Шевелев и Беспалов переглянулись.
– Нет, – наконец сказал старший, поморщился от боли в раненой ноге. – Не видели. Мы тут ни при чем.
– Когда вы оказались в деревне, в которой дом облюбовали?
– Да в день побега. Вечерело уж. Вертолет мои друзья угнали. Ты уж извини, парень, да только имен их я тебе не открою. Мне под статью хороших людей ни к чему подводить. Мой грех, и только.
– Пистолет тебе тоже хорошие люди подогнали? – улыбнулся Веретьев.
Ирина слушала с интересом, потому что боевик на глазах превращался в захватывающий детектив.
– Ну да, как в лесах без оружия. В общем, вертолет мы посадили там, где это возможно было, на открытом пространстве. Там у друганов моих машина ждала, но сразу в нее садиться было равносильно тому же, что и сдаться. Ясно же, что дороги сразу перекрыли. В общем, они нам одежду отдали, оружие, денег, чтобы продержаться первое время. Тут в окрестности деревень полупустых много, дома полуразрушенные везде есть. Укрыться можно. Тем более здесь, в близости к болотам. Глухие тут места. Недели две продержаться надо было, а там бы оцепление сняли.
– То есть вы в эту деревню пришли поздно вечером?
– Да, дом на краю с проваленной крышей нашли, там обустроились. Запас еды у нас какой-никакой был. Ночью гроза началась, мы и решили в нее выйти, осмотреться, что тут к чему. В такой ливень точно шансов никого встретить не было.
– К ее дому подходили? – Александр кивнул на затаившую дыхание Ирину.
– Да, на всю деревню всего два жилых дома. Один за глухим забором, весь новенький, крыша блестящая, мужская рука видна, хозяйская. Там нам ловить нечего было. А второй дом попроще, на веревке в огороде белье мокло, так только детское и женское, вот я и попросил Игорька в окно заглянуть. Он бабу с ребенком в комнате увидел. Мы зарубку сделали на всякий случай. Ну, что сюда заглянуть можно, если оголодаем.
Ирина вздрогнула всем телом, Шевелев при виде ее явного испуга осклабился.
– Да мы ж не звери, мы бы дите не тронули и без мамаши не оставили. Мы ж не эта ваша безумная, что по людям палит. – Он снова покосился в сторону угрюмо стоящей Тани.
– Дальше что было?
– Ну что, переночевали мы в том доме. Когда дождь кончился, на задах костер разожгли, чтобы шмотье просушить.
– Собака соседская лаяла, когда вы к дому подходили? – спросила вдруг Ирина.
Веретьев внимательно посмотрел на нее и кивнул.
– Да не ходили мы туда, – в разговор вмешался Беспалов. – Леха же сказал, мы туда и близко не совались, зачем нам собакам на нюх попадать? Да и на такой домине камеры могут стоять, а нам фотографироваться не в кайф. Тот дом издали осмотрели, во второй в окна заглянули и ушли.
– Откуда вы знаете, что в том доме есть собаки, если вы не подходили близко и на вас они не лаяли?
– На кого-то другого лаяли, что тут непонятного? Сначала дождь зарядил, мы в доме сидели. Чаю сварили на костре, пожрали. Собаки лаяли, мы напряглись, думали, по нашу душу. Но потом стихло все. Мы выждали немного и пошли оглядеться.
– Так. С этой ночью все понятно. Дальше что было?
– Ну, мы днем с чердака смотрели, что в деревне происходит. Баба эта с дитенком туда-сюда ходила. К соседям там. Тот к ней в огород заходил. Разговаривали они о чем-то. У нас жратва кончилась, поэтому я до речки сгонял, искупался. Местного там встретил, дал ему денег, попросил, чтобы он нам утром по тихой воде еду приносил. И не болтал особо. Тот был такая синь подзаборная, что можно было не бояться, что он нас сдаст.
– Если он на речку ходил, то ты на чердаке оставался? – спросил Александр у Шевелева.
– Ну да, чтобы успеть тикануть на болота, если что. Но все тихо было. Я ж говорю.
– И наш товарищ в деревне даже не появлялся?
– Не было никого. Весь день никого не было.
– Вы сбежали из колонии, потому что знали, что где-то здесь спрятаны алмазы? – Вопрос прозвучал так неожиданно, что на поляне сразу стало тихо.
Ирина уставилась на Веретьева, отмечая, что лица всех остальных отражают такое же изумление. Уголовники исключением не были.
– Чего? – спросил Шевелев. – Какие еще алмазы? Ты от стресса крышей поехал, что ли?
– Вениамин Глебов, которого вы зарезали, перед смертью говорил что-то про алмазы. Ты сидел в тюрьме почти двадцать лет, но сбежал только сейчас, хотя всего через пятилетку мог и так выйти на свободу. И ты, – он повернулся к Беспалову, – тоже. Вас сподвигла на побег очень серьезная причина. И из этих мест вы не поспешили убраться, а остались на болотах, хотя это крайне недальновидно.
– Да я сбежал, потому что у меня дочка единственная замуж выходит. Понимаешь ты, нет? – заорал Шевелев. – Ты вообще знаешь, что это такое, когда ты живешь себе, живешь. Ну, выпиваешь себе потихоньку, ну, грешишь себе помаленьку, а потом узнаешь, что жена твоя тебе изменяет с соседом, да еще и уехать с ним собралась и дочку забрать. Убил я ее? Так за дело. Она шлюха была. Я на работу уходил, а она к любовнику в койку прыгала, ребенка покормить забывала, да еще и била, чтобы та не плакала. Я бы ее, суку, и второй раз убил, если бы дотянулся.
– То есть ты из любви к дочке ее без отца и без матери оставил? – уточнил Веретьев, впрочем, без всякой издевки в голосе.
– Да лучше без матери, чем с такой шалавой. Она у бабки росла. Училась хорошо. Письма мне пару лет назад писать начала. И вот выяснилось, что замуж выходит. В Америку, понимаешь? Уехала бы навсегда, и никогда бы я ее не увидел. Вот и решил, что мне сбежать надо, попрощаться перед отъездом, а уж потом снова в колонии свой век доживать. Если без дочери рядом, то мне все равно сколько. Пять лет или десять. В Америку мне все равно навсегда дорога заказана. А почему я отсюда не ушел, я уже объяснил, чтобы не поймали раньше времени.
– И Веню вы убили, чтобы он вас раньше времени не выдал?
– Да не трогали мы никакого Веню. Мы с чердака увидели, как он с тобой разговаривает, ну, и убрались подобру-поздорову, от греха подальше. На хрена нам было его убивать? Мы дом оставили, и ищи нас свищи.
– Так. – Веретьев растер ладонями лицо. – Что-то я запутался. Друга нашего вы не видели, к дому за металлическим забором не подходили, Глебова не убивали. Так?
– Так.
– Но друг наш пропал, собаки за забором лаяли, и Веню мы с Ириной нашли с перерезанным горлом, лопочущим что-то про алмазы.
– Мужик… – Шевелев вдруг разом устал. Или это потеря крови давала о себе знать. – Я тебе говорю так, как дело было. Я сбежал, потому что мне дочку повидать надо. Игорек за мной сдуру увязался. Решил Рэмбо изобразить и по веревочной лестнице в вертолет вскарабкаться. Никто из нас ни про какие алмазы знать ничего не знал и слыхом не слыхивал. Лично я, даже если бы мне и предложили тут на розыски остаться, отказался бы, потому что цель у меня другая. И горло я никому не резал, окромя жены своей, проститутки. А что еще два жмура на мне, так это я деньги искал, чтобы сбежать с ребенком. И все это дела давно минувших дней. Синяк этот мне на хрен не сдался.
Веретьев повернулся к Беспалову, тот покачал головой.
– И мне тоже. Ни про какие алмазы я не знаю. Мужика того деревенского не трогал. Леха все верно рассказал. Так все и было. А к вам в лагерь мы вышли, потому что жрать захотели. В деревню нам был путь заказан. Ясно же было, что синяк расколется. А у вас ночью, когда все спят, поживиться можно было. Если по-тихому.
– А по-тихому не вышло, – задумчиво сказал Веретьев. – Ладно, будем считать, что я вам поверил. Вот только яснее от этого ничего не стало.
Вдалеке слышался рокот мотора. Ехали вызванные Женькой Макаровым полицейские. Ирина думала только о том, что совсем скоро эта бесконечная ночь, сменившая страшный день, наконец-то закончится.
– Еще один вопрос, – сказал вдруг Александр. – Пока вы прятались на болоте, вы не видели утопленников?
Уголовники снова уставились на него как на ненормального.
– Слушай, мужик, а у тебя точно галлюцинаций нет? То алмазы тебе чудятся в деревенской глубинке, где главное богатство – это торф да опята в лесу. То утопленники. Не видели мы никого, сказали же.
– Вот это-то и странно, – пробормотал Александр так тихо, что Ирине пришлось напрячь слух, чтобы его услышать. – Не могли же они кануть совсем бесследно.
– Кто они? – спросила она с любопытством, но Александр ей не ответил.
Уголовников, нарушающих спокойствие деревни Заднее, увезли, и до утра членам поискового отряда удалось даже немного поспать. Впрочем, спалось не всем. Лежа в мягком и теплом спальнике, Ирина не могла сомкнуть глаз, прислушиваясь к мерному дыханию сына и негромкому храпу с присвистом, который издавала Надежда Александровна. Сон не шел.
Ирина и сама не знала, что именно было тому причиной – счастливое избавление от неминуемой смерти, осознание, что беглые преступники пойманы, а значит, все самое страшное позади, или неожиданное заявление Александра, служившее, по сути, признанием в любви.
Она снова и снова прислушивалась к собственным чувствам, прячущимся где-то глубоко под сердцем. Да, пожалуй, она за несколько дней успела полюбить этого спокойного, немногословного, уверенного в себе мужчину, который пообещал, что отныне будет решать все ее проблемы.
Пожалуй, именно то, что кто-то готов принять на себя ответственность за Ирину и ее сына, казалось ей самым странным. С самого детства она отвечала за себя сама. Сама хорошо училась в школе, сама выбрала вуз и выдержала вступительные экзамены, сама нашла себе работу и зарекомендовала себя как отличного специалиста, целый год волокла на себе беспутного мужа и полностью отвечала за ребенка. Никогда никто ей не помогал, и вот тебе, пожалуйста, нашелся человек, который сказал те слова, которые были для Ирины ценнее самых роскошных букетов, бриллиантовых колец, дорогих шуб и загородных особняков.
«Я за тебя отвечаю!»
Внезапно Ирине захотелось плакать. Горло сдавило так, что было больно дышать. Она даже рот открыла, чтобы в него лучше проходил свежий лесной воздух, пахнущий листвой, хвоей, мокрым торфом и сфагновыми мхами. Вся последующая жизнь, очертания которой скрывались в мрачном тумане, стала вдруг ясной, четкой, понятной, как будто увиденной в стеклянном шаре знаменитой гадалки.