— Так ты потерял мать, сэр Акколон?
— Да — еще до того, как меня отняли от груди. И мачеху тоже — первую, вторую и третью, — отозвался Акколон. — У моего отца три ныне живых сына, и он не нуждается в наследниках. Но он слишком благочестив, чтобы просто взять какую-нибудь женщину себе на ложе, потому ему придется снова жениться. Старший из моих братьев уже женат и тоже имеет сына.
— Так твой отец породил тебя уже в старости?
— В зрелые годы, — сказал Акколон. — И я не так уж юн, если на то пошло. Если бы не война, пришедшаяся на мои молодые годы, меня могли бы отправить на Авалон, изучать мудрость его жрецов. Но к старости отец обратился в христианство.
— И все же ты носишь на теле змей. Акколон кивнул.
— И знаю кое-что из мудрости Авалона — хотя и меньше, чем мне хотелось бы. В наши дни для младшего сына остается не так уж много дел. Отец сказал, что на нынешнем празднике он подыщет жену и для меня, — с улыбкой произнес рыцарь. — Жаль, что ты происходишь из столь знатного рода, леди.
Моргейна вспыхнула, словно юная девушка.
— О, я все равно слишком стара для тебя, — сказала она. — И я — всего лишь сестра короля по матери. Моим отцом был герцог Горлойс, первый человек, которого Утер Пендрагон казнил как предателя…
После краткой паузы Акколон сказал:
— Возможно, в наши дни стало опасно носить на теле змей — или станет, если священники возьмут больше власти. Я слыхал, будто Артур взошел на трон при поддержке Авалона и что мерлин вручил ему священный меч. Но теперь он сделал свой двор христианским… Отец говорил, что боится, как бы Артур не отдал эту землю обратно под власть друидов — но на то не похоже…
— Это правда, — отозвалась Моргейна, и на мгновение гнев сдавил ей горло. — И все же он до сих пор носит меч друидов… Акколон внимательно взглянул на собеседницу.
— А ты носишь полумесяц Авалона.
Моргейна покраснела. Все уже пошли на обедню, и двери церкви затворились.
— Дождь усиливается. Леди Моргейна, ты промокнешь и простудишься. Тебе следует вернуться в замок. Придешь ли ты сегодня на пир и согласишься ли сесть рядом со мной?
Моргейна заколебалась, потом улыбнулась. Ни Артур, ни Гвенвифар явно не захотят, чтобы в столь великий праздник она сидела за их столом.
«Она ведь должна помнить, каково это — пасть жертвой похоти Мелеагранта… неужто она посмеет обвинять меня — она, искавшая утешения в объятиях лучшего друга своего мужа? О, нет, это не было изнасилованием, отнюдь — но все же меня отдали Увенчанному Рогами, не спрашивая, хочу ли я того… не плотское желание привело меня на ложе брата, а покорность воле Богини…»
Акколон стоял, ожидая ответа Моргейны, и с нетерпением глядел на нее.
«Если я соглашусь, он поцелует меня и будет молить об одном-единственном прикосновении».
Моргейна знала это, и эта мысль была бальзамом для ее уязвленной гордости. Она улыбнулась Акколону, и у рыцаря перехватило дух.
— Приду, если мы сможем сесть подальше от твоего отца.
И вдруг ее словно громом поразило: точно так же смотрел на нее Артур.
«Так вот чего боится Гвенвифар! Она знала то, чего не знала я — что стоит мне лишь захотеть, и Артур отмахнется от всех ее слов. Меня он любит сильнее. Я не испытываю вожделения к Артуру, для меня он — всего лишь любимый брат, но Гвенвифар этого не знает. Она боится, что я пушу в ход тайные чары Авалона и снова заманю Артура к себе на ложе».
— Прошу тебя, вернись в замок и смени… смени платье, — пылко произнес Акколон.
Моргейна улыбнулась рыцарю и коснулась его руки.
— Увидимся на пиру.
Всю праздничную службу Гвенвифар просидела одна, стараясь успокоиться. Архиепископ прочел обычную проповедь о дне Пятидесятницы, повествуя о снисхождении Духа Святого, и Гвенвифар подумала: «Если Артур наконец-то покается в своем грехе и станет христианином, я должна буду возблагодарить Святого Духа за то, что сегодня он снизошел на нас обоих». Она сложила руки на животе; сегодня они возлежали вместе, и может быть, на Сретенье Господне она уже будет держать на руках наследника королевства… Королева взглянула на Ланселета, стоявшего на коленях рядом с Элейной. К зависти своей Гвенвифар обнаружила, что талия Элейны вновь раздалась. Еще один сын или дочь. «И теперь Элейна красуется рядом с мужчиной, которого я любила так долго и так сильно, чьего сына я должна была родить… что ж, мне придется склонить голову и смириться на некоторое время; я сделаю вид, будто верю, что ее сын унаследует трон Артура… Ах я грешница! Я твердила Артуру, чтобы он смирил гордыню, а сама полна гордыни».
Церковь была переполнена, как всегда во время праздничной службы. Артур выглядел бледным и подавленным; он переговорил с епископом, но коротко, потому что следовало идти на обедню. Гвенвифар стояла на коленях рядом с мужем и чувствовала, что он сделался чужим ей, куда более чужим, чем тогда, когда она впервые легла с ним в постель, и ее страшило предчувствие неведомого.
«Нужно мне было помалкивать насчет Моргейны…
Почему я чувствую себя виноватой? Это Моргейна согрешила… Я покаялась в своих грехах, исповедалась и получила отпущение…»
Моргейны в церкви не было; несомненно, у нее не хватило наглости прийти без отпущения грехов на службу божью, где всем стало бы ясно, кто она такая — кровосмесительница, язычница, ведьма, чародейка.
Казалось, что обедня будет тянуться вечно, но в конце концов епископ благословил паству, и люди потянулись к выходу из церкви. На мгновение Гвенвифар прижали к Элейне и Ланселету; Ланселет обнял жену, защищая от случайных толчков толпы. Гвенвифар подняла взгляд на них, чтобы не смотреть на округлившийся живот Элейны.
— Давненько вас не было видно при дворе, — сказала Гвенвифар.
— О, на севере столько дел… — отозвался Ланселет.
— Надеюсь, драконы больше не появлялись? — спросил Артур.
— Слава Богу, нет, — с улыбкой ответил Ланселет. — Моя первая встреча с драконом вполне могла бы стать последней… Да простит меня Бог за то, что я насмехался над Пелинором, когда он рассказывал об этой твари! Думаю, теперь, когда нам не приходится больше воевать с саксами, твоим соратникам следовало бы заняться драконами, разбойниками и прочими тварями, которые мешают людям жить.
Элейна робко улыбнулась Гвенвифар.
— Мой муж такой же, как все мужчины, — они лучше отправятся на бой с драконом, чем будут сидеть дома и наслаждаться мирной жизнью, за которую они так много сражались! Что, Артур тоже таков?
— Думаю, ему хватает сражений здесь, при дворе, — ведь все идут к нему за правосудием, — ответила Гвенвифар и попыталась сменить тему. — Когда ждете пополнения? — спросила она, указав взглядом на округлившийся живот Элейны. — Как, по-твоему, кто будет: еще один сын или дочь?
— Надеюсь, что сын — я не хочу дочь, — сказала Элейна. — Ну, а так — кого Бог пошлет. А где Моргейна? Она что, не пришла в церковь? Уж не заболела ли она?
Гвенвифар презрительно улыбнулась.
— Думаю, ты и сама знаешь, какая из Моргейны христианка.
— Но она — моя подруга, — сказала Элейна, — и какой бы плохой христианкой она ни была, я люблю ее и буду за нее молиться.
«Конечно, ты будешь за нее молиться, — с горечью подумала Гвенвифар. — Она ведь устроила твою свадьбу, чтобы досадить мне». Прекрасные голубые глаза Элейны показались ей слащавыми, а голос — неискренним. Гвенвифар почувствовала, что еще минута такого разговора, и она набросится на Элейну и задушит ее. Она извинилась и пошла дальше, и мгновение спустя Артур последовал за ней.
— Я надеялся, — сказал он, — что Ланселет побудет с нами несколько недель, но он снова уезжает на север. Но он сказал, что Элейна может остаться, если ты будешь рада видеть ее. Ей уже довольно скоро предстоит рожать, и Ланселет предпочел бы, чтобы она не ездила в одиночестве. Может быть, Моргейна тоже соскучилась по подруге. Ну, вы решите это между собой, по-женски.
Он сурово взглянул на жену.
— Я должен идти к архиепископу. Он сказал, что поговорит со мной сразу после обедни.
Гвенвифар захотелось вцепиться в него, удержать, оставить при себе, но было поздно — дело зашло слишком далеко.
— Моргейны не было в церкви, — сказал Артур. — Скажи мне, Гвенвифар, ты говорила с ней?…
— Я не сказала ей ни единого слова, ни доброго, ни дурного, — отрезала Гвенвифар. — И меня не волнует, где она, — пусть бы хоть провалилась в преисподнюю!
Артур шевельнул губами, и на миг Гвенвифар показалось, что он сейчас выбранит ее — на какой-то извращенный лад она даже желала навлечь на себя его гнев. Но Артур лишь вздохнул и опустил голову. Он выглядел, словно побитая собака, и Гвенвифар почувствовала, что не в силах видеть его таким.
— Гвен, прошу тебя, не ссорься больше с Моргейной. Ей и без того плохо…
А затем, словно устыдившись своей мольбы, Артур резко развернулся и двинулся прочь, к архиепископу, благословлявшему верующих. Когда Артур подошел к нему, священник поклонился, извинился перед остальными, и король с архиепископом принялись вместе пробираться через толпу.
В замке Гвенвифар ждало множество дел. Нужно было приветствовать гостей, разговаривать с давними соратниками Артура, объяснять, что у Артура срочная беседа с одним из советников (и в самом деле, архиепископ Патриций входил в число королевских советников), и потому он немного задержится. Некоторое время гости были заняты: все приветствовали старых друзей, обменивались новостями, рассказывали, что у кого случилось дома или во владениях, кто женился, кто отпраздновал помолвку дочери, у кого вырос сын, кто завел еще детей, или разделался с разбойниками, или построил новую дорогу, — и отсутствие короля оставалось незамеченным. Но, в конце концов, гостям надоело предаваться воспоминаниям, и по залу поползли шепотки. Гвенвифар поняла, что угощение остынет; но нельзя ведь начать королевский пир без короля! Она велела подать вино, пиво и сидр. К тому времени, как слуги накроют на стол, многие из гостей будут настолько пьяны, что их уже ничего не будет волновать. Королева увидела за дальним концом стола Моргейну. Та смеялась и беседовала с каким-то мужчиной; Гвенвифар не узнала его, лишь заметила у него на руках змей