Из моей груди вырвался нервный смешок. А ведь Руфина была права. Вернее, не она, а ее покойная бабка. Эрих и Эдуард – это один и тот же человек.
Но как? Как такое возможно?!
Я взяла картину в руки и еще раз вгляделась в знакомые черты. Быть может, мне просто показалось? Готический замок свел меня с ума, и теперь я ищу подтверждение страшным сказкам, которые продолжают жить в этом странном туманном краю?
Боже…
Я смотрела в лицо Солуса, а в голове калейдоскопом кружились воспоминания, выстраиваясь, как пазл, в стройную картинку.
…Терпкий травяной чай и неизвестный напиток, отдающий чем-то металлическим. «У меня особый режим питания, София, и особая диета. Поверьте, я не голодаю…»
…Кровавое пятно на белой манжете трактирщика Муна. «Сегодня мои ребята зарезали свинью. Господин Солус свое уже получил, а мясо он и вовсе не ест…»
…. Хрупкая старушка указывает в сторону крыльца. «Прошу вас, проходите в дом». Точеные мужские губы трогает вежливая улыбка. «Вы уверены?»
…На позолоченном кресте баденского храма играют блики солнца. «Знаете, София, я, пожалуй, внутрь не пойду. Моя жизнь идет в разрез с тем, о чем говорится в религиозных текстах, а потому я предпочитаю смотреть на церковь со стороны…»
Первым моим порывом было сбежать. Запихнуть портрет бессмертного барона обратно в тайник, а свои вещи – в сумку, и просто сделать ноги, пока Солуса нет дома, и он не может мне помешать.
Собственно, примерно так я и поступила. Поместив картину в нишу и накрыв ее серой тряпкой, вернула на место книжные полки, а затем рысью кинулась в свою комнату и принялась поспешно упаковывать одежду и средства гигиены.
На улице еще светло, и до темноты я успею добраться до Бадена. На вокзале можно купить билет на поезд и куда-нибудь уехать. Например, домой. Да-да, именно домой! Бог с ней, с командировкой. Университетскому начальству скажу, что пришлось прервать поездку из-за болезни, а брату – что я скопировала все чертежи, которые были в замке, и в Ацере у меня не осталось никаких дел.
Солусу же можно оставить записку. Мол, появились важные дела, которые требуют моего немедленного присутствия. Спасибо, мол, за гостеприимство, однако больше оставаться в вашем доме у меня возможности нет.
Стоило подумать об Эдуарде, как в памяти всплыла еще одна картинка – долгий обеспокоенный взгляд из-под пушистых ресниц. «Тебе придется провести в одиночестве почти сутки. Не испугаешься?»
Я устало вздохнула и поставила на место тюбик с зубной пастой, который хотела засунуть в боковой карман сумки.
Господи, что я делаю? От кого собираюсь бежать?
От мужчины, который четырнадцать дней оберегал меня, как хрупкую драгоценность, развлекал, кормил вкусностями и ни разу не нарушил мое личное пространство?
Не я ли совсем недавно рассуждала о том, что каждый человек имеет право на личную жизнь, и что иметь секреты – это нормально?
Боже…
У него был миллион возможностей причинить мне вред, но ни одной из них он не воспользовался. Что стоило Солусу, скажем, прийти ночью в мою спальню, и сделать со мной все, что заблагорассудится? У него ведь есть ключи от всех комнат, в том числе от моей. Однако мой сон все это время был тих, безмятежен и никем не нарушаем.
Допустим, Эдуард действительно… м-м… необычный человек. И что? Услышала ли я в его адрес хотя бы одну жалобу? Нет. Не считая госпожи Дире, чье недовольство вызвано одними лишь подозрениями, местные жители настроены к нему очень доброжелательно. А некоторые и вовсе осведомлены о его особенностях.
Если я все-таки не сумасшедшая и все понимаю правильно, Николас Мун является потомком Герберта Муна – лакея молодого барона. Судя по записям малышки Аннабель, когда-то давно родня верного слуги помогла Эдуарду справиться с его новым состоянием – трактирщики позволяли ему переходить через свой зачарованный порог и поили свежей кровью.
Видимо, поддерживать Солуса стало у Мунов чем-то вроде семейной традиции.
Я села на кровать, устало потерла виски. И в голове, и в сердце творился такой раздрай, что хотелось стукнуться лбом о стену.
Как же быть?
Неожиданная находка в замковой библиотеке меня здорово испугала и обескуражила. Между тем, странному портрету можно придумать логичное обоснование, верно?
Например, снова объяснить невероятное сходство двоих Эдуардов родством, а одинаковый шрам – удивительным совпадением. Но тогда возникает закономерный вопрос: зачем Солус унес эту треклятую картину из фамильной галереи, и для чего обманул сотрудников музея, заявив, что отдал ее на реставрацию? Уж не для того ли, чтобы избежать ненужного внимания к своей персоне?
Вопросы, вопросы, вопросы… И не только они. Теперь, когда прошел приступ ужаса и паники, проснулся исследовательский интерес. И любопытство, ага. А вместе с ними появилась крамольная мысль: не повременить ли с отъездом?
Если господа Мун обеспечивают Эдуарду полноценное питание, значит, я по-прежнему могу спать спокойно. А раз так, стоит ли упускать возможность подробнее изучить явление баденского вампиризма?
Что ж. Пожалуй, я все-таки останусь в Ацере еще на некоторое время. Но теперь, следуя совету Руфины Дире, буду не только запирать дверь своей комнаты на ключ, но и подпирать ее креслом. А еще не стану перекладывать в шкаф вещи, которые после панического бегства из библиотеки успела сложить в дорожную сумку. Пусть лежат. На всякий случай.
***
Остаток дня я провела, слоняясь по улице вокруг Ацера. Фотографировала на чужие смартфоны восторженных туристов, бродила по аллеям парка Элеоноры, даже добралась до склепа Солусов и зачем-то подмела дорожку перед дверью забытой кем-то метлой.
Конечно, вместо всего этого можно было заняться другим, более полезным делом. Например, вернуться в библиотеку и продолжить съемку чертежей. Мне же этого делать не хотелось. Да что там, возвращаться в книгохранилище было откровенно страшно.
Головой я отлично понимала, что старинный портрет, спрятанный за полками, не сделает мне ничего плохого, а кипы архитектурных планов и вовсе ни в чем не виноваты, однако чувство тревоги, возникавшее при мысли об отыскавшейся картине, свело мой трудовой запал на нет.
Я слонялась по улице до темноты. В свою комнату вернулась, промерзнув до костей. Потом долго сидела в кресле у батареи и думала, как теперь буду общаться с Эдуардом. В конечном итоге пришла к выводу, что стану вести себя, как прежде, ибо рассказывать (и даже намекать) ему о своих открытиях может быть чревато большими неприятностями.
На самом деле, было бы очень интересно обсудить с Солусом и портрет, и дневник Аннабель, однако это даст барону моральное право либо вышвырнуть меня из Ацера (за то, что рылась в книгах без его разрешения и сунула нос не в свои дела), либо вызвать санитаров местного дурдома (в связи с выводами, которые я сделала из увиденного и прочитанного), либо совершить еще что-нибудь такое, о чем лучше не думать (ты слишком много знаешь, поэтому мне придется тебя убить, ага).
После ужина я все-таки решила поработать – над собственным черновиком. Максимально подробно описала Радож, перепечатала отдельные выдержки из ксерокопий баденских книг, потом принялась сочинять вступление к сборнику. Это дело так меня захватило, что от монитора я оторвалась лишь глубокой ночью.
Когда глаза начали слипаться от усталости, выключила компьютер, почистила зубы и уже собралась забраться под одеяло, как вдруг услышала странный звук, донесшийся с улицы. Прислушавшись, поняла, что это шорох автомобильных шин. Судя по всему, в замок вернулся Эдуард.
Бросила взгляд на часы. Без четверти три.
Странно, что я не услышала писка сигнализации. В Ацере она чувствительная и реагирует на любое движение извне. На днях Солус рассказал: две недели назад именно она подсказала ему, что в замок приехал гость – когда я вышла из такси и подошла к воротам, система тут же об этом сообщила. Впрочем, барон здесь самый главный и наверняка знает, как отключить оповещалку, чтобы никого не побеспокоить.
Спустя несколько минут из коридора раздались легкие шаги. И смолкли аккурат перед моей спальней.
У меня внутри все похолодело. В голове сразу возник образ бледного мужчины в черном камзоле, красноглазого и очень голодного. Почему-то показалось, что сейчас он откроет дверь и войдет внутрь. Однако этого не произошло. Солус несколько долгих секунд стоял за порогом, а потом пошел дальше.
Я улеглась на кровать и до подбородка укрылась одеялом.
Интересно, какая из комнат принадлежит Эдуарду? В левом крыле их не менее семи, и я понятия не имею, в какой из них он живет.
Было бы любопытно взглянуть на ее интерьер. Хотя там наверняка нет ни гроба, ни склянок с кровью. Или все-таки есть? Как вообще оно выглядит – обиталище бессмертного вампира?
И еще – отражается ли Солус в зеркале? И можно ли его сфотографировать?
Усмехнувшись тому, какие глупости приходят мне в голову, я уснула.
Утром на завтрак я опоздала – когда открыла глаза, на часах было почти восемь часов, а когда спустилась в столовую – четверть девятого. На столе, как и всегда, стоял поднос с едой из «Ориона», накрытый плотной пластмассовой крышкой. А рядом с ним нежный розовый цветок – воздушное пирожное на маленьком белом блюдце.
Я невольно улыбнулась.
Сомневаюсь, что эта красота – утренний привет от Аники или Николаса. Скорее всего, ее принес Эдуард, и, если бы я спустилась к столу вовремя, он вручил бы мне ее лично.
Что ж, в таком случае я проспала очень удачно, ибо к встрече с бароном конкретно сейчас я морально готова не была.
После трапезы я отправилась в Баден.
Тумана сегодня не наблюдалось, зато природа явно готовилось к дождю. Небо казалось темным, как свинец, и, разглядывая его из автобусного окна, я искренне жалела, что не захватила с собой зонт.
Найти центральную городскую библиотеку оказалось просто – здание, в котором она располагалась, находилось сравнительно недалеко от местной автостанции. Внешним видом оно напоминало столичный исторический музей, уменьшенный в несколько раз. У него имелись колонны, широкие ступени и даже серый каменный лев, мирно дремавший у входа.