— Степан Суренович, — я вытащил свои вещи из салона, — я с вами на море не еду.
— Ты совсем охренел со своими амурными делами? — уставился на меня тяжелым взглядом главный тренер.
— Младшая сестра пропала у её подруги, — я кивнул в сторону Мауры.
— А ты что? Полицейский или советский милиционер на отдыхе? — не отступал Спандарян.
— Нет, но пройти мимо этого не могу, в конце концов, это не по-советски, — я двинулся обратно в жилой корпус, чтобы оставить свои вещи, — сейчас вернусь! — крикнул я итальянке.
И тут из автобуса за мной выскочил Корней.
— Суренович, — сказал он главному тренеру, — я за пацаном присмотрю.
— Не влипните там во что-нибудь, — Спандарян не смог найти слов, во что, — чтоб всё было по-тихому. Ну, ты меня понял. Поехали, пока остальные не разбежались! — сказал он водителю.
Первым делом мы взяли такси, я заплатил из той премии, которую дали после победы над Пуэрто-Рико, и поехали в сторону Ватикана. Подругу и одновременно соседку по комнате Мауры звали Сильвия Фазоли. Она рассказала, что её семья, мать и ещё две младшие сестры живут в очень бедном районе, на холме, с которого открывается прекрасный вид на собор Святого Петра.
Понятно, думал я, где нищета, там и оседает криминал, потому что люди бьются за свою жизнь, пренебрегая всеми заповедями и законами. Кстати, Корней посоветовал мне одеться попроще, в синий спортивный костюм.
— Если придётся бить в репу, лучше быть в одежде, которую не жалко испортить, — сказал он.
— Нет, Юра, оденемся более респектабельно, в наши красные джипсы и хорошие рубашки, — ответил я, — чтобы не пришлось никого бить по репе, будем давить авторитетом.
Улица, на которую мы приехали, точнее на которую мы не смогли заехать, так как на ней отсутствовало дорожное покрытие, называлась ди Домиция Лучилла. По крайней мере, со слов Мауры я понял так. Сильвия повела нас в дом своей семьи, из которого надо полагать она с большим желанием сбежала. Даже не представляю, чего ей стоило поступить в Институт физической культуры. По разным сторонам извилистой улицы шли жалкие хибары, которые были построены из чего попало. Из стен с отвалившейся штукатуркой выглядывали камни, дерево, и сворованные где-то кирпичи. Ограды домишек были сделаны из гнилых досок, которые дышали на ладан.
— А я думал, — шепнул мне Юра Корнеев, — это я плохо живу, в полуподвале Косого переулка.
— Такова жизнь, — горько усмехнулся я, — всегда найдется, кто живет либо ещё хуже, либо ещё лучше.
В доме Сильвии, кроме голодной сестрёнки, которая тут же потребовала от неё еды, безмятежно спала мать. Я поднял с пола у кровати пустую бутылку, понюхал её, то, что в ней было не молоко, за это я ручался на сто процентов.
— Спроси у младшей сестры Сильвии, кто что видел, с кем пропавшая девочка, может быть, гуляла? — сказал я нашей переводчице Мауре.
— Зря мы в это дело влезли, — на ухо мне прошептал Корней, — это же трущобы, здесь человек, как зверь в лесу, был, и нет его.
— Нужно говорить соседний дом, там видели, — Маура передала слова сестры Сильвии.
В соседнем доме нас встретил мучившейся с похмелья недовольный отец семейства. Он выдал такую тираду, что и без переводчика было понятно, кто мы, что он о нас думает, и куда мы должны убираться. Пришлось схватить его за ухо, чтобы привести в адекватное состояние. Хватило минуты легкого воспитательного мероприятия, и мы поговорили еще с одной бедно одетой запуганной девчушкой.
— Она говорить Мария посадить в большую чёрную машину и ухать, — перевела щебетание девочки Маура.
— Меня сейчас стошнит от вони, — буркнул Корней, — давай быстрей на улицу.
Что мы и поспешили сделать. Потом немного потоптались у калитки очередной развалюхи и перекинулись парой слов. Юра повторил, что зря мы сюда полезли. Сильвия спрашивала, что же мне теперь делать? Маура с надеждой смотрела мне в глаза.
— Что это за большой дом выше по улице? — я показал рукой на строение, которое значительно выделялось из общей массы хилых лачуг.
Из того что ответила Сильвия, я разобрал лишь имя — синьор Маццателло, и его статус — коммерсант.
— Можешь не переводить, — обратился я к Мауре, — пойдём туда.
Когда мы были уже на полпути к дому коммерсанта Маццателло, нам навстречу вырулила из маленького проулка группа молодых парней и перекрыла нам дорогу.
— Студенты практиканты фольклор собирают, этнографическая экспедиция, — прокомментировал я, появление шести гопников.
— Ага, диссертацию пишут, сейчас вопросы начнут задавить идиотские, — хмыкнул Юра, — я же говорил, придётся в репу бить.
Гопники начали что-то выкрикивать нечленораздельное.
— Они говорить, — перевела Маура, — это их улица! Зачем мы здесь? И ещё ругаться.
— За свою улицу придётся заплатить налог! Пять тысяч евро, э-э-э, то есть пять тысяч лир. Передай им, — сказал я это нашей единственной переводчице, затем достал корочки баскетболиста сборной СССР и показал их в развёрнутом виде гопникам.
— Они спрашивать кто вы такие? И ещё ругаться, — вновь перевела Маура выкрики местных бандитов.
— Мы есть — русская мафия! — сказал я.
И в подтверждении своих слов, с широкой улыбкой на лице, сделал несколько шагов в сторону ухмыляющихся пацанов, которые из всех сил пытались казаться крутыми бандитами. Первый кто оказался ближе всех, получил от меня «приз», резкий прямой прямо в челюсть. Остальные от «подарков» отказались и бросились врассыпную.
— Руссо мафиози! Руссо мафиози! — верещали они по сторонам.
Я наклонился и похлопал беднягу по щекам. Парень очнулся, открыл глаза и что-то затараторил.
— Что ж ты падаешь на ровном месте? — спросил паренька здоровенный Корней.
Пацан резко крутанулся, и тоже рванул с низкого старта в проулок. Дорога в дом коммерсанта синьора Маццателло была свободна. Единственная крепкая, кирпичная двухэтажная постройка на весь этот сомнительный райончик, вмещала в себя ещё и пристрой, в котором наливали в долг, давали деньги под проценты, и скорее всего, скупали краденное. В этот мини-маркет мы и зашли. За барной стойкой нас встретил невысокий коренастый полненький мужчина.
— Это есть синьор Маццателло, — шепнула мне в ухо Маура.
Я ткнул ему прямо в нос корочки игрока сборной СССР, и быстро их захлопнул. Пусть думает, что я из Интерпола. Тем более одеты мы были дорого и не по-ихнему.
— Спроси, что он может рассказать по поводу пропавшей девочки из семьи Фазоли? — я посмотрел внимательно на хозяина заведения, который, скорее всего, был чемпионом района по лжи.
Мужик за барной стойкой пару минут что-то гневно выкрикивал, при этом активно жестикулируя руками. В довершении всего из двери, которая соединяла барную стойку и внутренние помещения, вышел ещё один мужичок. Такой же плотной комплекции, но повыше ростом. Судя по расплющенному носу, либо бывший боксёр, либо просто уличный боец.
— Вышибала, — усмехнулся Корней.
— Он говорить…, - начал вольный перевод Маура.
— Не надо перевода, — я махнул рукой, — задай ему этот вопрос повторно и скажи, если не перестанет врать, мы тут всё разнесём к чёртовой бабушке!
Я сделал пару шагов к барной стойке и смахнул с неё вазу с цветами, которая тут же разлетелась на куски. Вышибала заревел, как бык и бросился на меня, выстави вперёд руки с толстенными короткими пальцами. Лишь шаг удалось сделать грозе местных жителей, потому что Корней успокоил психопата правым боковым в район скулы. Мужик с разбегу воткнулся головой в барную стойку, рухнул мне под ноги и затих. Либо отрубился, либо чтоб больше не били, притворяется, какой ему резон рисковать здоровьем за здорово живешь? Проявил героизм перед хозяином, и хватит на сегодня. Может ему уже неделю зарплату задерживают?
Маццателло о чём-то задумался, и снова выдал двухминутную тираду. Речь уже изобиловала более мирным нотками, я бы даже сказал, с оттенками некого заискивания. Может дать ему руку поцеловать, подумал я, и сунул ему ладонь внешней стороной.
— Пусть поцелует мне руку, если не врёт, — сказал я опешившей Мауре.
Маццателло обречённо ткнулся в мою руку своим противным носом. После чего я его похлопал как поросёнка по щеке.
— Что он сейчас сказал? — спросил я нашу симпатичную переводчицу.
— Он говорить девочка увезти чёрная машина, — ответила мне Мауро.
— Ну, смотри если соврал, — проревел Юра Корнеев и, взяв деревянный стул, со всей дури разнёс его об стену на куски.
Мы вышли на улицу, с холма открывался замечательный вид на древний город. Внизу, справа, по железной дороге с громким шумом пробежал поезд, и всё это смотрелось, как игрушечная железная дорога. А в крошечном Ватикане зазвонили колокола, и началась церковная служба.
— Где искать эту чёрную машину? — пробубнил Корней, — если только с вертолёта полетать над Римом. Да и то дело тухляк.
— Мне сверху видно всё, ты так и знай, — задумчиво пролепетал я.
Девушки Маура Лари и Сильвия Фазоли притихли и понимали, что если сейчас мы ничего не придумаем, то девочку уже не спасти.
— Юр, ты в Бога веришь? — спросил я Корнея.
— Чуть-чуть, — пожал он плечами.
— Девчонки, — я обратился к итальянкам, — где у вас в Риме есть плохое магическое место? Там, где людям бывает страшно?
Итальянки что-то затараторили перекрикивая друг друга, но через минуту они пришли к единому мнению, что такое место есть на площади Барберини.
— Ехать такси! — Маура и Сильвия поспешили к очень крутому спуску с холма в вечный город.
Мы с Корнеем двинулись следом. Ступеньки этой самодельной лестницы были сделаны из чего непопадя. Иногда в конструкции проглядывали камни, иногда под ногами трещали худые досочки деревянных продуктовых ящиков, про перила, естественно никто не подумал.
— Вот будет фокус, если я здесь шею сломаю, — пробубнил Корнеев, — ведь никто не поверит, что был абсолютно трезв!
— Ну, тогда я на тебя спиртиком побрызгаю, чтобы поддержать авторитет, — хохотнул я.