– Конкретно сейчас, не очень. Видишь ли, у меня всегда много дел, и, как не старайся, меньше их не становится. Поэтому очень важно делать между делами перерыв и тратить его на то, что нравится и приносит моральное удовлетворение.
Он убрал папку на место, откатил лестницу в угол и сделал приглашающий жест в сторону двери.
– Прошу вас, госпожа Корлок.
До бального зала мы добирались без малого десять минут. Я шагала рядом с Эдуардом и радовалась, что иду не одна – гостиные, переходы и галереи мелькали, как узоры в калейдоскопе, и совсем скоро слились у меня в голове в сплошную вереницу комнат, в которой одна я наверняка бы заблудилась.
Бальный зал оказался просторным помещением с высокими окнами, старинными бра, напоминающими уличные фонари, и гладким полом. В привычно холодном воздухе висел слабый запах краски и еще каких-то отделочных материалов.
Барон пересек зал, на что-то нажал, и тяжелые темные шторы, обрамлявшие оконные проемы, одновременно разъехались в стороны. Дневной свет, который на улице виделся серым и унылым, хлынул в помещение мощным прозрачным потоком и в одно мгновение превратил его в сказку.
Стены комнаты оказались покрыты нежной позолотой, соседствующей с белоснежными фальш-колоннами, а пол цвета свежего меда, был так хорошо начищен, что я увидела в нем свое отражение. Потолок зала действительно стоил того, чтобы запечатлеть его для потомков – кто-то необычайно талантливый превратил его в небо, в котором парили райские птицы.
В интерьере комнаты не было вычурной помпезности, присущей столичным дворцам, при этом одним своим видом она создавала ощущение праздника.
– Мне предлагали заменить бра на люстру, подобную той, что висела в холле, – сказал Эдуард, глядя с каким восторгом я рассматриваю настенные светильники. – Большую, блестящую, с кучей лампочек и подвесок. Хорошо, что я не согласился.
Я хихикнула, достала телефон и принялась фотографировать – не только потолок, а вообще все, что было в зале. На всякий случай.
– Бал-маскарад пройдет здесь?
– Да.
– Но тут ужасный холод! Гости промерзнут до костей.
– Мы устроим вечеринку в северном стиле – предложим приглашенным надеть шубы или укутаться в звериные шкуры.
Я подняла на него удивленный взгляд. Солус по-прежнему стоял у окна, облокотившись на подоконник, и улыбался.
– Зал отапливается, – объяснил он. – Здесь смонтирована такая же система, что и в левом крыле. Сейчас она отключена – до бала три недели, обогревать пустую комнату нет смысла.
– Тут очень красиво, – заметила я, сделав еще несколько снимков.
– В день маскарада будет еще лучше.
Его тихий голос прозвучал прямо над моим ухом. Я вздрогнула. Разве секунду назад мы не находились в противоположных концах комнаты?
– Представь себе, София: сияющий огнями замок, живая музыка, белое вино, роскошные наряды, и пары, которые кружатся под мелодии позапрошлого века…
Его рука скользнула по моей талии. Эдуард осторожно развернул меня лицом к себе, мягко притянул ближе.
– Ты умеешь танцевать, София?
Глаза Солуса оказались так близко, что превратились в горячие темные омуты. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о пяти годах, отданных занятиям в хореографической школе, и я просто кивнула в ответ, будучи не в силах, ни отвести взгляд, ни что-либо сказать.
Солус говорил что-то еще, однако я не понимала ни слова. Его невероятные глаза вытеснили все, что находилось вокруг, звучание голоса завораживало, и мне казалось, я уже слышу ту старинную мелодию, а тело само собой выписывает фигуры и па, которые, как я думала, были давно им забыты…
Примерно минута понадобилась мне, чтобы понять: мы действительно танцуем. В полной тишине кружимся в пустом бальном зале, прижавшись друг к другу, и не имея ни малейшей возможности разомкнуть объятия.
Заметив, что мой взгляд, наконец, стал осмысленным, Эдуард остановился. А потом взял мою руку, и по-прежнему глядя в глаза, нежно поцеловал пальцы.
– Ты должна побывать на этом балу, – серьезно сказал барон. – Ты ведь не уедешь, не подарив мне танца, София?
Он целовал мои руки и ранее. Но никогда прежде это невинное прикосновение не было столь волнующим и интимным.
Я покачала головой.
– Не уеду. Обещаю.
***
Вечером я решила сходить на променад – подышать воздухом и переслать брату фотографии библиотеки и бального зала. Имелась надежда, что скорости мобильного интернета хватит на отправку трех наиболее удачных фотографий, и нервничать по этому поводу мне не придется.
Конечно, можно было не ждать темноты, и пойти на поиски Сети раньше, но на улице была такая суета, что выходить из Ацера я поостереглась.
Господин Эккер благоразумно решил не спорить с Эдуардом и приступил к ремонту холла немедленно. К тому времени, как я вернулась в левое крыло, у замка материализовался грузовик со стройматериалами и микроавтобус, доставивший сюда рабочих. До самого ужина возле Ацера сновали хмурые сосредоточенные люди, а из холла доносился едва слышный гул голосов.
Я же все это время провела в компании ноутбука, пытаясь собрать себя в кучу. Попытки, впрочем, были безуспешными – мысли то и дело возвращались к волшебному наваждению, накрывшему меня в бальной комнате.
Что это было? Гипноз? Йоаким Ленн писал, что вампир может наслать на свою жертву краткое оцепенение, чтобы она не сопротивлялась, когда он будет вскрывать ей вену.
Но тогда почему у меня перед глазами по-прежнему стоит идеальное лицо баденского барона, а в груди что-то сжимается и замирает, когда я вспоминаю, как нежно он поцеловал мои пальцы?.. И почему мне настойчиво думается, что это наваждение я наслала на себя сама?
Солус притягивает меня, как свечка мотылька. Его присутствие волнует, а мысли о нем не покидают мою голову ни на минуту. Что мешало мне уехать из Ацера в тот день, когда я нашла спрятанный в библиотеке портрет? Или сегодня, когда подошла к концу моя работа с чертежами?
Любопытство? Да. Исследовательский интерес? Разумеется. Красивый мужчина, от взглядов которого у меня перехватывает дыхание? Безусловно.
Все что я делаю, о чем думаю, чем интересуюсь в этом туманном краю, так или иначе связано с Эдуардом.
Впрочем, у моего наваждения есть название. Я влюблена, и мне давно пора себе в этом признаться.
Совершенно очевидно, что Солус мне тоже симпатизирует, и я не знаю, как к этому относиться. С одной стороны от его взглядов и прикосновений так тепло, что сквозняки Ацера кажутся уютным ласковым бризом. С другой же, я прекрасно осознаю бессмысленность происходящего.
Сейчас все красиво, загадочно, романтично… А что будет потом?
Быть может, я напрасно волнуюсь, и наши отношения останутся на уровне разговоров и робкого целования пальцев, как было с бабушкой Руфины Дире. Затем пройдет несколько недель, я уеду домой и буду до старости вспоминать о потрясающем мужчине, рядом с которым провела лучшие полтора месяца в своей жизни.
Или же мы сблизимся еще больше, перешагнем через рамки приятельского общения, после чего я все равно уеду. Возможно, мы продолжим общаться – благо у каждого из нас есть мобильные телефоны – и даже иногда сможем приезжать друг другу в гости.
Впрочем, есть и третий вариант: проснуться на небесах в объятиях почившей матери из-за того, что в моем теле не осталось ни капли крови, и его температура сравнялась в температурой воздуха в бальном зале Ацера.
Впрочем, мне отчего-то кажется, что последняя версия развития событий маловероятна. Как и возможность закрутить с Солусом полноценный роман, выйти за него замуж и родить маленьких барончиков. Причем, даже в том случае, если окажется, что Эдуард – обычный мужчина, а мы с Руфиной Дире – подозрительные идиотки.
Эдуарда, к слову, я не видела до конца дня. Проводив меня из бального зала в левое крыло, он отправился общаться с рабочими, и на жилую территорию больше не заходил.
В сумерках ремонтники, наконец, отправились восвояси, а я проверила зарядку телефона и потопала к воротам – ловить интернет.
На улице было сыро и туманно. Ощутимо потеплело, ледяная крупка, усыпавшая утром все вокруг, растаяла, и теперь асфальт был усеян провалами луж, блестевших в свете уличных фонарей.
С фотографиями проблем действительно не возникло. Скорость Сети, конечно, оказалась не высока, однако снимки грузились уверенно, хотя и очень медленно.
Когда к Алексу отправилось последнее фото, краем глаза я уловила какое-то движение. Обернувшись, увидела Солуса. Барон вышел из левого крыла, что-то рассказывая в трубку мобильного телефона, и зашагал в сторону гаража. Меня он явно не видел.
Внезапно в мою голову пришла сумасшедшая мысль.
Я дождалась, когда Эдуард скроется из вида, и со всей возможной скоростью помчалась обратно в замок. Вбежав в прихожую, на мгновение остановилась, прислушалась. Убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, поднялась на второй этаж и, пройдя по коридору, дернула ручку предпоследней двери.
Дверь была заперта.
Что ж, вполне ожидаемо. Я ведь запираю свою спальню на замок, почему бы Солусу не делать то же самое?
Забавно. Все двери в жилом крыле одинаковые, а замочная скважина барона выглядит так же, как моя.
Я достала из кармана ключ и попыталась вставить его в отверстие под ручкой. Ключ вошел в него, как по маслу. Поворот, щелчок – и дверь мягко отворилась. Видимо, ремонтируя эту часть Ацера, Эдуард решил сэкономить и поставил во всех комнатах одинаковые запоры. Вряд ли он рассчитывал, что кроме него здесь будет жить кто-то еще.
Воровато огляделась по сторонам, а потом переступила порог. На меня тут же дохнуло холодным воздухом – один в один, как на улице, разве что менее сырым.
Похоже, я была не права, думая, что в апартамента барона батареи работают лучше, чем в моих. Эдуард, постоянно разгуливающий в рубашках и легких пуловерах, судя по всему, в тепле совершенно не нуждался.
Обстановка комнаты была самой обычной: изящный диван, старинный платяной шкаф, письменный стол с какими-то книгами, ноутбуком и туристическими буклетами, высокий мягкий стул и уютное кресло возле небольшого камина, явно не топившегося много лет.