— Ты до сих пор их помнишь? — удивилась и обрадовалась Моргейна.
— Конечно, помню, — одного из них Лионора до сих пор хранит вместе с прочими моими сокровищами, — сообщил Гарет. — Он замечательно раскрашен, синей и красной краской, и мой старший сын охотно его бы заполучил, но я слишком им дорожу. А знаешь, кузен, — ведь в детстве я звал этого деревянного рыцаря Ланселетом!
Все рассмеялись, и Моргейна вдруг подумала, что никогда прежде не видела Ланселета таким беззаботным и веселым, каким он был сейчас, в кругу старых друзей.
— Твой сын — он ведь почти ровесник моему Галахаду, верно? Галахад — славный парнишка, хоть и не очень похож на мою родню. Я видел его всего несколько дней назад — в первый раз с тех пор, как он сменил длинную рубашонку на штаны. И девочки тоже хорошенькие — по крайней мере, на мой взгляд.
Гарет повернулся к Моргейне и поинтересовался:
— А как поживает мой приемный брат Гвидион, леди Моргейна?
— Я слыхала, что он теперь на Авалоне, — отрезала Моргейна. — Я его не видала.
И она отвернулась, собравшись оставить Ланселета с друзьями. Но тут подоспел Гавейн и бросился к Моргейне с почти что сыновними объятьями.
Гавейн превратился в огромного, невероятно массивного мужчину, способного, судя по ширине плеч, сбить с ног быка; лицо его было покрыто шрамами.
— Твой сын Увейн — славный парень, — сказал Гавейн. — Думаю, из него получится хороший рыцарь, а они нам могут понадобиться… Ланс, ты видел своего брата, Лионеля?
— Нет. А что, Лионель здесь? — спросил Ланселет, оглядываясь по сторонам. Его взгляд остановился на рослом, крепко сбитом мужчине, наряженном в плащ необычного покроя. — Лионель! Братец, что тебя заставило выбраться из твоего туманного заморского королевства?
Лионель подошел и поздоровался с собравшимися. Он говорил с таким сильным акцентом, что Моргейна с трудом его понимала.
— Жаль, Ланселет, что тебя там нет — у нас появились кое-какие сложности, слыхал? Ты уже знаешь, что творится у Борса? Ланселет покачал головой.
— Я ничего не слыхал о нем с тех самых пор, как он женился на дочери короля Хоуэлла, — сказал он, — не помню, как ее зовут…
— Изотта — так же, как и королеву Корнуолла, — сказал Лионель. — Но свадьба еще не состоялась. Чтоб ты знал, Хоуэлл из тех людей, которые не говорят ни да, ни нет; он способен до бесконечности размышлять, с кем же ему выгоднее заключить союз — с Малой Британией или с Корнуоллом…
— Марк не может никому передать Корнуолл, — сухо произнес Гавейн. — Корнуолл принадлежит тебе — не правда ли, леди Моргейна? Насколько я помню, Утер, взойдя на престол, отдал его леди Игрейне, так что ты по праву наследуешь его, как дочь Игрейны и Горлойса, хоть остальные земли Горлойса и отошли к Утеру. Кажется, я ничего не напутал? Это ведь произошло еще до моего рождения, да и ты тогда была ребенком.
— Герцог Марк держит Корнуолл от моего имени, — сказалаМоргейна. — Я не знала, что он претендует на эти земли, хотя слыхала, будто одно время поговаривали, что мне стоило бы выйти замуж за герцога Марка или его племянника Друстана…
— Это было бы неплохо, — заметил Лионель. — Но Марк — человек корыстолюбивый. Он взял множество сокровищ в приданое за своей ирландской леди, и я совершенно уверен, что он охотно заглотил бы и Корнуолл вместе с Тинтагелем, если бы думал, что сможет улизнуть с добычей, как лис из птичника.
— Мне куда больше нравились те дни, когда все мы были просто соратниками Артура, — сказал Ланселет. — Но теперь я правлю во владениях Пелинора, Моргейна сделалась королевой Северного Уэльса, а ты, Гавейн, если бы захотел, стал бы королем в Лонтиане…
Гавейн лишь усмехнулся.
— У меня нет ни склонности, ни способностей к королевской работе, кузен. Я — воин, и если бы мне пришлось постоянно сидеть на одном месте и жить при дворе, мне это очень скоро надоело бы до смерти! Я рад, что Агравейн взялся помогать нашей матери править. Думаю, Племена правы — женщинам надлежит сидеть дома и править, а мужчинам — шататься по миру и воевать. Мне не хочется расставаться с Артуром, но я честно сознаюсь, что жизнь при дворе мне осточертела. Впрочем, тут хоть на турнире подраться можно — и то ладно.
— Не сомневаюсь, что ты завоюешь на нем честь и славу, — сказала Моргейна кузену. — Как поживает твоя матушка, Гавейн? Я еще даже не успела с ней побеседовать. — И она добавила с легким ехидством: — Я слыхала, она нашла себе другого помощника, помимо Агравейна, чтоб править твоим королевством.
Гавейн расхохотался.
— Да, это теперь пошла такая мода — и все из-за тебя, Ланселет! Я так подозреваю, что после того, как ты женился на дочке Пелинора, Ламорак решил, что, если рыцарь желает прославиться доблестью и учтивыми манерами, ему сперва непременно следует сделаться любо… — заметив, как помрачнел Ланселет, Гавейн осекся и быстро исправился: — … любезным поборником прекрасной и могущественной королевы. Впрочем, я не думаю, что Ламорак притворяется. По-моему, он и вправду любит мою мать, и я не собираюсь ворчать на него за это. Ее выдали за короля Лота, когда ей еще не исполнилось пятнадцати, и я даже в детстве удивлялся, как это она умудряется уживаться с ним и всегда оставаться такой доброй и ласковой.
— Моргауза и вправду добра, — согласилась Моргейна, — и ей действительно нелегко жилось с Лотом. Да, он спрашивал ее совета во всяком деле, вплоть до самого важного, но при дворе развелось столько его бастардов, что ему даже не нужно было нанимать воинов. И он считал каждую женщину, своей законной добычей — даже меня, племянницу его жены. А поскольку Лот был королем, то все полагали, что он просто ведет себя, как истинный мужчина. Так что если кто-нибудь вздумает порицать Моргаузу, я найду, что ему сказать!
— Я всегда знал, что ты — настоящий друг моей матери, Моргейна, — сказал Гавейн. — И я знаю, что Гвенвифар ее не любит. Гвенвифар… — Он взглянул на Ланселета, пожал плечами и предпочел умолкнуть.
— Королева очень благочестива, — заметил Гарет. — И кроме того, ни одна женщина при дворе Артура никогда не страдала от подобного обращения. Возможно, Гвенвифар просто трудно понять, как это женщина может желать от жизни чего-то помимо того, что она получает от брака. Что же касается меня, мне повезло: Лионора избрала меня по доброй воле, и она всегда настолько занята — то она носит ребенка, то оправляется после родов, то кормит младших, — что просто не успевает глядеть на других мужчин, даже если бы ей того и хотелось. Впрочем, — добавил он, улыбаясь, — я искренне надеюсь, что ей и вправду не хочется, потому что если бы вдруг у нее возникло такое желание, боюсь, я не смог бы ей отказать.
Ланселет — мрачное выражение успело исчезнуть с его лица — сказал:
— Мне не верится, Гарет, чтобы даме, ставшей твоей женой, захотелось смотреть на кого-то другого.
— Ну, а тебе, кузен, придется сейчас взглянуть в другую сторону, — сообщил Гавейн. — Королева ищет тебя. Так что тебе, как ее поборнику, придется пойти и засвидетельствовать ей свое почтение.
И действительно, в этот самый момент к ним подошла одна из юных дев, прислуживавших Гвенвифар, и спросила по-детски тонким голоском:
— Не ты ли будешь сэр Ланселет? Королева просит тебя подойти и побеседовать с ней.
Ланселет поклонился Моргейне, сказал: «Гарет, Гавейн — поговорим попозже», — и ушел.
Гарет, нахмурившись, посмотрел ему вслед и пробормотал:
— Стоит ей лишь поманить, и он готов бежать к ней.
— А ты ждал чего-то другого, братец? — обычным своим небрежным тоном поинтересовался Гавейн. — Он ведь был ее поборником с тех самых пор, как она вышла замуж за Артура. Что же касается всего прочего… Ну, вспомни, что говорила Моргейна: если мы считаем такое поведение похвальным для короля, почему мы должны порицать за него королеву? Нет, это теперь и вправду стало модным. Вы слыхали истории об этой ирландской королеве, которая вышла замуж за старого герцога Марка, и о том, как Друстан поет ей песни и всюду следует за ней… Говорят, он играет на арфе не хуже самого Кевина! Ты не слыхала его игры, Моргейна?
Моргейна покачала головой и заметила:
— Не зови Изотту королевой Корнуолла — в Корнуолле нет королев, кроме меня. Марк правит там лишь как мой наместник — и если он этого еще не понял, пора ему об этом сообщить.
— Думаю, Изотте все равно, как там себя именует Марк, — сказал Гавейн, взглянув в сторону длинного стола, за которым сидели дамы. К Гвенвифар и ирландской королеве теперь присоединилась еще и Моргауза, и туда же как раз подошел Ланселет. Гвенвифар улыбнулась ему, а Моргауза отпустила какую-то шутку, заставившую Ланселета рассмеяться, — но Изотта Корнуольская лишь смотрела перед собой невидящим взором, и ее прекрасное лицо казалось бледным и осунувшимся. — Я никогда еще не видел дамы, которая выглядела бы столь несчастной, как эта ирландская королева.
— Сомневаюсь, что я бы выглядела намного счастливее, окажись я женой старого герцога Марка, — заметила Моргейна. Гавейн обнял ее, едва не задушив при этом.
— Артур и так не слишком-то хорошо поступил, выдав тебя за этого старикана Уриенса, Моргейна. Ты тоже несчастна?
Моргейна почувствовала, как что-то сдавило ей горло, словно ей вдруг захотелось расплакаться.
— Быть может, женщины вообще не бывают счастливы в браке…
— А я бы так не сказал! — возразил Гарет. — Лионора выглядит вполне счастливой.
— Ах, но ведь Лионора замужем за тобой! — рассмеялась Моргейна. — А мне не выпало такой удачи — я всего лишь твоя старая кузина.
— И все же, — сказал Гавейн, — я не намерен порицать мою мать. Она была добра к Лоту до последних его дней, и пока он был жив, она никогда не выставляла своих любовников напоказ. А Гвенвифар… — Гавейн скривился. — Какая жалость, что Ланселет не увез ее подальше от этого королевства, пока у Артура еще было время найти себе другую жену. Впрочем, я полагаю, из юного Галахада в свое время выйдет неплохой король. Ланселет ведь происходит из королевского рода Авалона — да и его отец, Бан из Малой Британии, тоже был королем.