— Не правда! — обиделся Санька, — я сначала экономлю, а потом спускаю!
— Давайте антенну забросим ко мне в мансарду, — прогудел Прохор, который приготовил для себя маленькую чекушку, чтоб выпить за победу, но с таким сигналом праздничный повод мог и вовсе не случиться.
— Проволоки не хватит, — Зёма обречённо сел на стул и к нему на колени тут же запрыгнул кот Василий и успокаивающе заурчал.
— Есть у меня проволока, — буркнул Прохор.
В перерыве первого тайма, который мы взяли со счётом 36:19, я сидел ни жив ни мёртв. Суренович всем дал поиграть, всех за тайм поменял, а про меня забыл. Пятнадцать минут я ещё как-то скакал молоденьким козликом по полю, но в последние пять минут, я окончательно перешёл на бег трусцой.
— Придёшь в атаку, станешь в угол и стой, отдыхай! — орал с бровки главный тренер.
— Потерпи ещё немного! — покрикивал второй тренер Алексеев.
— Надо ещё немного потерпеть, — твердил ассистент главного Конев, — когда я падал на стул во время тайм-аутов.
В раздевалке мне принесли сладкого чая. Врач командный Олег Маркович Белаковский отсчитал пульс, и сказал, что я вроде пока здоров, и выдавил мне на ладонь несколько таблеток глюкозы.
— Осталось потерпеть двадцать минут, мальчики! — глядя на меня сказал Суренович, — Богдан, ты главное попадай, можешь не бегать, в защиту можешь возвращаться трусцой, но главное стой в своём углу и попадай.
— Богданыч, — на меня насел Корней, — ещё двадцать минут и хрен кто у нас олимпийское золото отнимет!
— Смерти моей хочешь? — грустно улыбнулся я.
— У нас на Кавказе такие врачи, да! — вклинился Гурам, — мы тэбя не просто воскресим, мы из тэбя долгожителя сдэлаем!
— Олег Маркович, — пролепетал я, — дайте бумагу.
— Зачем? — оторопел врач.
— Напишу расписку, что в моей смерти прошу винить сборную СССР, — под хохот команды ответил я.
— Витюша! — толкнула Татьяна Владимировна студента.
— Что? — подскочил тот.
— Мы, кажется, игру проспали, — главный редактор «Пионерки» с грацией пантеры выскочила из-под одеяла и включила новенькую радиолу «Октава», из которой тут же раздался голос комментатора Николая Озерова.
— Я один раз с Колей в теннис играла, — похвасталась Татьяна, накидывая на голое тело халат.
Ну и вляпался я, подумал Витюша, верёвки из меня вьёт. Как начнёт рассказывать про своих знакомых и ухажёров, прямо так бы и задушил! А как ловко Таня меня захомутала, и убедила академотпуск взять и к ней на квартиру работать переехать, так продуктивнее, сказал она. Когда отец с матерью узнали, что я ухожу жить к взрослой женщине, их чуть «кондратий не хватил».
— Ты мать посмотри, что наш чудило удумал! — орал батя, — да я тебя сейчас выпорю, как сидорову козу!
— А за что? — развёл руками Витюша, — за то, что на мою книгу только за две недели пришло около десяти тысяч писем? Представляете, что случиться к концу года? Скоро в книжных магазинах охотиться за писателем Виктором Прохоркиным будут!
— Сколько писем пришло? — отец опустил свой широкий кожаный ремень, и сам присел на край стула.
— Десять тысяч без пары сотен, — усмехнулся Виктор, — и всё благодаря ей, Танечке.
— Может быть, оно и к лучшему, — мать присела рядом с отцом, — будет, кому за тобой присмотреть. А сколько ей лет, Татьяне твоей?
— Сорок пять, — гордо выдал начинающий писатель.
— Ладно, — крякнул батя, — поживём, увидим.
Виктор вылез из-под одеяла и тоже накинул новый махровый халат. Честно говоря, он немного стеснялся своей наготы, неуклюжая тощая фигура, впалая грудь, небольшой животик и тонкие, не знавшие физического труда, руки.
— Внимание, внимание, говорит Рим, — звук из динамика «Октавы» был отличного качества, — сегодня самый настоящий исторический день! Семнадцать очков после первой половины ведёт наша доблестная баскетбольная дружина…
— Я пойду, сварю кофе, — шепнула Татьяна Витюше, — чувствую, победу мы сегодня не отдадим. Нужно будет для «Пионерки» договориться об интервью с твоим Крутовым.
— Хорошо, — выдохнул Виктор, которого опять захлестнула ревность.
— Работает! — заорал Зёма, когда услышал потрескивающий голос комментатора.
— Да не ори ты, — одёрнул его Толик, — Вера спит.
Последняя алушнинская подружка оказалась самой настойчивой и самой терпеливой, подумала Наташа, даже сейчас в первые учебные дни приехала сюда из Ленинграда. Она конечно красивая, но стерва та ещё, с другой стороны Толик не будет так задаваться.
— Гурам Минашвили проходит по правому флангу, скидывает мяч на врывающегося в трёх секундную зону Юрия Корнеева, пас в угол на Крутова, — комментатор замер на мгновенье, — гол товарищи, ещё два очка в копилку нашей сборной.
— Богдан! Богдан! — не сговариваясь, начали скандировать Наташа и Санька.
— За победу, — буркнул более сдержанный Прохор и, наконец, опустил в себя маленькую рюмочку горькой водки.
— Эх, какой матч дурак Вадька пропускает, — махнул рукой Зёма, — ухал к Тоньке своей. Не мог, что ль днём смотаться на бутерброд чая?
— Дурак, у них, между прочим, всё серьёзно, — толкнула в бок Саньку Наташа, — они скоро заявление в ЗАГС подают.
— Ладно, — пригорюнился Земакович, — на какие только жертвы ради друга не пойдёшь, буду у него на свадьбе свидетелем.
— Опять хорошая комбинация нашей команды, — выдало с треском радио, — Петров отдаёт на Зубкова, тот дальше на Крутова. Обманное движение, пас с навесом на кольцо и в одном прыжке Петров переправляет аккуратно мяч в корзину! Вы не представляете, что творится на трибунах. Послушайте, как итальянские болельщики дружно скандируют название нашей команды. Великолепный баскетбольный спектакль!
На очередной тайм-аут, я приплёлся, как и в оборону позже всех. Конев подставил мне стульчик и начал делать массаж рук и плеч.
— Хорошо мальчики, хорошо, — Суренович больше ничего не рисовал на планшетке, а старался просто поддерживать игроков эмоционально, — последние десять минут!
Я посмотрел на табло USSR — USA 54:39. Просели мы по физике во втором тайме капитально, в лучшем случае на каждую удачную атаку американцев отвечаем своим попаданием. Разница пока держится, хватит ли сил?
— Суренович, — пролепетал я, — если сейчас включат штаты прессинг посыпемся.
— Что предлагаешь? — вклинился Алексеев.
— Меня заменить, — я махнул рукой в сторону скамейки запасных.
— Не, не, не, — отмахнулся Суренови, — забудь. Уже тридцать четыре очка настрелял, они пасут тебя по двое. Ты нам все руки под кольцом развязываешь.
— Да, да, да, — забубнил второй тренер, — нужно ещё немного потерпеть. Ещё чуть-чуть, зато в финале отдохнёшь.
Главный судья швейцарец Вебер снова пригласил команды на паркет. Я выбежал на свой правый фланг и вдруг услышал от американской скамейки запасных.
— Дайте ему, как следует! Не можете сдержать удавите пацана! — всё это выкрикнул тренер звёздно-полосатых Пит Ньюэлл.
Странно, уже не в первый раз понимаю, о чём говорят иностранцы, причём язык не важен, итальянский, французский, испанский, немецкий или английский. Однако долго мне рефлексировать не пришлось. Американцы разыграли быструю комбинацию, и Джерри Уэст положил нам очередные два очка, 54:41.
— Не спешим в атаке, не спешим! — крикнул с бровки Спандарян, — дайте Круту отдохнуть.
Я трусцой прибежал в свой правый угол и встал там, как памятник. Муйжниекс, Зубков, Вольнов и Корнеев, через пас перешли в зону атаки. Я показал с шагом Уэсту, который всю игру меня стерёг, что сделаю рывок под кольцо, он дёрнулся следом, я резко развернулся и остался на доли секунды один в своём любимом углу. Передача от Валдиса тут же нашла героя. Бросок и Уэст локтем влетает мне прямо по скуле. Я успел увидеть краем глаза, как мяч нырнул в кольцо, и больно бахнулся спиной на паркет. Из глаз тут же брызнули слёзы, и очень сильно сбилось дыхание.
— Я тебя подлюка задушу! — услышал я над собой медвежий рёв Корнея.
Я быстро откатился в сторону, чтоб не затоптали, и увидел, как Юра душит Джерри Уэста. На помощь своим партнёрам бросились все игроки обеих команд. Я устало поднялся и присел на зрительское место рядом с каким-то добрым итальянским дяденькой. Пока швейцарский судья Вебер и его помощник из Болгарии Такаев разбирали завал из тел. Я в принципе отдышался и даже немного повеселел. Забавно когда большие мужики толкаются, как маленькие дети в детском саду. Кстати, Джерри Уэст выжил. Корней в последний момент передумал брать грех на душу. Так чуть-чуть попугал, что я Юру не знаю, он ведь только первые секунды страшен, пока на нервах. А так милейший человек, даже мухи не обидит. После кучи малы, мне дали пробить ещё один штрафной. И счёт стал 57:41 на тридцатой минуте матча.
И после потасовки, американские студенты наконец-то сдулись. Надломилась в них вера в успешный исход поединка. И за пять минут до конца при счёте 67:50, Суренович меня заменил.
— Это победа товарищи! — ревел в микрофон охрипшим голосом Озеров, — великолепная победа нашей героической сборной! Ура, товарищи! За минуту до конца матч превратился в простую формальность. Команды откровенно его доигрывают.
— Мы как никогда близки к золотым олимпийским медалям по баскет… — последние слова комментатора пропали в невыносимом шуме и свисте радиопомех.
— Выиграли, наверное, — с виноватым видом сообщил Санька.
— Знаешь, что, — Толик нервно встал, — забирай свою радиоколымагу, и возвращай за неё наши деньги!
— Давайте спать, — сладко зевнула Наташа, — главное мы победили. А с этим хламом разберёмся завтра.
— Ну, за Богдана, — Прохор опрокинул последнюю рюмку из опустевшей чекушки.
— Прохор, — взмутилась Наташа, — вы хоть закусывайте, я вон всего столько привезла, и капуста квашенная и пироги с яйцом.