— Я в этом ничуть не сомневаюсь, — отозвался Гвидион. — Король всегда был добр к своим родичам. Он и тебя бы посвятил — ради Гавейна, — но ты ведь выбрал другой путь, приемный брат. — Он коротко рассмеялся. — И думается мне, раз я столько лет страдал из-за этого сходства с Ланселетом, он мне кое-что задолжал!
Гарет сочувственно пожал плечами.
— Ну, похоже, он не держит на тебя зла, так что, пожалуй, мне тоже придется тебя простить. Зато теперь ты сам убедился, как он великодушен.
— Воистину, — тихо отозвался Гвидион, — он таков… Тут он поднял голову и заметил Моргаузу.
— Матушка! Что ты тут делаешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Я просто подошла поздороваться с Гаретом — мы с ним сегодня еще не разговаривали, — пояснила Моргауза. Здоровяк Гарет поцеловал матери руку. — Ну, что ты решил насчет общей схватки?
— То же, что и всегда, — отозвался Гарет. — Я буду сражаться на стороне Гавейна. среди людей короля. У тебя есть боевой конь, Гвидион? Хочешь сражаться на стороне короля? У нас найдется для тебя место.
— Раз Ланселет посвятил меня в рыцари, — с мрачноватой загадочной улыбкой произнес Гвидион, — думаю, мне следовало бы сражаться в отряде сэра Ланселета Озерного и бок о бок с Акколоном, за Авалон. Но я сегодня больше не выйду на поле, Гарет.
— Почему? — удивился Гарет. Он положил руку на плечо Гвидиону и улыбнулся, глядя на младшего брата снизу вверх — в точности как когда-то в детстве. — Те, кого только что посвятили, всегда участвуют в общей схватке. Вот и Галахад будет участвовать.
— И чью же сторону он примет? — поинтересовался Гвидион. — Своего отца, Ланселета, — или короля, сделавшего его своим наследником? Стоит ли подвергать его верность столь жестокому испытанию?
— Но как же еще делиться для общей схватки, если не собирать отряды вокруг двух лучших наших рыцарей?! — вышел из себя Гарет. — Или ты вправду думаешь, что Ланселет или Артур считают это испытанием верности? Сам Артур не может выйти на поле — ведь ни один рыцарь не посмеет поднять руку на своего короля, но Гавейн — его поборник с тех самых пор, как Артур взошел на престол! Или ты собрался разворошить старые сплетни? Гвидион пожал плечами.
— Поскольку я не намереваюсь присоединяться ни к одной, ни к другой стороне…
— Но что о тебе подумают? Что ты трус, и уклоняешься от боя…
— Я достаточно сражался за Артура на войне, чтоб меня не волновало, что там болтают досужие сплетники, — сказал Гвидион. — Но если хочешь, можешь сказать им, что у меня захромал конь и я боюсь, как бы ему не сделалось хуже. Это вполне пристойная отговорка.
— Я бы мог взять для тебя коня у Гавейна, — озадаченно произнес Гарет. — Но раз тебе нужна пристойная отговорка, пусть будет так. Но почему, Гвидион? Или мне теперь следует звать тебя Мордредом?
— Ты всегда можешь звать меня, как тебе больше нравится, приемный брат.
— Но ты так и не ответил, — почему ты боишься боя, Гвидион?
— Никому, кроме тебя, я не спустил бы этих слов безнаказанно, — сказал Гвидион. — Но тебе я отвечу. Я делаю это ради тебя, брат.
Гарет хмуро уставился на него.
— Ради Бога, объясни, что ты этим хочешь сказать?
— Я мало что знаю о Боге — да не очень-то и рвусь узнать, — сказал Гвидион и принялся разглядывать землю у себя под ногами. — Но раз ты спрашиваешь… Ты давно об этом знаешь… Я наделен Зрением…
— Ну, и что с того? — нетерпеливо перебил его Гарет. — Тебе что, привиделось в скверном сне, что я паду от твоего копья?
— Не надо шутить над этим, — отозвался Гвидион. Он взглянул на Гарета, и от этого взгляда у Моргаузы кровь застыла в жилах. — Я видел… — Гвидион судорожно сглотнул, словно не в силах выдавить из себя эти слова. — Я видел тебя умирающим — а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни.
Гарет поджал губы и тихо присвистнул.
— Оно конечно… Но знаешь, малыш, я мало верю снам и видениям. А от судьбы все равно не убежишь. Разве тебе на Авалоне не сказали об этом?
— Верно, — все так же тихо отозвался Гвидион. — И если ты и вправду падешь когда-то от моей руки, так только волею судьбы… Но я не стану искушать судьбу ради пустой забавы, брат. Вдруг рука моя дрогнет, и я, по злосчастной случайности, нанесу роковой удар?… Нет, Гарет, я не выйду сегодня на поле — и пусть остальные говорят что хотят.
— Ну, делай как знаешь, парень, — отозвался Гарет. Вид у него был обеспокоенный. — Тогда посиди рядом с нашей матерью — Ламорак ведь собирается выйти на поле на стороне Ланселета.
Он еще раз поцеловал матери руку и ушел. Моргауза, нахмурившись, попыталась было расспросить Гвидиона, но тот молча уставился в землю, и Моргауза отступилась, сказав лишь:
— Ну что ж, раз я получила молодого придворного, который будет сидеть рядом со мной, может, ты принесешь мне глоток воды, пока я еще не вернулась на свое место?
— Конечно, матушка, — согласился Гвидион и ушел туда, где стояли бочки с водой.
Финальная схватка всегда казалась Моргаузе свалкой, в которой ничего невозможно разобрать. Теперь же у нее еще и разболелась голова — из-за солнцепека, — и Моргаузе очень захотелось оказаться подальше отсюда. Кроме того, она проголодалась, а запах жареных бычьих туш доносился даже до турнирного поля.
Гвидион сидел рядом с Моргаузой и объяснял ей, что происходит на поле, но Моргауза мало разбиралась в тонкостях рыцарской схватки, да и не особенно этим интересовалась. Но она все-таки заметила, что юный Галахад хорошо себя показал — выбил из седла двух рыцарей. Моргауза удивилась: он казался таким кротким мальчиком. Впрочем, Гарет тоже казался ей ребенком, а на поле не было бойца яростнее и ужаснее его. В конце концов именно он был признан лучшим со стороны короля, в отряде Гавейна. В отряде Ланселета приз получил Галахад, и это никого не удивило; для юноши, лишь накануне посвященного в рыцари, в том не было ничего необычного. Моргауза так и сказала.
— Ты бы тоже мог завоевать приз, Гвидион, — заявила она. Но Гвидион лишь рассмеялся и покачал головой.
— Он мне не нужен, матушка. Да и зачем портить праздник моему кузену? А Галахад сражался хорошо — никто не скажет, что он получил приз незаслуженно.
После вручения наград — помимо главных, было и много призов поменьше — рыцари разошлись, чтобы наскоро ополоснуться с помощью оруженосцев и переодеться в чистое платье. Моргауза вместе с придворными дамами отправилась в отведенные им покои: там они могли привести в порядок наряды и прически и смыть с себя пыль и пот.
— Как ты думаешь, — спросила Моргауза у Моргейны, — не нажил ли Ланселет себе врага?
— Полагаю, нет, — отозвалась Моргейна. — Разве ты не видела, как они обнялись?
— Они выглядят, словно отец и сын, — заметила Моргауза. — Если бы это было правдой!
— Слишком поздно об этом говорить, тетя, — с каменным лицом отрезала Моргейна.
«Может, она позабыла, что мне известно, чей он сын на самом деле?» — подумала Моргауза. Но ледяное спокойствие Моргейны так подействовало на нее, что Моргауза предложила лишь:
— Давай я помогу тебе расчесать волосы.
Моргейна повернулась к ней спиной, и Моргауза взялась за гребень.
— Мордред… — задумчиво заметила Моргауза, трудясь над волосами племянницы. — Что ж, видит бог, он воистину показал себя здесь хитроумным советчиком! Теперь он сам завоевал место при дворе, благодаря собственной доблести и дерзости, и ему нет нужды требовать этого от Артура, ссылаясь на свое происхождение. Да, саксы дали ему подходящее имя. Однако я и не знала, что он такой хороший боец. Он таки умудрился привлечь к себе всеобщее внимание! Приз получил Галахад, а все вокруг только и говорят что о дерзкой выходке Мордреда.
Тут к ним подошла одна из дам Гвенвифар.
— Леди Моргейна, а что, сэр Мордред и вправду твой сын? Я и не знала, что у тебя есть сын…
— Я родила его в ранней молодости, — спокойно отозвалась Моргейна, — и Моргауза взяла его на воспитание. Я и сама почти позабыла, что он у меня есть.
— Как ты, должно быть, им гордишься! Ну разве он не прекрасен? Он почти так же хорош собою, как сам Ланселет, — сказала дама, и глаза ее заблестели.
— Это правда, — согласилась Моргейна — столь любезным тоном, что лишь Моргауза, хорошо знавшая свою племянницу, поняла, насколько та разъярена. — Я бы сказала, что это изрядно смутило их обоих. Но мы с Ланселетом — двоюродные брат и сестра, и в детстве я была похожа на него куда больше, чем на своего родного брата. Наша с Артуром мать была высокой и рыжеволосой, как королева Моргауза, а вот в леди Вивиане текла кровь древнего народа Авалона.
— А кто же тогда его отец? — спросила дама, и Моргауза заметила, как стиснулись кулаки Моргейны. Но Моргейна ответила все с той же любезной улыбкой:
— Он — дитя Белтайна, а все дети, зачатые в рощах, принадлежат богу. Ты, конечно же помнишь, что в юности я была одной из дев Владычицы Озера.
— Я забыла… — пробормотала дама, изо всех сил пытаясь быть вежливой. — Так значит, тогда они все еще придерживались древних обычаев?
— Как придерживаются и сейчас, — спокойно произнесла Моргейна. — И, волею Богини, будут соблюдать их, пока стоит мир.
Как она и рассчитывала, это заставило даму умолкнуть. Моргейна отвернулась и обратилась к Моргаузе:
— Ты уже готова, родственница? Тогда давай спустимся в зал.
Когда они покинули покои, Моргейна с силой выдохнула, и в этом выдохе смешались раздражение и облегчение.
— Вот ведь болтливые дуры! Только послушай, что они несут! Им что, нечем больше заняться, кроме сплетен?
— Может, и нечем, — отозвалась Моргауза. — Их отцы и мужья, по большей части христиане, позаботились, чтоб эти женщины ни о чем особо не думали.
Двери огромного зала Круглого Стола, где должен был проходить праздничный пир, были закрыты, чтоб гости не входили туда прежде времени.
— Празднества Артура с каждым годом делаются все пышнее, — заметила Моргауза. — Интересно, что нас ожидает сегодня — великолепная процессия и торжественный королевский выход?