Так и случилось. Отряд крестьянской армии из ста человек появился в Елатьме на рассвете. Стоявшие на квартирах советских работников солдаты не спали – для этого, чтобы не тратить силы, они и не стали сегодня проводит масштабную экзекуцию, а быстренько, произведя эффект запугивания, спрятались по окопам. В этом тоже была хитрость командарма. И потому стоило антоновцам показаться у периметра, как по первому же зову весь малочисленный отряд встал в ружье. Считанные секунды спустя они стояли плотной стеной в противогазах и со шлангами в руках против антоновских штыков.
Поначалу крестьяне с любопытством зверей или маленьких детей осматривали своих обидчиков. Комиссар, видя, что те пребывают во временном замешательстве решил перехватить инициативу – еще пара минут, и все его бойцы погибнут под выстрелами антоновских винтовок. Допустить этого было нельзя.
– По врагам Советской власти газовый огонь! – закричал он, и десятки резиновых и железных труб стройным залпом ударили по рядам неприятеля, заставляя его валиться с ног, с лошадей, терять амуницию, кашлять, задыхаться. По команде комиссара несколько бойцов принялись собирать оставляемое крестьянами оружие.
Тех, кто пытался убегать, догоняли и добивали газовыми ударами, заставляя принимать мучительную смерть, корчиться от боли и удушья. Наконец, спустя десять минут, все было кончено. Небольшая поляна перед сельсоветом была усеяна трупами солдат. При их разборе солдатами Тухачевского ни Антонова, ни Токмакова найдено не было…
…-Оно и понятно, – говорил Тухачевский на заседании штаба. – Зачем им самим в пекло лезть? Они пока нам на откуп пушечное мясо дали. Теперь посмотрим на их дальнейшие действия. Наступать пока не будем – разберемся в Елатьме до конца. Разведаем обстановку. Надо дать время на ответный ход. Враг, загнанный в угол, приобретает неслыханную силу – так зачем давать им такую возможность?
– Все верно, Михаил Николаевич, – отвечал Никита. – Вот только что с трупами делать? Родственники просят для захоронения…
– Думаю, можно отдать… – протянул Тухачевский.
– А вот и нет, – отрезал Антонов-Овсеенко.
– Почему, Владимир Александрович?
– А потому что по законам нашей страны тела казненных преступников – а это преступники, а никакие не солдаты на поле сражения – подлежат утилизации, а не захоронению в общегражданских условиях.
Командарм смерил партработника скептическим взглядом, но развел руками:
– Извини, Никита, но я всего лишь командующий боевой операцией. Остальные вопросы решает Владимир Александрович.
– Вот и отлично, – закуривая очередную папиросу, говорил Овсеенко. – Трупы соберите и отвезите в ваш лагерь.
– Но зачем? – глаза Никиты округлились.
– Вы, должно быть, забыли, уважаемый Никита Валерьевич, что еще не так давно целая группа медиков билась тут над разгадкой способа их уничтожения. Вот и теперь их трупы представляют медицинский и научный интерес. Потому утилизированы они будут только с участием медработников после их надлежащего осмотра и, если потребуется, детального изучения. Так что выполняйте приказ.
Никита и Тухачевский переглянулись, пожали плечами и отправились заниматься каждый своим делом – Никита поехал давать указания Афанасию, а Михаил Николаевич принялся за дальнейшую разработку кирсановской операции – следующим по очереди шло родное село Никиты…
Отдав все ценные указания и лично проследив за сбором трупов в бараке бывшего концлагеря, навсегда вошедшего в историю Тамбовщины под названием «тюрьма», Никита решил провести вечер с Ингой. Медики должны были приехать только на следующий день, а он уже давно не был наедине с любимой. В этот вечер, когда в оперативной ситуации наметился более или менее очевидный перелом, они могли наконец поговорить о чем-то, кроме подавления мятежа. Тем более, что им, молодым, явно было чем заменить эту неприятную тему…
– Скажи, – говорил Никита, крепко держа ладонь Инги в своей и глядя ей в глаза, – а вот что было бы, если бы мы с тобой оказались, к примеру… за сто лет вперед от сегодняшнего дня?
– Как это? – рассмеялась Инга.
– Ну, Уэллса или Жюля Верна читала?
– Читала, но там перемещаются назад во времени…
– А можно переместиться вперед! Веришь?
– Нет, – упрямая девушка-комиссар улыбалась и мотала головой. Никита смотрел в любимые глаза и понимал, что даже это упрямство умиляет его и заставляет его светиться лучезарной улыбкой.
– Ну а вдруг?
– Ну и что?
– Представь, что такое возможно.
– Ну, представила. И что дальше?
– А то… хотела бы ты сделать это со мной или, скажем, предпочла бы… кхм… не ехать в Тулу со своим самоваром?
Инга задумалась и изрекла:
– Думаю, что, если бы ты был рядом и был жив и здоров, то никакой необходимости в этом не было бы вовсе. Зачем мне это, когда есть ты? С другой стороны, если бы ты очень захотел – почему нет? Ведь опять же ты рядом!
Никита посмотрел на девушку. Она была так искренна и оттого так прекрасна, что ему нестерпимо захотелось ее поцеловать. Он взял ее лицо руками и притянул к себе. Они слились в нежном поцелуе, в котором, казалось обменивались частичками души – откровенный разговор, спокойный и тихий вечер конца лета, мысли о мире и новой жизни: все это способствовало какому-то умиротворению, что легло на их юные души в эту минуту… Но счастье долгим не бывает. Откуда-то со стороны леса раздался крик:
– Никита Валерьевич! Никита Валерьевич!
Юноша повернул голову – опрометью скакал навстречу им Афанасий, истово колотя лошадь прутиком по бокам.
– Ты чего?! Коня запалишь, сукин сын!
– Там такое! Такое!
Никита насторожился- что-то подобное он уже слышал от своего подчиненного на этих днях.
– Что опять?
– Они встали.
– Кто?
– Трупы.
– С ума сошел?!
– Вот вам крест, – осенил себя знамением солдат. – Встали и к Елатьме идут.
Несколько секунд ушло у Никиты, чтобы сообразить что к чему. Скинув с коня Афанасия, он посадил в седло сначала Ингу, потом влез сам и поскакал к штабу, где, опять-таки, по счастью не спал Тухачевский.
– Что случилось, Никита?
– Михаил Николаевич, с газом вышла промашка.
– Какая еще промашка, что ты мелешь?!
– Он не сработал.
– То есть как?
– Они ожили!
– Не может быть!
– Ожили и идут домой, в Елатьму.
Будущий маршал вскочил со стула и нервно заходил по комнате – после того, что он уже видел своими глазами в концлагере, он ничему не удивлялся и не подвергал сомнению ни одного слова, что слышал от Никиты.
– Спасибо Овсеенко, умник, не дал похоронить, вот теперь нам разгребать…
– А мне кажется, он все правильно сделал.
– ???
– Их бы все равно сегодня не закопали, и они вскочили бы там, дома, в Елатьме. И перебили бы там всех наших. А сейчас у нас хотя бы есть время, чтобы дать им экстренную шифрограмму о порядке действий…
– Только порядка действий нет… делать-то что?! Так… – на размышление у Тухачевского ушло несколько секунд. – В общем сейчас дуй на радиоточку. Передавай в Елатьму шифровку – всем в ружье и применять газ до упора. Хотя бы временно их дестабилизируем.
– А потом что? Ведь это не решение вопроса, мы уже знаем.
– Да, предупреди их, что действие газа временное, но уже утром будет подкрепление по боеприпасам…
– Что Вы собираетесь сделать?
– Еще не знаю. Выполняй!
Спустя пять минут Никита покинул радиоточку и направился снова к кабинету Тухачевского, когда вдруг услышал с улицы гудок автомобиля. Инга стояла у окна и смотрела во двор – во дворе Тухачевский уже сидел в машине и махал им рукой.
– Сюда, быстро!
Никита с Ингой спустились вниз.
– Куда ехать, Михаил Николаевич?
– К отцу Токмакова.
Никита посмотрел в глаза будущего маршала и понял, что другого варианта нет.
…-А, Никитушка… – они с Ингой зашли в избушку знахаря первые. – Как ты? Откуда?
– Некогда объяснять. Слушай, Велимудр. Про твое зелье все знают.
– Какое зелье?
– Которым ты опоил бойцов Александра Степаныча. Так дальше не пойдет, с этим надо заканчивать. Кровь льется реками – и конца всему этому не видно. Или ты прекратишь действие зелья… скажешь рецепт отворотного… антидот какой-то… или… в общем, я выхожу из игры…
– Ишь ты! За этим ли ты позван был сюда?
– Нет, не за этим! А затем, чтобы остановить кровопролитие, только сделать это при таких обстоятельствах невозможно!
– Не забыл ли ты, что я тебя сюда притащил и мне же тебя в случае чего назад возвращать? Не боишься остаться?
Никита вспомнил слова Инги, сказанные сегодня вечером: «Думаю, что, если бы ты был рядом и был жив и здоров, то никакой необходимости в этом не было бы вовсе. Зачем мне это, когда есть ты? С другой стороны, если бы ты очень захотел – почему нет? Ведь опять же ты рядом!»
– Мне все равно…
Старик побелел.
– Если от этого зависит, будет ли и дальше литься кровь, то мне все равно. Скажи рецепт отворотного зелья… Ведь он же есть?
– Есть. Только не скажу я тебе…
– А мне?! – дверь из сеней отворилась, и на пороге показался Тухачевский с наганом в руке. Вслед за ним шло несколько красноармейцев, приехавших с ним – сотрудники роты охраны.
– Сатана, – зашипел Велимудр. – Сам явился. Кого привел, Никитушка, кого?
– Инга, Никита, оставьте нас…
– Но, Михаил Николаевич…
– Вон отсюда! – заорал Тухачевский, потрясая наганом. Таким Никита действительно никогда не видел своего нынешнего боевого командира. – Мы тут с дедушкой немного поработаем. Ребята, готовы?
Инге и Никите ничего не оставалось, как убежать в чащу леса и просидеть там до самого утра. Они прижались друг к другу и сидели молча несколько часов на берегу бьющего ручья, пребывая в ужасе от того, что их ожидает дальше… Каким безоблачным все казалось несколько часов назад и как все изменилось теперь!.. Утром они вернулись в хижину. Тухачевский был доволен – рецепт зелья ему получить удалось. Чего нельзя было сказать о Велимудре – старик валялся посреди собственной комнаты в луже крови, избитый и умирающий. Никита в слезах подошел к нему и положил его голову себе на колени.