Арканум оказался в разы больше и современнее Бадена. По его широким улицам грохотали трамваи, сновали автобусы и сотни автомобилей, повсюду виднелись торговые центры и многоэтажки. После баденской тишины и уюта городской шум и обрадовал, и оглушил. С одной стороны, он напоминал о столице – дома такая суета была в порядке вещей, с другой, – о том, что за три недели пребывания в Ацере я удивительным образом от него отвыкла.
Оставив машину на стоянке у какого-то сквера, мы немного погуляли среди субботней толпы, после чего отправились обедать в кафе. К моему удивлению, Эдуард тоже заказал себе еду – вместе с привычным кофе ему принесли салат из шпината и капусты. Ел он его без аппетита и с таким равнодушным видом, будто у него в тарелке лежала безвкусная луговая трава. Создавалось впечатление, что на самом деле мы пришли в сие заведение исключительно для того, чтобы накормить меня, а Солус мог вообще обойтись без еды – как и всегда.
После обеда мы еще немного побродили по улицам, а потом свернули в какой-то переулок. Несколько минут – и перед нами появилось новенькое одноэтажное здание, сложенное из коричневого кирпича, с широким крыльцом и красивой металлической дверью, над которой висела табличка «Литературный музей».
– Я слышал, здесь имеется богатый отдел фольклора, – сказал Эдуард. – И подумал, что тебе это может быть интересно.
– Мне интересно, – кивнула я. – А тебе?
– Я люблю книги и никуда не спешу. До начала спектакля еще три часа.
В музее было ожидаемо тихо и безлюдно. Подобные экспозиции редко пользуются успехом у горожан, обычно их посетители – школьники или студенты, которые явились на экскурсию в рамках учебной программы. Оно и понятно: местные залы особой оригинальностью не блистали и выглядели очень скучно.
Главной достопримечательностью литературного музея оказались его сотрудники. Узнав, что мы интересуемся старинными легендами, нас тут же передали в руки некого господина Сетти – симпатичного старичка с торчащими во все сторонами белоснежными волосами и деревянной тростью, на которую он опирался при ходьбе.
– Наши места богаты и сказками, и быличками, и песнями, – говорил он, провожая меня и Эдуарда в свою вотчину. – Что именно вы хотите услышать?
– Нам нужны истории, в которых говорится о вампирах, – неожиданно ответил барон. – Моя спутница работает над сборником старинных преданий, и страшные легенды находятся у нее в приоритете.
Я бросила на Солуса удивленный взгляд. Тот улыбнулся и по-мальчишески подмигнул.
– Этого добра здесь в избытке, – важно кивнул господин Сетти. – Наш музей, молодые люди, по количеству книг со старинными сказками поспорит с Главной городской библиотекой. Полистать их, конечно, не получится – посетителям трогать экспонаты запрещено, но я могу рассказать все, что в них написано наизусть. Многие сюжеты вам наверняка будут знакомы, поэтому я их сразу опущу, и познакомлю вас с уникальными преданиями, которые знают только в окрестных деревнях.
Следующие полтора часа я провела в филологическом раю. Мы неторопливо переходили от витрины к витрине, задерживаясь у каждой, чтобы послушать одну-две истории. Пожилой музейщик рассказывал их ярко и эмоционально – в лучших традициях профессиональных сказителей. При этом большую часть времени мы с господином Сетти провели вдвоем. Солус от разговоров о местной нечисти устал уже через пятнадцать минут, а потому, извинившись, отправился гулять по другим залам.
Я же слушала музейщика, затаив дыхание, и всей душой надеялась, что у моего телефона, который сейчас работал в режиме диктофона, хватит зарядки, чтобы записать все чудеса, о которых мне рассказывали.
Сетти вдохновенно вещал о таинственных кладах, лесных ведьмах, оборотнях и домовых, с воодушевлением говорил о вурдалаках. О вампирах же я не услышала от него ни слова.
В какой-то момент я не выдержала.
– Вы много рассказываете о вурдалаках, господин Сетти, – осторожно сказала ему. – Но мне хотелось бы услышать о других созданиях – тех, которые пьют кровь, но при этом не теряют интеллекта. Неужели в арканумских деревнях о них нет ни одного предания?
Музейщик пожал плечами.
– Может и есть, – ответил он. – Но мне они не известны. Вы ведь говорите о неумерших, верно?
Я удивленно приподняла брови.
– В окрестностях Бадена о них имеется немало рассказов, – продолжал старик. – Говорят, что сии создания посещают этот город не реже одного раза в столетие, а то и чаще. Если вы слышали о них, то понимаете, что отличить неумерших от обычных людей очень тяжело. Арканум они тоже наверняка посещали, но ни письменных, ни устных историй о себе не оставили. Только слухи. А слухи – это все-таки не сказки.
– Чудеса, – покачала головой я. – Между Баденом и Арканумом не такое уж большое расстояние. Очень странно, что у вас нет общих историй о вампирах.
Господин Сетти пожал плечами.
– В нашем городе полно голубей, милая девушка. В Бадене, думаю, их тоже немало. Однако ж никому не приходит в голову сочинять про них рассказы. Впрочем, как знать. Может быть, кто-то и сочиняет, просто об этом не всем известно.
– Голуби – реальные птицы. А вампиры – страшные фантастические существа.
– Тут я с вами не соглашусь, – усмехнулся музейщик. – Если человеку что-то кажется странным или страшным, вовсе не обязательно, что это действительно так. Глубина ужаса зависит исключительно от нашей фантазии. Когда-то люди всерьез опасались своих собратьев, больных гипертрихозом. Еще бы, ведь те так густо покрыты волосами, что кажется, будто это звериная шерсть. Вылитые оборотни! Теперь же все знают, что это генетическое заболевание, и бояться его не нужно. А красная волчанка? Те, кто ею страдают, постепенно лысеют, потом у них появляется светобоязнь, могут видоизмениться кости. Чем не признаки вампиризма? Думаю, явление неумерших тоже имеет место быть и его тоже можно объяснить. Если я правильно помню сказки соседей, люди становятся таковыми после некой травмы, которая, если не приводит к смерти, то отчего-то заставляет полюбить вкус крови.
– А нетипичное долголетие? Невосприимчивость к боли? Непроходящая молодость? Как объяснить их?
– Я, к сожалению, не биолог, – улыбнулся господин Сетти, – и не могу сослаться на научные труды, которые бы могли все это обосновать. Скажу только, что за шестьдесят девять лет своей жизни повидал немало интересных людей. Например, знал таких, которые в лютые морозы могли разгуливать в нижнем белье, не чувствуя холода. И таких, которые, дожив до преклонных лет, не имели ни одной морщины и ни одного седого волоса. Могу поручиться – никто из этих ребят не был страшным фантастическим существом. Быть может, неумершие – тоже жертвы биологических изменений, и зловещие истории о них – не что иное, как страх перед неизведанным?
– В Бадене считают, что вампиры убивают людей.
– Помилуйте, людей убивают все. Волки, медведи, кабаны, другие люди. А еще экология, вредные привычки и дурной характер. Вампирам такое и не снилось. Между тем, мы начали беседу не об этом. Если нужны сказки о неумерших, обратитесь в Главную библиотеку. Быть может, там вам смогут помочь.
В библиотеку мы с Эдуардом, конечно, не пошли. После окончания экскурсии вернулись на центральную улицу и направились в сторону театра.
– Как тебе музей? – поинтересовался по пути Солус. – Узнала что-нибудь интересное?
– О да, – ответила я. – И интересное, и полезное. Есть над чем поработать и о чем подумать.
Особенно подумать, ага. Слова пожилого музейщика здорово перекликались с моими собственными мыслями.
Действительно, почему бы баденским вампирам не быть людьми, которые приобрели свои особенности после тяжелой травмы? Возможности человеческого организма до конца не изведаны. Я тоже слышала об индивидуумах, которые не мерзнут на морозе, а еще о тех, которые способны задерживать на несколько минут дыхание, или буксировать зубами многотонные грузы. Вот только никто из них не обладал умением жить на протяжении столетий. И кровью не питался.
Забавно. Руфина Дире твердо уверена, что вампиры очень опасны, а старый музейщик ставит их в один ряд с медведями, вредными привычками и дурным характером. При этом оба сходятся в одном – неумершие существуют, и если мы не способны отличить их от прочих людей, это исключительно наши проблемы.
Театральная постановка арканумского театра не оставила у меня особенных впечатлений. Кажется, это была история о сложных взаимоотношениях матери и двух ее взрослых дочерей. Я смотрела на сцену, но действие видела краем глаза, а диалоги героев и вовсе пролетели мимо моих ушей.
Рассуждения музейщика по-прежнему звучали в моей голове, а еще отчего-то немыслимо волновало присутствие Эдуарда. Помимо кресел в зрительном зале стояли удобные диванчики на двоих, совсем, как в кино, и мы сидели на одном из них. Время от времени касались друг друга локтями или коленями, и в полутемном зале это казалось почти таким же интимным, как недавний танец в парадном зале Ацера.
Собрать себя в кучу и переключить внимание на спектакль я смогла лишь за полчаса до его окончания – исключительно для того, чтобы поддержать беседу, когда Солус захочет обсудить со мной то, что происходило на подмостках.
В обратный путь мы отправились, когда на улицах Арканума зажглись фонари. Усевшись в салон шоколадного кроссовера, я внезапно поняла, что очень устала. Когда машина тронулась с места, и Солус ожидаемо завел разговор о спектакле, реальность и вовсе начала от меня ускользать. Тепло, идущее от автомобильной печки, и мелодичный голос сидящего рядом мужчины так мягко и настойчиво меня убаюкивали, что я, сказав в ответ не более пары фраз, погрузилась в сладкую полудрему.
Эдуард явно решил меня не тревожить и оставить обмен впечатлениями на потом. В какой-то момент на смену его голосу пришла тихая мелодия, зазвучавшая из автомобильных колонок.
Некоторое время я слушала ее нежные переливы, после чего все-таки уснула. Сон мой был чуток и продолжался до того времени, пока мы не доехали до участка с ямами и рытвинами.