После того, как самолеты со всей губернии вернулись в расположение аэродромов, по команде Какурина началась наземная операция – зачистка.
В Кирсанове она проходила следующим образом. Целая дивизия РККА, вооруженная гранатами с ядовитым газом, сделанным на основе отворотного зелья, полученного Тухачевским накануне от убитого старика, без ружей, штык-ножей и зачастую даже без пистолетов, плотным кольцом окружила опушку леса. Затем несколько батарей – плечом к плечу – двинулись в самую его чащу. По команде старшего солдаты стали бросать впереди себя шашки, начиненные не просто дымом, а тем самым газом, которым Тухачевский решил истребить целую крестьянскую армию, и ручные гранаты, также наполненные вместо боевых снарядов смертельным химикатом. Защищенные противогазами, солдаты медленно двигались в облаке удушающего зелья, внимательно наблюдая друг за другом и за окружающей обстановкой.
За одной батареей шла вторая, третья, четвертая – и все, прежде, чем ступить вглубь лесного массива, бросали впереди себя шашки и орудия с химикатами, хотя лес и так был предварительно обработан. Здесь рисковать было нельзя, война была объявлена на полное и тотальное уничтожение противника, и оставление в живых хотя бы одного означало бы провал всей операции.
Пробираясь в чащу все глубже, солдаты, к своему удивлению, не обнаруживали ни единого вражеского ополченца, только повсюду валялось обмундирование и оружие солдат крестьянской армии.
– Что это? – двое командиров в противогазах шли рука об руку и обсуждали увиденное. – Неужели разведданные неточные?
– Точные, иначе быть не может. Ну куда, по-твоему, могла тысяча или больше человек исчезнуть как по команде, даже если знали о газовой атаке? Испарились? В воздух поднялись? Странно все это, очень странно…
Наконец добрались до самого оперативного штаба. На опушке леса была высечена огромная поляна, в центре которой красовался высокий сруб. Повсюду были следы военного пребывания – было выстроено несколько барачных казарм, размещены конюшни (сейчас там валялись отравленные смертоносным газом кони), военно-полевые кухни, биваки. И нигде – ни одной живой души. Только гимнастерки да галифе, портупеи да кобуры. Штаб и вовсе был пуст – ни одного офицера из высшего звена и ни одного следа их пребывания.
Через час здесь, в центре лесного массива, собралась почти вся дивизия – за исключением нескольких батарей, окружавших лес по периметру. Им было поручено следить за отходом противника и уничтожать его при малейшей попытке к бегству за пределы территории боевых действий. Почти тысяча солдат, вооруженная химическими средствами, исследовала местность, а точнее, топталась как неприкаянная в отчаянных попытках отыскать след неприятеля – кроме материальных носителей ничего от крестьянской армии не осталось…
Спустя еще несколько часов, когда тщательное прочесывание протравленного леса дало те же результаты, командиры приняли решение доложить о результатах операции Тухачевскому.
– И всюду результаты одни и те же, – говорил Какурин. – Протравливание местности произведено в три этапа, в несколько подходов – и ни одного солдата из числа мятежников. Уму непостижимо. Одни кителя да гимнастерки.
– Их собрали? – спросил командарм.
– Нет, а зачем они нужны?
– Что за глупый вопрос? Собрать немедленно и поместить на территории концлагеря в Козлове… А что насчет Антонова и Токмакова?
– Ни единого следа. Как и никого из солдат.
К вечеру, когда приказание Тухачевского было выполнено, и оставшаяся экипировка солдат оказалась в расположении концлагеря номер 1, он лично выехал на ее осмотр. Облаченный в противогаз, он внимательно рассматривал захваченные трофеи, при этом сурово молчал. Наконец Никита решился прервать тишину:
– Что думаете, Михаил Николаевич? Обманул старик?
– Думаю, как раз нет. Более, чем нет. Зелье не просто отравило тех, кто его пил – оно их уничтожило. Совсем. Без остатка. Иначе исчезновение такого количества людей объяснить просто невозможно – куда они делись?
– Спрятались?
– Столько людей? Вдали от посторонних глаз? Что никто их и не приметил? А заодно, кроме экипировки, и исподнее оставили? – Тухачевский кивнул на гору белых портянок, сложенную в середине барака. – Исключено. Тут победа наша окончательна и бесповоротна. Но меня другое беспокоит – куда девались командиры?
– А почему Вы думаете, что их нет в числе исчезнувших солдат?
– Хотя бы потому, что, во-первых, они не пили зелье, а во-вторых, среди найденного обмундирования нет ни единой формы с нашивками высшего командного состава Главоперштаба. Значит, они ушли. А это, в свою очередь означает, что война не окончена. Надо их искать, иначе пожары так и будут возникать то тут, то там. Сейчас, когда они окружены легендами и ореолом «народных мстителей», отыскать и уничтожить их – главарей бандформирования – для нас дело чести. Так что с сегодняшнего дня у нас у всех новая боевая задача…
– Понятно. А с этим что делать? – Никита уже задыхался в противогазе, и ему не терпелось как можно скорее избавиться от зараженной ткани униформы вражеской армии.
– Сжечь.
– Есть. Афанасий!..
Под вечер Никита с Ингой вернулись в Кирсанов. Дед Никиты уныло бродил по двору, боясь даже высунуться на улицу без особой надобности.
– Привет, дед.
– Здоровей видали, – на нем не было лица.
– Ты чего такой? Радоваться надо – мятежников победили, кровь больше литься не будет.
– Конечно, не будет! Погоди – не сегодня, завтра нагрянут твои архаровцы в таких вот кожанках да начнут разбираться кто кому помогал да головы сымать…
– Не беспокойся, ты же мой дед, тебя никто не тронет.
– Меня не тронет! Вот спасибо! А остальных? Это ж все село перережут к чертовой матери! А ты еще… внук называется… Концлагерем командовал… Изверг!
– Да что с тобой?! Мы восстановили законность, порядок. Продразверстку отменили, не будет больше никто хлеб отнимать. Чего же еще тебе надо?
Дед с явным неудовольствием посмотрел на юношу и Ингу, сплюнул себе под ноги и ушел.
Утром в Козлов, где все еще располагался штаб РККА, и где Никита исполнял обязанности командира уже закрытого, но используемого для хозяйственных нужд концлагеря, прискакала дивизия Котовского.
О нем Никита даже не читал, а больше смотрел псевдоисторических фильмов, в которых знаменитый грабитель и экспроприатор изображался рафинированным народным героем революции и гражданской войны. Никита знал, что из боевых талантов у этого человека только умение шашкой махать, убивать да грабить, и поэтому его появление здесь, где собрались лучшие военные кадры РККА, было для него неожиданностью.
– Что он здесь делает? – увидев лысого гиганта с маленькими жидовскими усиками и с ног до головы в коже, спросил Никита у Тухачевского.
– Григорий Иванович приехал по моей просьбе для зачистки территории.
– Но что зачищать? Ни единого солдата крестьянской армии нам найти не удалось.
– Солдат, да. А приспешников?
– Но…
– Понимаешь, в чем дело. Завтра все газеты раструбят о том, что война окончена, восстание подавлено, Советская власть восстановлена повсеместно. И что? Что первое спросит у меня Ленин? Где трупы? Тот же вопрос зададут журналисты, которые понаедут сюда уже завтра в диком количестве. И что мы им ответим? Что в бою применили новое оружие, изготовленное на основе папоротника и мочевины, и все повстанцы растворились?
Никита отвел глаза от командира. При подготовке к написанию дипломной работы ему доводилось читать работу знаменитого историка А.С. Бобкова, который высказал сомнения в применении химического оружия для подавления восстания частями Тухачевского – он апеллировал к тому, что не было найдено ни одного тела со следами химического повреждения. Теперь Никита не сомневался в этом- он знал, почему не отыскалось следов жестокости командарма…[14]
– И что?! Что мне отвечать? Потому крови – хоть немного – а пустить надо.
– Да Вы что?! Неужели мало ее лилось здесь все это время?
– Как видно, недостаточно. Так что собирай деда, Ингу и переезжайте сюда. Размещайтесь в домах бывшего советского актива, а потом вместе отбудем в Москву. А пока операцию надо довести до конца…
Пророчество деда Никиты сбылось. Дивизия Котовского показалась в пределах Кирсанова с утра. Ничего не понимавшие местные жители повыходили из своих изб и куреней и уставились на вооруженных до зубов бойцов, что скакали по селу на конях. И стоило первому всаднику приблизиться к первому же дому, опираясь на плетень которого стояло несколько человек – он выхватил из ножен шашку и несколькими точными ударами зарубил несчастных.
– Вот вам, приспешникам антоновской банды! – заорал Котовский и тоже с шашкой наголо бросился в кучу людей, стоявшую чуть поодаль. Хруст костей размашистые удары саблей, крики людей, льющаяся кровь…
Крестьяне бежали от обезумевших красноармейцев врассыпную, а те догоняли их шашками и пулями. В это время в окрестных деревнях шла такая же резня и даже хуже. Вот что докладывал председатель полномочной «Пятерки» Усков на заседании Кирсановской уполиткомиссии 10.07.1921:
– Операция по очистке селений Курдюковской волости началась 27 июня с деревни Осиновки, являющейся ранее частым местом пребывания банд. Настроение крестьян к прибывшим для операции – недоверчиво-выжидательное: банды не выдавали, на все задаваемые вопросы отвечали незнанием.
Было взято до 40 заложников, селение объявлено на осадном положении, оцеплено красноармейскими частями, изданы приказы, устанавливающие 2-часовой срок для выдачи бандитов и оружия с предупреждением – за невыполнение будут расстреляны заложники.
На общем собрании крестьяне, после объявления приговора и приказов, заметно стали колебаться, но не решались принять активное участие в оказании помощи по изъятию бандитов и, по-видимому, мало верили в то, что приказы о расстреле будут приводиться в исполнение. По истечении установленного срока был расстрелян 21 заложник в присутствии схода крестьян. Публичный расстрел, обставленный со всеми формальностями, в присутствии всех членов "пятерки", уполномоченных, комсостава частей и пр., произвел потрясающее впечатление на граждан.