В какой-то момент тяжелые деревянные двери, через которые я вошла в зал, распахнулись, – плавно и почти не бесшумно, будто невидимый лакей открыл их перед своим господином. И на пороге бального зала появился Эдуард. Голоса мгновенно стихли, стало слышно, как в противоположном конце комнаты что-то тихо напевает виолончель.
Барон выглядел потрясающе. Он был одет в черные брюки и черный камзол с серебряным позументом (тот самый!), из-под рукавов которого выступали кружевные манжеты белоснежной рубашки. Его волосы были собраны в хвост, открывая идеальную линию плеч, а на пальце правой руки сверкал перстень с рубином – собратом драгоценных камней, из которых неведомый ювелир собрал мои серьги и ожерелье. В своем наряде Солус действительно походил на вампира – холодного и недосягаемого.
При одном только взгляде на него становилось понятно, кто является настоящим хозяином бала. Барону хотелось поклониться, как королю, застыв в глубоком реверансе.
Эдуард отреагировал на произведенный фурор со своей обычной невозмутимостью. Он вежливо улыбнулся гостям, склонив в знак приветствия голову, после чего отыскал глазами меня и уверенно направился в мою сторону.
Его провожали восхищенными взорами. Прежде чем вернуться к прерванным разговорам, и женщины, и мужчины облизали его взглядами с ног до головы.
– София.
Солус протянул мне руку, и, когда я вложила в нее свою ладонь, коснулся пальцев легким поцелуем.
– Вы превзошли саму себя, госпожа Корлок, – сказал Эдуард, глядя мне в глаза. – Сегодня я буду танцевать с самой восхитительной девушкой на этом балу.
Мое сердце сделало кульбит, а щеки запылали, как маки.
– Что вы, барон, – ответила ему, – Главной звездой праздника сегодня являетесь вы. И кстати, ваш наряд мне знаком. Кажется, я видела его на одном старинном портрете.
– Вы, как всегда, наблюдательны, София, – улыбнулся Эдуард.
Он предложил мне свой локоть, и я охотно взяла его под руку. Мы неторопливо направились к противоположному входу – туда, где стояли мэр и его свита. По пути Эд вежливо раскланивался едва ли не с каждым встречавшимся ему гостем.
– Добрый вечер, барон, – сказал баденский градоначальник, когда мы пересекли зал и подошли к нему вплотную. – Рад вас видеть.
Рядом с Эдуардом он смотрелся простовато. Мне невольно подумалось, что так выглядел бы мещанин, которого за какие-нибудь особые заслуги пригласили на светский прием.
– Взаимно, господин Орулл, – ответил барон.
– Ваша очаровательная спутница, должно быть, баронесса Солус? – улыбнулся градоначальник.
Я едва не поперхнулась воздухом.
– К сожалению, нет, – покачал головой Эдуард. – Госпожа Корлок – гостья Ацера. Однако сегодня она сыграет не последнюю роль на этом балу. Как вам замок, господин Орулл? Дольны ли вы его украшениями и внешним видом?
Мэр был доволен, а местами даже восхищен. В течение следующих десяти минут они с бароном активно обсуждали подсветку замковых стен, фальшивые колонны крыльца и особенности системы отопления. Их увлекательную беседу прервал господин Ачер. Худрук баденского театра неслышно возник за спиной Солуса и взволнованно сообщил, что через минуту нам с бароном предстоит выйти на паркет.
В подтверждение его слов громко запели фанфары, и в середине зала появился высокий мужчина, громко возвестивший присутствующим о начале зимнего маскарада. Сразу после этого зазвучала музыка, знакомая до последней ноты.
Эдуард повернулся ко мне и с изящным поклоном пригласил на вальс. Через два удара сердца мы были в центре бального зала. Солус привлек меня к себе, и все вдруг пропало. Мэр, гости, недавняя тревога – все это растворилось в прекрасной тягучей мелодии.
Мы снова были одни. Снова кружились по медовому паркету, не отводя друг от друга глаз. И не было на свете ничего важнее и прекраснее этого момента, когда душа поет вместе с оркестром, а два сердца бьются в унисон. Взгляд Эда гипнотизировал, манил к себе, подобно пламени свечи, а его руки казались самой надежной защитой от любых каверз и невзгод.
Эдуард улыбнулся, и в этой улыбке был весь мой мир, вся искренность и счастье…
Гром аплодисментов был подобен удару молота. Стоило музыке стихнуть, как реальность обрушилась на меня со всей своей какофонией звуков – оглушающей, обескураживающей, стирающей последние отголоски волшебства. Солус отвел меня в сторону, и на середину комнаты вновь вышел церемониймейстер, заведший пространный монолог о красоте старины, сохранении традиций и понимании всего этого органами местной администрации.
Его хвалебные речи меня мало интересовали, поэтому, вместо того, чтобы следить за ходом его мысли, я рассматривала стоявших рядом людей. Знакомых среди них не наблюдалось, однако я все равно вглядывалась в лица, надеясь и одновременно опасаясь увидеть кого-нибудь подозрительного.
Эд по-прежнему держал меня за руку, и от жара, которым теперь пылало мое тело, его ладонь тоже казалась огненной.
– Ты все еще волнуешься? – прошептал Солус, когда мужчина закончил свою речь, и на его место с приветственным словом вышел баденский мэр. – На балу следует веселиться, Софи. Сегодня не случится ничего дурного.
Я улыбнулась и чуть крепче сжала его пальцы. Он говорит мне об этом в тысячный раз. Быть может, все-таки стоит ему поверить?
Праздник шел своим чередом. Солус и его команда организаторов потрудились на славу – маскарад действительно проходил в традициях классических дворянских собраний. Когда были сказаны все торжественные речи, одна часть публики направилась к столикам с закусками, другая осталась наблюдать за хореографическим ансамблем, вышедшим на паркет, дабы развлечь ее старинными танцами, третья снова разбилась на группы и продолжила прерванные разговоры, четвертая села за карточные столы.
Между приглашенными резво сновали официанты, разносившие бокалы с напитками. Все было чинно, благопристойно и не вызывало ни единого опасения, что кто-нибудь переборщит с алкоголем и устроит в старинном замке современную дискотеку.
Мы с Солусом дважды обошли зал, дабы убедиться, что никто не скучает и ни в чем не нуждается. Наш танец, без сомнения, стал отличным началом зимнего маскарада, и многие гости спешили выразить нам свое почтение. Мужчины вежливо пожимали барону руку, а на меня кидали такие горячие взгляды, что становилось неловко. Дамы, наоборот, окатывали меня ледяным равнодушием, а Эдуарду улыбались так радостно и широко, что я всерьез опасалась, как бы они не вывихнули себе челюсть.
Когда обходы были завершены, возле нас материализовались трое степенных господ, которые тут же оттеснили меня от Эда и завели с ним разговор – долгий и, на мой взгляд, совершенно неинтересный. Я махнула Солусу рукой и решила еще раз прогуляться по залу.
В течение следующих тридцати минут я развлекалась, как могла: понаблюдала за танцующими артистами, выпила бокал шампанского, предложенного одним из официантов, попробовала пару канапе с сыром и красной рыбой.
Солус по-прежнему был занят, и я, так и не встретив на празднике ни одного знакомого человека, начала откровенно скучать. Конечно, можно было прибиться к какой-нибудь компании, однако сейчас мне этого не хотелось. Я вдруг снова почувствовала, что устала. Право, последний месяц потребовал от меня немало душевных и физических сил. Столько эмоциональных потрясений, пришедшихся на мою долю в Ацере и его окрестностях, я не испытывала за всю свою жизнь.
Я подошла к окну. На улице плясал ветер, небрежно раскидывая по замковым газонам белесые лохмотья снега.
Наверное, мне стоит отправиться к себе. Время еще не позднее – шестой час вечера, если не ошибаюсь, однако очень хочется упасть на кровать и немного поспать. Я присела на краешек подоконника и прикрыла глаза. Руки и ноги будто бы наливались свинцом, звуки музыки и голосов становились тише, начала кружиться голова.
– Прошу прощения.
Я с трудом разлепила веки. Передо мной стоял од ин из официантов – высокий худой парень в напудренном парике. Под мышкой он держал пустой поднос.
– Вам нехорошо? – обеспокоенно спросил юноша. – Нужна помощь?
– Пожалуй, нужна, – с трудом шевеля губами, ответила я. – Мне… надо… прилечь…
– Конечно-конечно… Одну минутку… Я вам помогу…
Рядом что-то негромко звякнуло – видимо, парень поставил поднос на подоконник. Потом меня подхватили под руку и помогли подняться на ноги, которые почему-то отказывались держать тело в вертикальном положении.
– Левое крыло… – язык стал тяжелым, неповоротливым и начал заплетаться. – Надо туда… Барон… Надо ему сказать…
– Да-да, не волнуйтесь… Сейчас…
Меня потянули куда-то в сторону. Перед глазами танцевали золотистые блики. Теплый воздух вдруг сменился прохладным, шеи коснулись струйки сквозняка. Я хотела показать юноше, в какую сторону надо идти, но не смогла поднять руку. После этого усталость накрыла меня последней волной, и наступила темнота.
Глава 12
Забытье отступало медленно. Сначала появились ощущения – стало холодно и жестко. Потом звуки – до ушей донесся приглушенный вой ветра и чьи-то голоса. Зрение возвращалось неохотно. С трудом разлепив веки, поначалу я не увидела ничего. Однако, спустя несколько секунд передо мной появились очертания каменного потолка, а в нос ударил сырой затхлый воздух.
Примерно минута понадобилась, чтобы осознать – я, закутанная в нечто, напоминающее толстую вязанную шаль, лежу в стылом подвале на холодном каменном столе. Мои кости и мышцы, казалось, промерзли насквозь, и для того, чтобы пошевелиться пришлось приложить ощутимое усилие. Движение тут же отдалось острой болью, от которой я глухо застонала.
Голоса мгновенно смолкли.
Повернув голову, я увидела Руфину Дире и того самого официанта, который подошел ко мне в бальном зале. Судя по всему, эти двое только что ругались. Госпожа гид выглядела недовольной, у парня же на лице застыло виноватое выражение.
Стрельнув глазами по сторонам, я сумела-таки идентифицировать место, в котором мы находились. Это была семейная усыпальница Солусов. Руфина и ее приятель стояли у закрытой двери склепа, а я лежала вовсе не на столе, а на крышке одного из саркофагов. На соседней гробнице стояла большая керосиновая лампа.