Эта разница в пять очков, как заколдованная продержалась до свитка на перерыв. Табло высветило BRA — USSR 28:23.
— Нужно ещё немного поднажать! — требовал от сборников в раздевалке второй тренер Алексеев.
— Дышать тяжело, — пожаловался капитан команды Валдис Муйжниекс, который отыграл весь тайм без замен.
— Даже в Тбилиси нэт такой духоты! — вспылил Гурам Минашвили.
— Ребятушки всё нужно отдать для победы! — подбадривал баскетболистов Суренович.
— Почему он не играет? — Валдис указал рукой в мою сторону.
— Вы чего? — опять взял слово второй тренер, — без шестнадцатилетнего сопляка не справитесь?
— Всё мальчики пошли на площадку, — похлопал в ладоши Спандарян, — держать темп, темп! Они быстрый баскетбол долго не выдержат.
— Итак, игра переходит в эндшпиль, как сказал бы прославленный гроссмейстер Михаил Таль, — комментатор Озеров быстро сделал маленький глоток минералки, — пошла заключительная десятиминутка матча. 43:39, всего пяти очков не хватает нашим баскетболистам, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Замечательно сегодня играет наш латышский капитан Валдис Муйжниекс, уже четырнадцать очков принёс он своей команде. Но один, как известно в поле не воин.
Всё, я мысленно от отчаяния махнул рукой. За три минуты до конца, задохнулась команда, темп игры безжалостно упал. Бразильцы в наглую затягивают время, по тридцать секунд держа мяч в нападении. Ждут когда кто-нибудь из наших сфолит. При такой динамике всего по три атаки осталось на каждое кольцо. Суренович посадил Валдиса на лавку. Поздно, очень поздно. Загонял нашего лучшего снайпера. Если бы сейчас смотрел всё это дело по телевизору, то наверняка бы его просто выключил, такая безнадёга на последних минутах просто жуть. Интересно, что там у нас с турнирными раскладами, подумал я.
Голова от невероятного рева трибун и от изнуряющей жары просто раскалывалась у комментатора Николая Озерова.
— Пятьдесят восемь, пятьдесят четыре, — медленно произнес он в микрофон, — победила сборная команда Бразилии. Ну, ничего, завтра день отдыха, будет, о чём поговорить со своими подопечными Степану Спандаряну, сделать нужные выводы и всё-таки побороться за золото Олимпийских игр. С вами был Николай Озеров, до новых встреч в радио эфире.
Глава 14
Пока баскетболисты обменивались послематчевыми рукопожатиями, я быстро сбегал в раздевалку, не принимая душ, переоделся и вернулся в зрительный зал. Не было никакого желания слушать охи и ахи по поводу неожиданного поражения. Разве можно в такую духоту держать больше двух, трёх минут одних и тех же игроков на площадке, думал я.
Затем я забрался повыше, и сел прямо на ступеньки чашеобразного «Палаццетто делло Спорт». Очень уж хотелось отвлечься и посмотреть игру, от которой мне кроме красивого баскетбола больше ничего не нужно. Однако игра хозяев Олимпиады итальянцев и венгров мне совсем не понравилась. Старомодный медленный баскетбол, в котором надо признать судьи были более благосклонны к одной команде, она же и победила. 72:67 в пользу Италии.
Из Палаццетто я вышел уже ближе к часу ночи, когда сотнями огней была подсвечена дорожка в Олимпийскую деревню. Кстати, и сам Рим весь светился неоновой рекламой. Ночная жизнь только-только начинала закипать. Для гостей столицы Италии окрылись все самые лучшие увеселительные заведения города.
— Богдан! — услышал я голос недавней итальянской знакомой Мауры Лари, — здравствуй!
— Салют, — пробубнил я, — ты чего в час ночи не дома, то есть не в общежитие.
— Работать сегодня в Палаццетто до последнего игра, — улыбнулась девушка, обозначив две симпатичные ямочки на щеках.
— Трудовое рвение, конечно, факт похвальный, — я посмотрел, нет ли рядом служебного автобуса, — но как ты будешь добираться до дома? Метро закрыто, в такси не содют…
— Я тебя не всегда понимать, — смутилась Маура, — я жить недалеко в общежитии.
Когда на тебя смотрят такими глазами, невозможно отказаться от удовольствия, чтобы проводить малознакомую девушку до дома.
— Ну, тогда, я есть идти тебя провожать, — хохотнул я, — показывай дорогу.
Итальянка смело взяла меня под руку, и мы неспешно двинулись в западном направлении в сторону реки Тибр. Почему я решил, что это было западное направление? Потому что этой дорогой я уже один раз бегал на пресс-конференцию.
— Почему ты сегодня не играть? — задала, меня самого интересующий вопрос, Маура.
— Наш тренер, наверное, решил приберечь меня для решающих игр, — пошутил я, хотя в этом был совсем не уверен.
— Ой! — взвизгнула девушка, и запрыгнула мне на руки, — крыса! Боюсь краса!
— Сам крыс боюсь, — признался и я.
Я вынес практически невесомую девушку на освещённый бульвар и поставил на землю в целости и сохранности.
— Нам туда, — показала она рукой, — набережная Фламинио.
Мы прошли по какой-то кривой улочке, да, ночью тут одной ходить Минздрав точно не рекомендует, подумал я.
— А я всегда теперь работать на баскетбол, — задорно сказала Маура, — я поменяться!
— За меня болеть будешь? — улыбнулся я, хотя в потёмках вряд ли девушка видела выражения моего лица.
— Сюда, — итальянка открыла деревянную калитку, которая вела во двор дома, — это мой общежитие.
— Завтра выходной, — я посмотрел на тускло горящие окна, потом опустил голову и посмотрел в глаза девушки, — встретимся в Палаццетто послезавтра. Ты меня понимать?
Она вдруг резко встала на цыпочки, обвила руками мою шею и смачно поцеловала меня в губы. Я понимал, что мне нужно было как-то возразить. Ведь у Мауры есть любимый парень во Франции, а у меня Наташа в Москве. Буду считать, что это просто поцелуй благодарности, за то, что не бросил девушку ночью одну. И за то, что спас от крысы. Все эти мысли проносились в моей голове пока Маура вдоволь не нацеловалась.
— До послезавтра, — засмеялась она и убежала в общежитие Института Физического воспитания.
— Скажи спасибо, что не пригласила к себе на чай, — буркнул я себе под нос, — как бы ты в гостях оправдывался, что ты не такой, что просто зашёл попить этот самый чай.
На обратной дороге я устроил себе небольшую пробежку. Завтра обязательно поговорю с Суреновичем, если нужно встану на колени. Но эту Олимпиаду я просто обязан выиграть! Не больше километра занял обратный путь, пять минут и вот он наш уже родной корпус.
— Э, молодёжь! — возмутился я, шутя, целующейся в тени дерева парочкой, в которой распознал Борю Никонорова и американку Дорис Фукс, — вам спортивный режим уже не писан?
— Тьфу ты, напугал! — шикнул Боря, — я, между прочим, в четвертьфинал вышел, в отличие от вас пораженцев!
— Случайно, наверное, — со скорбным видом произнёс я.
— Да пошёл ты! — рассвирепел боксёр легковес.
— Юэ май хат, юэ май соул, — узнала меня американка.
— Ес оф кос! — ответил я, — Боря, чтоб через пять минут был под одеялом, один! Зайду, проверю!
Бросил я Никонору и чтобы не нарваться на серию убойных ударов, рванул к двери нашего корпуса. У самого входа я смело развернулся и погрозил кулаком.
— Хулиган! — добавил, похохатывая я.
28 августа на Олимпиаде совместили воскресенье и выходной день. Лично я такого в прошлой своей жизни не помнил, чтобы организаторы игр вообще устраивали выходные. Но поваляться в кровати мне кроме совести, не дал наш тренерский штаб. В дверь культурно постучался мой бывший физрук Анатолий Конев и пригласил на пепси-колу в комнату Суреновича. Конечно, поворчал я, за чай здесь платить надо, а пепси-кола в рекламных целях во всей Олимпийской деревне бесплатно.
— Ультиматум, бить будут, — буркнул я, входя к тренерам.
Второй тренер, Женя Алексеев, увидев меня, удовлетворительно крякнул, и действительно разлил пепси-колу по фужерам. Я на всякий случай сел поближе к двери, если что не то ляпну, чтобы была возможность побыстрее смотаться.
— Завтра выйдешь играть с первых минут, — глядя на меня исподлобья, сказал Спандарян, — и вот ещё что…
— Прости меня, Суреович, засранца, — сказал я, пока главный искал нужные слова, — это на меня жара так подействовала, да и зал забитый под завязку…
— Ты меня тоже прости, Богданыч, — буркнул тихо наш баскетбольный главнокомандующий.
— Как с Пуэрто-Рико завтра играть будем? — быстро перевёл на другие рельсы разговор Алексеев, — как-никак серебряные призёры Панамериканских игр. Бразилии уступили всего три очка, причём всю игру вели.
— Да, соперник не подарок, — поддержал коллегу ассистент Конев.
Суренович достал металлическую доску с баскетбольным полем и расставил на ней магнитики.
— Ты — разыгрывающий защитник, — он передвинул один магнитик на периметр в атаку, — кому выйти в начале игры центровым?
— Петров или Круминьш? — второй тренер Алексеев посмотрел на меня.
— Есть такая идея, — я придвинул банкетку поближе к журнальному столику, где лежала баскетбольная доска, — операция «Ы», чтоб никто не догадался.
Шутку мою никто не оценил.
— Играем начало сверхлёгкой пятёркой, — я взял магнитики в руки, — это я — разыгрывающий, это — Витя Зубков, это — Гена Вольнов, это — Юра Корнеев, а это — Валдис Муйжниекс.
Магнитики Вадиса и Корнея я поставил в разные углы, Витю Зубкова я поставил ближе к щиту, магнитики свой и Гены Вольнова я прикрепил на периметр.
— Корней же из угла не бросает? — удивился расстановке Суренович, — и Зубков далеко не центровой.
— Что-то ты тут чудишь, — выразился с использованием в последнем слове буквы «м», Алексеев.
— Устроим ураган на паркете, — я перемешал все магнитики, — с первых минут прессинг, все бегут, подбирают, идут в проход, мы с Валдисом шмаляем с дальней дистанции, и главное всё делаем в раннем нападении без расстановки. Пока пуэрто-риканцы будут разбираться, что к чему, мы им уже очков десять — пятнадцать привезём. Через три минуты выпускаем стандартную пятёрку с центровым, разыгрывающем, форвардами и минуты три тянем время.