— Гуд! Гуд! — приговаривали они каждый раз, когда я попадал.
— Хрен ли вы гудкаете? — криво усмехнулся Корней, — золотые медали гуд бай.
— Этот русский даже в НБА может навести шороху, — сказал Джерри Уэст, своему тезке Лукасу, разобрал, не пойму как, я суть сказанного.
— Да его там прихлопнут, как мышонка, — засомневался центровой американцев Лукас.
И тут к баскетбольной площадке прилетел весь взлохмаченный Гурам Минашвили. Неужели Борю Никонорова хватились, подумал я.
— Корней! Богданыч! Скорее в корпус! — Гурам посмотрел с ненавистью на веселых американцев, — чё вы ржёте? Ещё посчитаемся!
— Ты чего завелся? — я подошел к горячему грузинскому парню.
— Регламэнт помэняли, — махнул рукой Минашвили, — второй раз с этими играть придётся за золото, — тбилисец кивнул в сторону весёлых родоначальников лучшей игры с мячом.
Мы тут же побежали в свой корпус, чтобы «тепло» пообщаться с тренерским штабом, хотя уже через секунду я понял, что Суренович здесь вообще ни при делах. Всё решилось в высоких кабинетах. Другими словами, что бы ни выиграл русский спортсмен, все его достижения всегда могут свести к нулю наши же чиновники.
В комнату главного тренера кроме нас хотели заглянуть и другие партнёры по сборной. Даже всегда выдержанные латыши по паре раз громко сматерились, причем исключительно на великом и могучем языке. Но в дверь не пускал ассистент главного Конев Анатолий Константинович.
— Хрен ли тут столпились? Завтра поговорим! — гудел он.
— Какой завтра? — возмущался Гурам, — у нас медали золотые отбирают, а мы молчать, да?
— Константиныч, ты не прав, — пёр на него Корней.
— Если хотите, могу Богданыча одного пропустить, — смирился с неизбежным Конев.
После чего он чуть-чуть приоткрыл дверь, и я нырнул в образовавшийся проход. На своих кроватях, полностью сняв с себя стресс водкой и пепси-колой, лежали без движения главный тренер Спандарян и второй тренер Алексеев. Я посмотрел на батарею разнокалиберных бутылок, махнул рукой и вышел прочь.
— Мужики! — обратился я к команде, — чё, вы раскричались, в самом деле? Что мы второй раз штаты не разделаем? Жахнем их повторно так, чтобы они на всю жизнь запомнили, что мухлёж в конечном счёте всегда выходит боком!
— Вот это дело! — поддержал меня Конев.
— А если не жахнем? — засомневался центровой Петров.
— Я тебе, Петя, не жахну, только подумай так! — Корней показал ему свой крепкий кулак.
В прохладный, из-за поставленных в начале лета кондиционеров, спортивный зал университета Святой Марии в Сан-Франциско, вошёл тренер баскетбольной команды Норман Дэйл.
— Хэлло, мальчики! — он внёс под мышкой несколько тяжёлых плоских коробок, — сегодня тренировки не будет!
— У-у-у, — недовольно загудели, одетые в трусы и майки, студенты.
— Заноси Джек! — Норман посмотрел в сторону входной двери.
Университетский уборщик полный и вечно-потный детина легко втащил тяжеленный кинопроектор.
— Куда ставить, тренер? — не выговаривая большинство букв, крикнул он.
— Сегодня будем смотреть кино, — Норман Дэйл положил коробки на переднюю лавку раскладных зрительских трибун, — Том, — обратился он к капитану университетской команды, — принеси из учительской комнаты подвесной экран.
— Куда ставить-то, тренер? — пропыхтел уборщик Джек.
— Да подожди ты! — махнул рукой Норман, — мальчики вынесете стол из тренерской.
— «Кадрящих» смотреть будем? — заражал один из игроков университетской команды.
— Сегодня мы разберём Олимпийский баскетбольный матч СССР — США, — не обращая внимания на шуточки, очень серьёзно сказал Норман Дэйл.
Подвесной экран студенты закрепили за баскетбольный щит, проектор установили на учебной парте, а сами учащиеся в Святой Марии расселись прямо на паркетный пол. Тренер выключил в зале свет, и луч проектора выдал на экран с десяток движущихся фигур. Запись на плёнке была не самого лучшего качества, но то, что творилось на экране, захватило ребят с первых минут.
— Смотри Том, — шепнул капитану Тому Мешери его одноклубник и друг Стив Смит, — а ты мог бы сейчас играть там.
— Потянул руку во время тренировочного сбора, — проворчал капитан университетской команды, — смотри, что творит эта двадцатка!
— Лепит с восьми метров, как я с двух, — пробормотал Стив.
Однако первая плёнка незаметно закончилась, и Норман обратно включил в зале свет.
— Что скажете мальчики? — посмотрел он на своих подопечных.
— Этот двадцатый номер у проклятых комуняк просто зверь! — высказался университетский разыгрывающий Стив Смит.
— Что ещё? — тренер хитро прищурился.
— Они широко расставляются в атаке, метко бьют из углов, — ответил Том Мешери, — за счёт чего растягивают нашу оборону.
— Правильно! — показал на него пальцем Норман, — этому мы с вами и будем учиться в новом сезоне.
Немного потрясённый увиденным, Том Мешери шёл по учебному корпусу. Нет, он читал в газетах об этой сенсации, и даже слушал репортаж по радио, но как такой разгром случился на самом деле, увидел впервые.
— То-о-ом, придёшь сегодня на вечеринку? — окликнула его «развратная» Сьюзи.
— Нужно помочь отцу в гараже, — отмахнулся от навязчивой девушки баскетболист.
— Фу, какой ты скучный! — протянула разочарованно она.
Мешери миновал длинный учебный коридор, периодически отвечая на множественные приветствия однокурсников, и вышел под палящее калифорнийское солнце. На стоянке велосипедов его окликнул странный человек, чем-то напоминающий спортивных агентов.
— Привет парень, — мужчина в лёгком летнем пиджаке и широкополой шляпе натянутой на глаза, направился прямо к Тому.
— Я уже всё обговорил с менеджерами «Филадельфии Уорриорз», — бросил он, чтобы отвязаться от непонятного мужчины.
Именно в эту команду НБА сватали талантливого центрового спортивные агенты. Играть вместе с баскетбольной легендой с самим Уилтом Чемберленом была просто мечта Тома с восьмого класса, когда он впервые серьёзно занялся игрой.
— Я не из «Филадельфии Уорриорз», — улыбнулся мужчина, — я представляю руководство всей лиги. Ты ведь русский, Томислав Мещеряков? Я прав?
Как и подавляющее большинство американцев, Том был потомком эмигрантов. Его отец царский офицер Николай Мещеряков воевал под командованием Колчака, мать происходила из дворянского рода, и была дальней родственницей великого писателя Льва Толстого. А дед вообще депутат Думы и член Временного Правительство Керенского. Однако после реакционных выступлений сенатора Джозефа Маккарти, даже с такой родословной Мещеряковым пришлось поменять фамилию на более американизированную Мешери.
— Я американец, — Том взглянул на мужчину исподлобья.
— У меня здесь чек на тысячу долларов, — в ответ улыбнулся тот, — и билет до Рима.
— Что это всё значит? — растерялся Мешери.
— Лигу интересует русский, двадцатый номер, — мужчина вынул из внутреннего кармана записную книжку и стал в ней что-то записывать карандашом, — ты же смотрел матч?
— У нас нет телевизора, — признался Том, — но мы сегодня с тренером Норманом смотрели игру через кинопроектор.
— И как? — мужчина оторвался от своей записной книжки.
— Очень впечатляет, — Мешери вынул свой велосипед из отдельной металлической ячейки, — так что вы от меня хотите?
— Лига хочет, чтобы этот двадцатый номер играл здесь в Америке, в стране безграничных возможностей! — спортивный агент вдохновенно развел руками, — съезди в Рим поговори с ним. Расскажи, как ты живешь, как живут звезды спорта. Ты русский, он русский, вам проще найти взаимопонимание. И ещё намекни, что при согласии эмиграции, лига готова ему сделать единовременную выплату в размере одного миллиона долларов. От таких условий оказывается только сумасшедший, или фанатик, ни первые, ни вторые нам здесь точно не нужны. В Риме тебя встретят и поселять вместе с остальными баскетболистами сборной США.
— Он может, не согласится, — вдруг засомневался Том Мешери, — у него, наверное, в Союзе родители?
— Нет у него родителей, он из детского дома, — мужчина протянул Тому подробные инструкции, как и что говорить, и чек на тысячу долларов.
Глава 24
В среду седьмого сентября наш временный дом в Олимпийской деревне постепенно стал пустеть. Во избежание политических провокаций и прочих возможных эксцессов функционеры старались, как только заканчивались соревнования по-быстрому отправлять спортсменов на Родину. Так покинули Рим уже наши гребцы, велосипедисты, прыгуны в воду, пловцы, команда по водному полу, пятиборцы, борцы и боксёры. Само собой кроме Бори Никонорова, который пока не объявлялся нигде, ни в Олимпийской деревне, ни в Советском посольстве, ни в посольствах загнивающих капиталистических стран. Что характерно спортсмены с загнивающего запада спокойно гуляли, где хотели и ежедневно веселились в международном клубе Олимпийской деревни. Это что же за страна такая, которую нужно обнести вокруг колючей проволокой, чтобы из неё народ не разбежался, матерился я про себя.
— Где спрятался ваш Никоноров? — зашипел прямо на завтраке Шлёпов, который бесцеремонно плюхнулся за наш с Корнеем столик.
— Где, где, — усмехнулся Юра, — в гнезде, вот где?
— Мы с тобой Корнеев в Союзе отдельно поговорим! — Шлёпов, как поросёнок стал запихивать в себя бесплатную яичницу с беконом.
— А вы не угрожайте, — меня передёрнуло от этого зрелища, — я ведь в Москве молчать не буду. Всем расскажу, как вы среди спортсменов вели подрывную работу.
Кандидат наук по штыковому бою тут же подавился беконом и громко закашлялся.
— Да, да, — продолжил я, — это же вы Борю Никонорова подговорили бежать в Австралию. Вся команда подтвердит.
Шлёпов затравленно посмотрел на баскетболистов, которые за соседними столиками беззаботно трепались о чём-то своём.
— Поэтому если вы сейчас отсюда не уберетесь, то я вам в ваше вражеское рыло плесну такой же вражеской пепси-колой, — и я демонстративно налил сладко газированную заморскую отраву в стакан.