Нижайшее прошение.
Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня второй раз обратиться в Канцелярию Главноначальствующего с нижайшей просьбой освободить меня из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию Главноначальствующего не оставить без внимания и ответить на мое прошение.
Проситель Иосиф Джугашвили
1902, 23 ноября».[18]
Не менее любопытным был и второй лист – это было донесение начальника московского охранного отделения А. Мартынова от 1 ноября 1912 года на имя директора Департамента полиции С. П. Белецкого за № 306442. В нем говорилось:
«В последних числах минувшего октября месяца сего года через гор. Москву проезжал и вошел в связь с секретным сотрудником вверенного мне отделения «Портным» [кличка вписана от руки красными чернилами]… Иосиф Виссарионов Джугашвили, носящий партийный псевдоним «Коба»…». «Так как поименованный «Коба» оставался в Москве лишь одни сутки, обменялся с секретной агентурой сведениями о последних событиях партийной жизни и вслед за сим уехал в г. С‑Петербург… В конфиденциальном разговоре с поименованным выше секретным сотрудником, «Коба» сообщил нижеследующие сведения о настоящем положении и деятельности Российской социал-демократической рабочей партии».[19]
– Что же это? Что это выходит? – Тухачевский был бледен как смерть.
– А то и выходит, Михаил Николаевич… – Балицкий опасливо подошел к двери кабинета, заглянул за нее и поплотнее притворил: – Что уже 15 лет нами правит бывший агент охранки.
– Не может быть!
– А Вы дальше читайте.
Далее следовало первое донесение агента Джугашвили, содеражщее секретные данные о парячейке:
«В С.-Петербурге удалось сформировать Северное областное бюро, в состав коего вошли три человека: А) Некий Калинин, участвовавший в стокгольмском партийном съезде (с фамилией Калинин в работах означенного съезда принимали участие двое а) Калинин, работавший на Семянниковском и Обуховском заводах за Невской заставой, около 25–27 лет от роду, низкого роста, среднего телосложения, светлый блондин, продолговатое лицо, женатый и б) административно высланный в 1910 году из г. Москвы кр[естьянин] Яковлевской волости Ковчевского уезда Тверской губернии М. И. Калинин, монтер городского трамвая. Б) Столяр Правдин, работавший с 1907 по 1908 год на Балтийском судостроительном заводе. Его приметы – около 30–32 лет от роду, среднего роста, полный, сутуловатый, блондин, без бороды, большие усы, сильно обвисшие с мешками щеки и В) Совершенно невыясненное лицо».
– Это еще не все. Помните его арест в 1913 году?
– Ну.
– Так вот вызван он был ничем иным, как конфликтом Сталина и Малиновского.
– Это провокатора?
– Его. На сей раз Коба решил его подсидеть и самому занять лидерство в системе провокаторов. Но что-то пошло не так – арестовали. Судя по тому, что все тот же Мартынов в своем донесении в департамент полиции использовал не полицейскую, а партийную кличку – «Коба», и по некоторым другим данным какой-то конфликт у Сталина с охранным отделением тогда произошел. Вообще в Департаменте полиции существовал такой порядок: если агент, работавший на два фронта становился в оппозицию к царскому режиму, то его кличка не упоминалась. В случае новой вербовки такой агент получал новую кличку. Раньше же его этой кличкой никто не именовал, хотя арестовывался к тому моменту он многократно! Система?
– Ну…
– Тогда еще один фактик из той же папочки так, для убедительности. Последнее его собрание сочинений читали?
– А как же?
– Так вот. В 1912 году происходит характерный для Кобы случай. У М. П. Вохминой находят рукописи написанной им прокламации «За партию». По ней не столь уж трудно было определить автора – тем более, что в Закавказье жандармы Джугашвили хорошо знали. Вопреки очевидному, автором подпольной прокламации объявили С. С. Спандаряна. На основе этой «улики» он был арестован вместе с Е. Д. Стасовой и другими обвиняемыми по этому делу, осужден и сослан в Восточную Сибирь. [20] А сегодня – она не где-нибудь, а в собрании сочинений нашего дорогого вождя![21] Каково, а?!
– Так… И что же ты мне предлагаешь сделать с этой папкой?
– Вам виднее. Только я Вам ничего такого не привозил и не показывал.
Балицкий покинул кабинет замнаркома спустя полчаса, а спустя час Тухачевский велел адъютанту обзвонить начальника Политуправления РККА Яна Гамарника, командующего войсками Украинского военного округа Иону Якира, командующего войсками Белорусского военного округа Иеронима Уборевича, начальника Военной академии Августа Корка и начальника Второго управления РККА Никиту Савонина, вызвав их на завтра к нему на дачу в Серебряный Бор.
Прибыли все без опоздания – маршал собрал наиболее верных и преданных товарищей на вечернее заседание на своей даче к семи часам. Судя по времени и месту встречи, стало понятно, что разговор с маршалом предстоит доверительный, хотя и ответственный – об этом говорил персональный состав.
Ну да началось все как обычно – с легкой приветственной закуски, с любимого Тухачевским коньяка и заздравных разговоров, в общем-то ни к чему не обязывающих. Чуть позже, когда на Серебряный Бор начала ложиться тьма, Тухачевский пригласил изрядно захмелевших военачальников и военспецов в свой кабинет и, плотно закрыв дверь, начал:
– Товарищи, ни для кого не секрет, что германские вооруженные силы вовсю заняты подготовкой к войне. Огромные территории Европы фактически находятся под контролем немцев, по всему континенту разбросаны их анклавы, и их число увеличивается с каждым днем. Война начнется в любой момент, и не факт, что Красная Армия сможет отстоять честь своей страны… Вы все знаете, что у руля стоят абсолютные профаны – Егоров, Ворошилов, Буденный, Жуков, – которые начисто лишены и профессионализма военных кадров, и боевой сноровки. Видел я их при любом освещении, да и вы все тоже. При таких обстоятельствах интересы государства требуют от нас повышенной бдительности…
– Что ты имеешь в виду, Михаил Николаевич? – уточнил Якир.
– А то, Иона Эммануилович, что если кадровые перестановки в Красной Армии дело, допустим, второе и вполне решается по согласованию с, – маршал воздел палец к небу, – то перестановки в высших эшелонах возможны только силовым путем.
– А они нужны? – не понял Уборевич.
– Как воздух. Человек, возглавляющий государство, должен иметь кристально чистую репутацию, в противном случае он запросто может оказаться предателем.
– О чем это ты, Михаил Николаевич?
– А о том, что единожды солгав, кто тебе поверит? Если человек уже предавал своих товарищей по партии, то почему бы ему не предать и снова – когда враг окажется численно и мощью превосходящим подконтрольные ему вооруженные силы?
– Да о ком ты говоришь?! – Иона Якир был несколько недалеким человеком. Алкоголь сделал свое дело, и он не всегда понимал завуалированный язык маршала.
– О Сталине.
Гробовое молчание повисло в кабинете Тухачевского.
– А он, что, предатель?
– Вот, – Тухачевский достал из ящика стола папку, принесенную ему вчера Балицким. – Личное дело агента охранки Иосифа Джугашвили. Тут все – и донесения, и рапорты руководителей жандармских отделений, и много всего…
– Ну так это немедленно необходимо передать в ЦК!
– Ну да. Чтобы на завтра эта папка оказалась в печке, а мы с вами возле стенки! Не помните суд 1918 года, когда он Рыкову обвинения бросил?
– Или Рыков ему…
– Так или иначе – где теперь Рыков? На том свете. Равно как и Ягода, который начинал раскручивать этот кровавый маховик после убийства Кирова. Равно как и Миша Фрунзе – наш с Вами товарищ, который ее вчера с нами вместе армию строил. Перешел дорогу усатому – и скончался при операции необъяснимым образом…
15 лет, проведенные вдали от своего места пребывания, несколько выветрили из головы Никиты тот объем исторических знаний, что дал ему университет. Однако, он еще помнил ставшую в последние десятилетия ХХ века официальной версию – Михаил Фрунзе, отец-основатель РККА, крупнейший военачальник (которого нынешний Никита запомнил по встрече в его кабинете в Москве в 1920 году) был фактически зарезан во время операции по удалению аппендикса в 1925 году.
Тухачевский продолжал:
– Передать папку в ЦК – означает подписать смертный приговор, навсегда оставить наших людей в заблуждении, а также поставить под удар страну. Припрет его немец – он всех с потрохами сдаст…
Папка пошла по рукам гостей кабинета и следующие 15 минут все просидели в полной тишине. Нарушить ее решился Никита Савонин.
– Что же делать, товарищ маршал?
– Выход только один – воспользоваться международной ситуацией и переломить ход истории в свою пользу.
– Это как? Переворот?
– Можете назвать это как угодно, я вижу в этом спасение страны от потенциального краха в неизбежно надвигающейся войне.
– Но как?! – округлил глаза Гамарник. – Что для этого придется сделать?
– Поднять в ружье подконтрольные нам войска и по команде произвести решительные действия в направлении Кремля.
– А с ним… что делать?
– По закону военного времени.
– Как ты себе это представляешь?! – не унимался Ян Борисович. – Солдаты должны будут стрелять в того, кого уже 15 лет считают вождем и преемником Ленина?
– Ильич тоже пришел к власти в результате переворота, раз на то пошло, и по его команде вчера верные царю войска грабили дворцы, дезертировали и убивали своих же офицеров. Мы были на той войне и хорошо все помним, не правда ли?!
– Ну это допустим. Но существует же и оборотная сторона медали. Со дня Октября прошло всего 20 лет, еще очень свежа память всех, кто хоть косвенно был его свидетелем. Власть не продержалась 20 лет. Ты не боишься того, что тот, кому в руку ты сейчас вложишь штык против Сталина, уже завтра потеряет ощущение стабильности, почву под ногами, и направит этот же штык против тебя?! Где гарантии т