Как оказалось позднее, начинать работу над материалом из деревни Гоммат следовало именно с этих листов – записанные на них песни были бесподобны. Их язык был легок и напевен, а содержанием они напоминали «Сказки нянюшки Матильды».
Основой сюжета каждой из них являлась встреча человека с потусторонним созданием – призраком, лешим или оборотнем. Песен об оборотнях было особенно много – больше половины от общего числа, и почти все они воспевали храбрых охотников, вступивших в схватку с чудовищем и освободивших от его беспредела местных крестьян.
При этом попадались и другие, более романтические истории. В них объектом интереса волколака становилась девушка, сумевшая пленить человеческую ипостась монстра своей красотой и невинностью.
Среди этих песен была одна, которая зацепила меня больше остальных. В ней говорилось о двух подругах – Миле и Лиле. Девушки собирали в лесу грибы и повстречали там незнакомого юношу. Миле парень понравился, а Лиле показался странным и подозрительным – она обратила внимание, что следы, которые оставлял незнакомец, были похожи на отпечатки звериных лап. Спустя несколько дней юноша явился на деревенскую гулянку и весь вечер танцевал с Милой. Лила же заметила ряд новых странностей. В свете ламп и фонарей в глазах парня блестели «звериные искры», а тень, которую он отбрасывал, имела «песий хвост». Когда же взошла луна, незнакомец и вовсе исчез, и никто не видел, когда и куда он ушел.
Лила поняла, что парень – оборотень и рассказала об этом подруге. Но та влюбилась в незнакомца по уши и словам девушки не поверила. Более того, Мила заявила, что снова собирается танцевать с лесным юношей – на празднике, который должен был состояться в ближайшие дни.
Лила испугалась за подругу и, чтобы помешать ее свиданию с оборотнем, накануне праздника подменила ее красивые новые туфли на растоптанные старушечьи башмаки. Пока расстроенная Мила искала другую обувь, оборотень был разоблачен, схвачен и под радостные крики крестьян обезглавлен сельским старостой.
Дочитав текст, я долго рассматривала противоположную стену, пытаясь совладать с гулко бьющимся сердцем.
Песня, как жизнь, а жизнь, как песня, ага. У меня ведь сейчас почти то же самое: и праздник, и мужчина, которого считают подозрительным, и растоптанные башмаки, присланные вместо бальных туфель.
Что же получается? Коричневых уродцев мне отправили не просто так? Это не ошибка, не шутка, обиженной Солусом девицы, а… что? Последнее предупреждение? Не ходи, мол, на бал, а то оборотень (сиречь вампир) тебя сожрет?
Вообще, происшествие с дурацкими башмаками второй день не выходило у меня из головы. Право, разве это не глупо – присылать такую странную обувь? Люди, которые собирали пакет с бальным нарядом, должны были понимать, насколько нелепо предлагать к красивому платью растоптанные облезлые босоножки. Логичнее было не передавать их вовсе.
Я неоднократно сталкивалась с ситуациями, когда работники выполняли свои обязанности «на отвали». Но разве зимний бал, с которым так носится и барон, и мэрия, и администрация баденского театра, не является мероприятием, на котором все должно быть идеально?
Честно говоря, увидев растоптанные сандалии, я решила, что это мелкая пакость полуголой костюмерши. Она наверняка в курсе, что мы с Солусом последние три недели живем в Ацере вместе, а потому, прислав мне неподходящую обувь, хотела отомстить Эдуарду за его отказ встретиться с ней тет-а-тет.
Конечно, подобный поступок умным не назовешь, однако в жизни встречаются и более глупые решения. Помнится, бывшая пассия моего соседа разрисовала его дорогой автомобиль аэрозольной краской. А потом заплатила хорошие деньги за приведение машины в порядок и компенсацию ее владельцу морального вреда. По сравнению с этой историей облезлые туфли – сущая ерунда.
Между тем, после прочтения баллады об оборотне, поступок человека, собиравшего мой праздничный наряд, приобрел иной смысл. Быть может, у меня снова разыгралось воображение, однако теперь я вижу в нем предостережение. Причем, не только для себя, но и для Солуса. Героиня песни не пошла на праздник и осталась жива, а оборотня поймали и обезглавили. Не является ли театральная посылка предупреждением, что на Эдуарда готовится на падение? Что его хотят убить так же, как и героя баллады?
По моей спине побежали мурашки.
Надо поговорить с костюмершей. Убедиться, что она просто плохо выполнила свою работу, не вкладывая в нее никакого особого смысла.
Побеседовать с девушкой я решила этим же вечером – перед последней танцевальной репетицией. В театр поехала одна и на два часа раньше обычного, дабы, не дай Бог, с ней не разминуться.
Каково же было мое разочарование, когда оказалось, что костюмерши на работе нет. Об этом сообщила госпожа хореограф, с которой мне посчастливилось столкнуться в фойе.
– Вам нужна Лилиана? Увы, со вчерашнего дня она находится в клинике, – сказала наш гениальный педагог. – Утром ей стало плохо, и муж отвез ее к врачу. А тот назначил стационарное лечение.
Мои брови медленно поползли вверх.
– Муж? – переспросила я. – Лилиана замужем?
– Да, – кивнула женщина.
– И давно?
– Не очень. Года два или три.
Занятно. Очень занятно.
– Что же с ней случилось? Наверное, что-то серьезное, раз потребовалась госпитализация.
– Точно сказать не могу, – пожала плечами хореограф, – но надеюсь, доктор просто решил подстраховаться. Когда женщина находится в положении, она нуждается в особом уходе.
Так она еще и беременна? Тогда я ничего не понимаю.
– Для чего вам понадобилась Лили, София? Что-то не так с вашим нарядом?
– С нарядом все отлично, – поспешила заверить я. – Просто… Мне нужна ее… м-м… профессиональная консультация.
– Вас может проконсультировать кто-нибудь другой. В театре есть другие костюмеры.
– Боюсь, мне требуется именно Лилиана. Что ж, пусть выздоравливает.
– Выходит, вы напрасно приехали так рано, – заметила хореограф. – До занятия еще много времени, и я собиралась выпить чаю. Присоединитесь?
Я, конечно же, согласилась. Наша беседа продолжилась в небольшом кабинетике, заваленном папками с какими-то документами, а еще картонными коробками, рулонами материи, обрывками кружева и тесьмы. Госпожа гениальный педагог, казавшаяся на занятиях строгой и неумолимой, сейчас находилась в отличном расположении духа и явно была настроена поболтать.
Разливая в чашки ароматный напиток, она продолжила говорить о нашей общей знакомой. В течение следующих десяти минут я узнала, что Лилиана – скромная старательная девушка, которая любит свою работу и вообще является едва ли не самым чудесным созданием на свете.
Такая характеристика костюмерши настолько противоречила впечатлению, которое она создала во время нашей встречи, что я решила уточнить, действительно ли мы говорим об одном и том же человеке.
– То, как Лили вела себя во время обсуждения ваших костюмов, было для нее совершенно нетипично, – сказала мне госпожа хореограф. – Мы работаем вместе не первый год, и я ни разу не замечала за ней столь вызывающего поведения. А еще это жуткое платье, – женщина покачала головой. – Лили никогда не приходила в театр в таких нарядах. Да еще находясь на четвертом месяце беременности.
– Возможно, девушка хотела понравиться господину Солусу, – предположила я.
– Зачем ей это надо? У нее прекрасный муж. Она постоянно им восхищается. Поверите ли, София, они созваниваются по сто раз на дню и воркуют, как голубки. Барон, конечно, красавец и аристократ, но Лилиана любит своего супруга, и только его!
– Для чего же тогда она заигрывала с бароном? – удивилась я.
– Я была удивлена не меньше вас, – развела руками дама. – И, конечно же, спросила ее об этом на следующий день. Лили ведь не только кокетничала, из-за нее репетиция началась позже на целый час!
– И что она вам сказала?
– Ничего. Просто ушла от ответа. Буркнула какую-то ерунду о том, что так было надо, и все. Знаете, я думаю, все дело в ее положении. У некоторых женщин во время беременности появляются странные причуды. Кому-то хочется огурцов с медом, а кому-то пофлиртовать с чужим мужчиной.
Я покачала головой. Скромная баденская костюмерша внезапно решила поиграть в безудержную тигрицу? Маловероятно. К тому же, тигрица из нее получилась так себе. И что значит «так было надо»? Кому надо? Самой Лилиане или кому-то другому?
– Скажите, Лили самостоятельно складывала для меня бальный наряд? – поинтересовалась я. – Или ей кто-то помогал?
– Вроде бы, сама, – пожала плечами хореограф. – Если честно, я не в курсе. Знаю только, что Лилиана всегда добросовестно выполняет порученную работу. Помощники ей обычно не требуются. Да и какая тут может быть помощь? Чтобы положить платье в пакет, большого ума не надо.
Это точно. В таком случае, стоит задать моей разговорчивой собеседнице еще один вопрос.
– Знаете, – осторожно начала я, – на прошлой неделе мне показалось, что я видела Лилиану раньше. Однако этого никак не может быть. Нет ли у нее родственников в пригороде Бадена? Возможно, у нас с ней есть общие знакомые.
– Родственники у Лили имеются, – кивнула женщина, – и довольно много. Только все они здесь, в городе. А пригород… Кажется, там живет ее тетка. Да-да, точно, тетка – двоюродная сестра матери. Они очень дружны и часто приезжают друг другу в гости.
– У этой тетки фамилия случайно не Дире? – спросила я, чувствуя, как в преддверие ее ответа начали подрагивать кончики моих пальцев.
– О, так вы действительно знакомы с родственницей Лилианы! – почему-то обрадовалась хореограф. – Да, ее зовут Дире. Руфина Дире. Вы видели ее в Ацере, верно? Лили говорила, что она очень умная и неплохо разбирается в искусстве.
Ага, разбирается. И не только в искусстве.
Госпожа хореограф рассказывала что-то еще, однако мои мысли уже были далеко. Пазл сложился, и теперь требовалось внимательно рассмотреть получившуюся картинку.
Итак, что мы имеем?