Несколько секунд мы молчали. Я рассматривала скатерть, Эдуард – стену за моей спиной.
– Такому как я не нужна семья, – произнес он. – В ней нет ни смысла, ни необходимости. Жениться же просто так – глупо, Софи. Я рассказывал тебе: когда-то давно отец хотел, чтобы я остепенился. Он даже нашел мне невесту – девушку из хорошей богатой семьи. Она была умна, образована, обладала отличными манерами. Но она не вызывала у меня никаких эмоций. Сейчас я даже не вспомню ее имени.
Мэдэлин Вокс. Если верить Аннабель, эту девушку звали именно так. Интересно, что будет, если я расскажу Солусу о дневнике его младшей сестры? И о том, что нашла в библиотеке спрятанную картину. Он сразу выгонит меня из замка или все-таки разрешит дождаться декабрьского бала?
Я задумчиво потерла глаза и неожиданно зевнула.
– Сдается мне, на сегодня достаточно и вопросов, и разговоров, – улыбнулся Эдуард, поднимаясь из-за стола. – Ты, наверное, очень устала. Думаю, тебе стоит лечь спать пораньше.
Так и есть. При условии, что я в принципе сумею уснуть.
– Ты тоже будешь спать? – спросила у Солуса, поднимаясь на ноги вслед за ним.
– Буду. Но не сегодня.
– То есть во сне ты все-таки нуждаешься.
– Конечно, но не так часто, как ты. Для отдыха мне достаточно передремать один-два часа в неделю.
Что ж. Теперь понятно, почему в его комнате из мебели только диван и письменный стол.
Я сложила грязную посуду в посудомойную машину. Солус стоял у входа в кухню и ждал, когда я вернусь.
– Хочу задать тебе вопрос, – произнес он, когда я вышла в прихожую. – Последний на сегодня. Позволишь?
– Да, разумеется.
– После всего того, что я рассказал, ты… – он тихо кашлянул, – ты, наверное, станешь относиться ко мне по-другому?
– Вовсе нет, – удивилась в ответ. – Почему ты так думаешь?
Эдуард несколько мгновений смотрел мне в глаза.
– Значит, я тебе не противен?
– Значит, не противен. Я не считаю тебя ни мутантом, ни чудовищем, ни дьявольским отродьем. Я тебя не боюсь, Эд.
На его губах мелькнула быстрая улыбка. Я же протянула руку и неожиданно для себя самой погладила его по щеке.
Солус перехватил мою ладонь и прижался к ней губами. Когда он снова поднял на меня глаза, в них сияли звезды.
– Добрых снов, София.
В спальню я поднялась, ощущая себя в легкой прострации. Укладываясь в постель, думала, что буду долго ворочаться и засну только на рассвете. Однако стоило моей голове коснуться подушки, как я провалилась в теплое уютное забытье.
Глава 9
Ночью в окрестностях Ацера пошел снег. Он укрыл белым пушистым покрывалом дорожки и башни, деревья и кусты. Снега было так много, словно уже наступила зима – уютная, праздничная, самая настоящая, отчего-то решившая объявиться на неделю раньше положенного срока.
Завтрак я снова проспала. Все ночь мне снилось серое марево, в котором возникали то высокие голые деревья, то оскаленные волчьи клыки, то ослепляющий свет автомобильных фар.
Несколько раз я подскакивала на кровати, после чего долго лежала, разглядывая темный потолок, пока сон не овладевал мной снова.
Когда же я окончательно открыла глаза, оказалось, что спальню заливает тусклый утренний свет, а часы на мобильном телефоне показывают девять утра. Чувствовала я себя при этом разбитой и совсем не отдохнувшей – спасибо стрессу и ушату неоднозначной информации, вылившемуся вчера на мою голову.
Эдуард, как ни странно, ждал меня в столовой. Увидев мою заспанную смущенную физиономию, он взял со стола поднос с остывшей едой и отправился ее разогревать.
Я слушала утробное рычание микроволновки и думала о том, что теперь, при свете дня, история барона-вампира уже не кажется ни страшной, ни таинственной. В самом деле, разве может быть страшным и таинственным человек, разогревающий в кухне овсянку с цукатами?
– Как спалось? – поинтересовался Солус, вернувшись из кухни с тарелкой, над которой держалось полупрозрачное облачко пара.
– Так себе, – ответила я, принимаясь за еду. – Снилась какая-то ерунда. Туман, лес, волки…
Эдуард сел на свое место, придвинул ко мне блюдце с маленькой румяной булочкой.
А ведь он ночью вовсе не ложился в постель, при этом свеж, бодр и дружелюбен. Видимо, ни встреча с хищником, ни разговор по душам на его железобетонную психику никак не повлияли.
– Тебе снятся сны, Эд?
– Наверное, снятся, – он пожал плечами. – А может быть, и нет. Я не помню, Софи.
Овсянка была нежная и очень вкусная. Интересно, как господа Мун ее готовят? У меня она такой аппетитной никогда не получалась.
– Чем же ты занимаешься по ночам? У тебя должна быть уйма свободного времени.
– Это зависит от обстоятельств, – ответил Солус. – Но в целом ты права. Ночь я могу посвятить самому себе и заняться тем, что мне интересно. Например, прочесть книгу, изучить иностранный язык, научиться рисовать акварелью или играть на виолончели. Еще можно заняться спортом, освежить свое знание истории, доделать срочные документы или просто отправиться на прогулку. Вариантов много.
Не то слово. Интересно, если бы я перестала спать по ночам, занималась бы я спортом или саморазвитием? Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Скорее всего, я тратила бы это время на просмотр фильмов, социальные сети и… и книги, да. Хотя… Возможно, через пару лет мне бы это надоело, и я выбрала другое занятие. Скажем, научилась кататься на коньках или освоила, наконец, гитару.
Кстати.
– Так ты умеешь играть на виолончели?
– Нет, – снова усмехнулся Эдуард. – Подчинить этот инструмент мне так и не удалось. Со струнными у меня никогда не ладились отношения.
– А с какими ладились?
– С духовыми и клавишными. Я умею музицировать на флейте и фортепиано.
– Ого!
– В этом нет ничего удивительного, Софи. Во времена моего детства музыкальное образование было непременной частью воспитания. Музицировать должны были все дети без исключения. Не скажу, что это доставляло мне удовольствие – музыка давалась мне с большим трудом. То ли дело брат и сестра. Антуан мог извлечь мелодию из чего угодно, хоть из скрипки, хоть из комода, а у Аннабель был очаровательный голос. Когда они садились за клавесин или фортепиано, их собирались слушать все, кто в это время находился поблизости.
Он говорил ровным спокойным голосом, при этом в его глазах то и дело мелькала грусть – тихая и очень знакомая.
Помнится, когда умерла мама, я долго не могла говорить о ней в прошедшем времени. Потому что сказать «она отлично пекла эклеры» или «замечательно вязала крючком», означало признать факт ее смерти. Согласиться с тем, что ее больше нет. Принять смерть дорогого человека очень непросто. Ты видел его в гробу, лично кидал горсть земли в его могилу и приносил к могильному холмику цветы, однако продолжаешь искать его в толпе людей и вздрагиваешь каждый раз, когда мимо тебя проходит человек в похожей одежде или с похожими чертами лица.
Моя мать умерла семнадцать лет назад, а родственники Эдуарда – более двухсот. Думаю, за эти годы барон успел и оплакать их, и отпустить. Но отчего же тогда, вспоминая давно ушедших брата и сестру, на его лице появляется… боль? Вернее, ее тень – легкий отпечаток страданий, который не смогли развеять столетия яркой насыщенной жизни.
Интересно, когда в последний раз он говорил с кем-либо о своей семье? Прямо, не таясь, называл Антуана и Аннабель братом и сестрой, а не предками и не дальними родственниками?
Наверное, это было очень давно. Так давно, что он успел позабыть, как легко и свободно можно рассказывать о себе другому человеку. Не осторожничать, не обдумывать каждое слово, не скрывать правду за двусмысленным звучанием фраз. Именно поэтому Солус так охотно и подробно отвечает на мои вопросы. Здесь и сейчас он может быть самим собой, и ему это очень нравится.
В первые дни моего пребывания в Ацере Эдуард тоже упоминал младших Солусов, однако делал это с каменным выражением лица. Теперь же он как будто ожил.
Эти быстрые, но очень искренние эмоции в его глазах, вызывали у меня в груди горячую бурю. Быть может, мне все-таки стоит рискнуть и срубить с ледяного панциря, в который он заковывал себя все эти годы, еще несколько слоев?
– Эд, я хочу тебе кое-что показать, – сказала, отодвигая в сторону пустую тарелку. – Когда я работала в замковой библиотеке, мне попалась на глаза одна интересная тетрадь.
– Тетрадь с чертежами?
– Нет, – я глубоко вздохнула. – Помнишь, ты давал мне почитать сборник сказок нянюшки Матильды? Я потом уверяла тебя, что у него должно быть продолжение.
– Конечно, помню. Ты искала продолжение в библиотеке, но не нашла.
– Не совсем, – пробормотала я. – Сказок там действительно не было, зато обнаружилось кое-что другое. И мне кажется, тебе будет интересно на это взглянуть.
Солус вопросительно приподнял бровь. Я же встала из-за стола и поманила его за собой.
– Наверное, стоило показать тебе это раньше, – сказала, когда мы вошли в библиотеку. – Но лучше поздно, чем никогда, правда?
В библиотеке было прохладно. Судя по всему, с того момента, как я перестала работать с чертежами, огонь в камине разжигали не часто, поэтому помещение быстро остыло.
Подкатив к знакомому стеллажу лестницу, я немного пошарила среди книжных томов и извлекла на свет тонкую тетрадку, исписанную поблекшими чернилами.
Солус взял ее в руки, и его лицо вытянулось.
– Это личный дневник Аннабель, – тихо произнесла я. – И в нем говорится о тебе.
Эдуард перевел взгляд с неровных бледных строчек на меня.
– Я нашла эти листочки случайно, – продолжила я. – Они застряли между полками и стеной.
– Забавно, – задумчиво сказал Солус. – Все документы, касающиеся моей семьи, хранятся в отдельном месте. Эта же тетрадь мне не попадалась ни разу.
– Наверное, она просто затерялась среди книг, – развела руками я.
– Это словно привет из прошлого, – пробормотал Эдуард, аккуратно перебирая тонкие странички. – В последнее время оно преследует меня. То, что казалось давно забытым, встает передо мной столь яркими картинами, словно это было вчера. Видишь ли, Софи, с тех пор, как ты появилась в Ацере, замок стал оживать. И я вместе с ним.