Предлагаю всем участникам банды сдаться нам добровольно с оружием и обмундированием, а тем, кто располагает сведениями о местах сокрытия бандитов, немедленно выдать их нам. В случае добровольной сдачи Советская власть обещает сохранить вам жизнь! В противном же случае!
Инга, сидевшая у него за спиной, вполголоса спросила:
– Послушай, он правду говорит? Москва уже все знает?
Никита отрицательно помотал головой. Он подумал, что, говоря о роли Москвы, Шлихтер явно блефует – никто из центра не стал бы здесь проводить разведку боем и рисковать жизнями сотрудников губернской власти. Наверняка, местный царек решил проявить инициативу… Что ж, и ее накажут. Кто-то из крестьян подошел к Шлихтеру и одним ударом – без единого выстрела – сбил его с лошади и принялся зверски избивать, при этом рыча и роняя слюну на свою жертву, которая, по неопытности, сразу выронила пистолет. Остальные стояли и смотрели, включая Никиту – вмешаться сейчас означало лишить себя жизни. Почему же стояли товарищи побиваемого еврея? Да потому же, почему и Никита не раз хватался за голову в продолжение последних дней – они никогда не видели такой картины. Никогда на их глазах народ, хоть и замеченный в бесчеловечной жестокости в ходе Гражданской войны, не проявлял ее с такой звериной кровожадностью – они смотрели на жертвы уже не как на людей, а как на мясо.
– Прекратиииить! – вскричал один из всадников и выстрелил в воздух. Это с одной стороны, спасло жизнь Шлихтеру – толпа диких крестьян сразу переключилась на весь отряд и забыла его, оставив лежать полуживого в луже крови. А с другой – положило конец всему отряду. Бойцы, не профессиональные красноармейцы, а комиссары, привыкшие стрелять в мирное население, которое никогда не оказывало им сопротивления, еще произвели несколько глухих выстрелов, но вскоре уже все валялись на земле в беспочвенных попытках дать отпор крестьянам, которые с живых с них срывали куски мяса и пихали их в рот… Инга вскрикнула, Никита лишь прижал ее лицо к своему плечу, стараясь заглушить тот ужас, что творился на ее глазах…
В обстановке кровавой сумятицы Никита пробрался к еле живому Шлихтеру и вытащил его за собой. Уложив его пластом на коня, он опрометью бросился в сторону Тамбова.
На подъезде к губернии Шлихтер пришел в себя:
– Кто Вы и куда меня везете?
– Не беспокойтесь, я везу Вас в Тамбов.
– А если и там повстанцы?
– Робкий Вы какой-то для комиссара. Нет их там и не будет, не беспокойтесь.
– Послушайте, но что с ними?
– Что Вы имеете в виду?
– Почему они ведут себя подобным образом?
– Боюсь, что этому существует только одно объяснение… Они уже не люди…
– А кто?
– Зомби.
– Кто, простите?
Никита снисходительно посмотрел на собеседника – человеку из начала ХХ века сложно было знать лексическое значение этого слова, которое, по мнению юноши, как нельзя лучше подходило к ситуации.
Глава десятая – о том, какие люди, случается, делают историю
Прибыв в Тамбов, Никита спешно сдал еле живого Шлихтера советским властям. Дальнейшее решение необходимо было принимать вместе, и потому Инга убедила Никиту дождаться выздоровления главы губисполкома, чтобы добиться хоть какой-то реакции от официального Тамбова. Никита согласился, потому что, положа руку на сердце, и сам не знал, что делать и каким путем идти дальше. Одному ехать в Москву значило тратить время впустую – не поверят. Тем более, что заместитель Шлихтера Мищеряков сообщил ему, что в Москву неоднократно телеграфировали о начавшемся мятеже. И только получив «молчаливый» ответ, Шлихтер решил сам выдвинуться на его подавление во главе карательного отряда.
Искать выход из сложившейся ситуации надо было сообща, и потому решили дожидаться выздоровления Шлихтера – тем более, что Никита знал, что Тамбову опасность не угрожает. За деда он не беспокоился – понимал, что до Ростова путь неблизкий, и пока у него еще есть время сказаться пребывающим в дороге.
Они с Ингой поселились в гостинице – бывшем купеческом доме, обставленном теперь по последнему слову для партийного начальства. За те несколько дней, что Шлихтер отлеживался в местном госпитале, им удалось отдохнуть и немного привести в порядок мысли и чувства после тех испытаний, что выпали на их долю на Тамбовщине. Утром они спали до обеда, потом перекусывали и шли гулять до позднего вечера. Иногда ходили в кино или в театр – в общем, вели практически ту жизнь, к какой Инга привыкла и в XXI веке. Никита наслаждался обществом любимой девушки, но и о деле не забывал.
В один из вечеров они решили прогуляться по городским улочкам уже за полночь, возвращаясь из кинематографа – давали старый фильм, «Уход великого старца», снятый еще в 1912 году Протазановым до его отъезда за рубеж, но все равно достаточно мощный для своего времени; фильм повествовал о последних днях жизни Толстого и его бегстве из Ясной Поляны. Никита этот фильм когда-то уже смотрел, а вот Ингу он занял немало, хоть и был немым.
После они гуляли и обсуждали увиденное на широком экране.
– Послушай, – говорила она, – что же дальше? Ведь Антонов ждет, что ты отправишься в Ростов и привезешь оттуда какие-то вести.
– Теперь скорейшее выздоровление Шлихтера для нас всех – задача номер один. С ним вместе мы должны отправиться в Москву, чтобы доложить об увиденном в Совнаркоме и ВЦИК.
– Да, но… Еще неизвестно, как в столице отнесутся к его излишней инициативности.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну ведь его же никто не уполномочивал отправляться в место боевых действий! Он сам изъявил такое желание, в результате чего оказалось перебито огромное количество партийных кадров…
– Очень мудро рассуждаешь. И все же думается, что в Москве не все разделят твою точку зрения.
– Почему?
– Потому что, если бы не вылазка Шлихтера, к ситуации не было бы приковано столько внимания, сколько она заслуживает. Погибло бы куда больше и партийных и беспартийных кадров, понимаешь?
– И все же, какое ты видишь решение вопроса? Сугубо силовое?
Никита вкрадчиво посмотрел на девушку – она явно тянула из него слова. Но когда человек влюблен, даже такой демарш второй половины его умиляет.
– Нет. Силой никогда ничего не решалось, и вся мировая история это подтверждает.
– А как же тогда?
– Путем отмены продразверстки!
– Да ты что! С ума сошел?! – Инга даже как будто обиделась на такие его слова.
– А в чем дело?
– Это же настоящая контрреволюция!
– Началось…
– Страну восстанавливать надо, с белыми бороться, голод то там то здесь очагами вспыхивает, а ты предлагаешь продразверстку отменить!
– Во-первых, я не предлагаю полностью от нее отказаться. Можно, в конце концов, заменить ее какой-то более приемлемой для трудового крестьянства повинностью. Например, единовременным налогом с фиксированной ставкой меньше объема продразверстки, где все считается от спущенного сверху плана. А во-вторых, какое самое главное богатство нашей страны?..
– Хлеб?..
– Люди, дуреха! Ты представляешь, какой удар по трудовым кадрам, в том числе и деревенским, может быть нанесен, если идти сугубо силовым путем?! Сколько погибнет людей, которые являются потенциальными налогоплательщиками, солдатами РККА, будущими рабочими и так далее?! Сотни тысяч, а может быть, и миллионы! Ты сама видел