— Прометей Локи! Утихомирь своих ползающих тварей. Разве они не знают, насколько ничтожно то место, которое они занимают в огромной вселенной? И как они осмеливаются даже пытаться обмануть разум, настолько выше их собственного? Я могу видеть в их сердцах и знаю, что он держит рог, но не собирается подуть в него.
Азраил Мерлин, чье лицо потемнело от усилий освободиться, а глаза сверкали от гнева и страха, сумел встать на колени и, тяжело дыша, заговорил:
— Великий Люцифер, высочайший и несравнимый ни с кем среди всех падших ангелов; позволь приветствовать тебя и провозгласить тебе вечную славу, и еще раз славу, о, ты, чудо небес! Могу ли я говорить с тобой, такая жалкая букашка, как я? — И нетвердыми пальцами он сумел вынуть рог из руки Галена и указать им, как оружием, на гороподобную фигуру Люцифера, занявшую все небо и с поднятой палицей-скипетром нависшую над кораблем.
Совершенный голос темного архангела наполнил ночь, слова светились в темноте.
— Мерлин Азраил Уэйлок, твоя рука с этим рогом впервые дали мне человеческие страсти и желания, к которым остались равнодушны все остальные ангелы, замороженные своим бледным долгом, непритязательные и всем довольные. Твои слова приятны мне, можешь говорить дальше; но знай, что все то, что ты собираешься сказать мне, я уже вижу в твоем сердце. Ведь ты собираешься сказать, что Ахерон за моей спиной уничтожен и что вернуться в мир снов я могу только через Эвернесс, не правда ли? И еще ты хочешь сказать, у тебя есть власть воплотить меня в новом теле, как ты сделал с Обероном. Для этого ты хочешь, чтобы я отдался под твое покровительство и прошел обратно через ворота Эвернесса. Твои хитроумные замыслы ничто для меня, волшебник, потому что я предвидел все твои предательства еще тогда, когда мы в первый раз повстречались перед трупом единорога; я знал их еще тогда, когда ты даже не разработал их. Мой герольд, Кощей Анубис Цербер, мельчайший из моих слуг, уже поднял мои цвета над Эвернессом и принял присягу от ларов, местных духов и ангелов-стражей, когда-то служивших тебе, а теперь мне. Прометей не дал вашей жалкой расе достаточно ума даже для того, чтобы помнить врага, которого вы видели рядом с собой; вы прибежали сюда и оставили его там. Глупцы. Твой дом стал моим, ты проиграл. Вот теперь говори. И что ты можешь сказать мне? Будешь угрожать подуть в рог? Я вижу твое сердце и знаю, что ты скорее умрешь, чем даруешь победу, и этот мир, Оберону. Я жду. Тебе есть, что сказать?
Азраил Мерлин сгорбился, не в силах выдержать тяжесть взгляда ангела, и тяжело опустился на колени, ударившись о палубу.
Ворон, борясь за каждый вздох, сказал:
— Мерлин! Аполлон говорил, что нас спасет не магия — только мужество.
Азраил Мерлин, лишившийся почти всех сил, дрожащими пальцами толкнул рог.
— Возьми его! Ты пережил ужас Ахерона. В тебе мужества больше, чем в любом из нас.
Рог прикатился к Лемюэлю. Лемюэль положил руку на Чашу и тяжело оперся на нее; Чаша взлетела вверх, уничтожая вокруг себя ужасный бледный свет, исходивший от Люцифера, и Лемюэль поднялся на колени.
— Дуй! — прорычал Азраил Мерлин. — Зови твой проклятый рай и сдуй меня обратно в ад.
Лемюэль поднял рог к губам.
Как только рог коснулся губ, облака над ними разошлись, появились собравшиеся вместе созвездия. Светящийся город, сверкающий как звезда, с серебряными куполами и хрустальными башнями, молчаливый как призрак и прекрасный как драгоценная гемма, начал опускаться вниз.
— Остановись, — сказал Люцифер. — Я признаю поражение. Хорошо сделано, Прометей Локи; твои фокусы опять победили меня. Я уйду, если твои создания не подуют в рог, и буду ждать в темноте еще один эон. Для меня время ничто, а будущие поколения Стражей Эвернесса рано или поздно забудут свой долг. Лень и безделье расшатают ваши стены и дадут мне победу. Потребуются для этого столетия или тысячелетия — мне все равно.
Прометей только что отставил в сторону систему зажигания вертолета и с восхищением изучал крышку распределителя. Даже не поглядев вверх, он прошептал:
— Как хочешь, старший брат. Но учти, я тут не причем.
Люцифер убрал ногу с палубы авианосца и отступил на поверхность моря, которая превратилась в лед там, где на нее падала его огромная тень. И опустил свой скипетр.
Пендрагон, опираясь о свой магический меч, тяжело и медленно встал; его лицо побагровело от усилий.
— Этого не достаточно, Люцифер! Ты еще не слышал наши требования, и мы еще не приняли твою капитуляцию!
Венди, все еще прикованная к палубе тяжелым ужасным взглядом темного ангела, озабоченно сказала:
— Папочка? Папочка! Что ты делаешь? Почему бы не дать этому прекрасному ангелу уйти отсюда как можно дальше?
Азраил Мерлин тяжело упал на палубу и прошипел:
— Сеньор! Не пытайтесь приручить эту силу! Уже чудо, что мы остались в живых.
— Лемюэль, сейчас! — рявкнул Пендрагон. — Дуй в рог. Это вопрос принципа, и лучше разрушить мир, чем отступить хотя бы на один дюйм!
Гален все еще лежавший на палубе, прошептал:
— Пожалуйста, Мистер Пендрагон, разве мы не можем просто пойти домой и жить в мире?
Люцифер повернул свой давящий тяжелый взгляд на Пендрагона, который поднял меч, как если бы хотел отбить удар. Пендрагон покачнулся, но не упал. Люцифер заговорил спокойным, даже мягким голосом:
— Ты, жалкий червь, что ты можешь требовать у такого, как я?
Пендрагон, не мигая, посмотрел ему прямо в глаза.
— Я свободный человек и не кланяюсь никому. И мы дунем в рог, если ты не согласишься вернуть власть над Эвернессом семье Уэйлок, восстановить уничтоженное солнце, отозвать все приливные волны, вернуть Венеру на ее орбиту и вообще сделать небо таким, как раньше. Или твой ангельский интеллект считает мои требования несправедливыми?
Люцифер поглядел вниз.
— Я гляжу в твое сердце и вижу, что ты отбросил все искушения попросить побольше и просишь только то, что считаешь честным и справедливым. Так тому и быть: я согласен. Я, если мне понравится, подожду, пока ты уйдешь, маленькая пчелка, и только потом подниму руку, чтобы пощипать мед этого мира. Но если ты захочешь большего, опять оживет твое самое худшее проклятие: если ты вернешь власть тирану Оберону, он использует Котел Возрождения и уговорит душу Солнца опять вспыхнуть. И, я надеюсь, он сотрет тебя в порошок, жалкий червяк, как ты того и заслуживаешь. Хватит! Я ухожу!
Люцифер отвернулся, его огромные черные крылья сложились и повисли над плечами, как грозовые облака, он шагнул в воздух и исчез, в мгновение ока унесясь на Восток.
IV
Все поднялись на ноги и поглядели вокруг, на обломки и разрушенные конструкции. На палубе, покрытой легким снегом, осталась вмятина от ступни Люцифера, а корма огромного корабля превратилась в айсберг.
В море вокруг плавала кровь, трупы монстров, обломки уничтоженных кораблей, льдины и несколько спасательных лодок.
Над их головами, как хрустальный подсвечник, колыхалась великолепная эфирная цитадель Келебрадон, тихая и молчаливая, на ее башнях и стенах реяли гордые флаги. Вокруг нее поднимались окрашенные в розовое облака.
Однако небо осталось темным, солнце еще не появилось.
— Что-то мне не радостно… — усталым голосом сказал Гален. — Мы действительно победили…?
Пендрагон оглянулся.
— Куда делся Оберон?
— Никто из вас не заметил, когда я сказала об этом! — капризным голосом заявила Венди.
Ворон посмотрел на снег, лежавший на палубе; но снег выпал после бегства Оберона: следов на нем не было.
— Ворон! Ты можешь найти его? — спросила Венди.
— Смотрите, — сказал Азраил Мерлин. — Звезды радостно собрались за краями отступающих облаков, образовав фигуры детей, цветов и протянутых пальцев. Оберон уже вернулся в Келебрадон, хотя я и не понимаю, как. — Потом его ноздри раздулись, он повернул голову и посмотрел на восточное небо.
— Смотрите! — Ворон указал на другую сторону палубы.
— Я ничего не вижу, — сказал Гален.
— Вот именно! — кивнул Ворон. — Где сон-лошадка, на которой прискакал Лемюэль, а? Все сон-лошадки принадлежат Оберону, разве нет?
Потом он повернул голову и посмотрел туда, куда смотрел Азраил Мерлин.
Венди тоже взглянула.
— Что это?
Пендрагон посмотрел на счетчик Гейгера, который держал в руке, снял с себя противорадиационный костюм, отбросил его прочь и поднял к глазам сложно выглядевший бинокль.
Облака разошлись, и вдали они увидели быстро двигающуюся яркую точку, похожую на падающую звезду. Когда она подлетела ближе, со страшной скоростью проносясь между морем и небом, они увидели сверкающую узкую колесницу из узорчатого серебра, постромки которой были сделаны из серебряных веревок. Колесницу тащили по воздуху несколько пушистых кошек, длинными изогнутыми прыжками они грациозно перепрыгивали с места на место.
Еще ближе, и они увидели изящную, но величественную молодую женщину, слегка отклонившуюся назад, чтобы удержать поводья стремительно летящей колесницы; ее волосы казались черным облаком, которое ветер сдувал с ее лица. Она была совсем худенькой и походила на юную, только что расцветшую девушку, но держалась с достоинством императрицы.
Еще ближе, и они увидели загадочную улыбку, тронувшую ее совершенные губы, и горящий взгляд, сверкавших из-под широких темных ресниц.
На ее руке горело кольцо, похожее на каплю крови, двойник загадочного опала на руке Пендрагона.
Летающая колесница дважды облетела палубу и пошла на посадку. Узкие колеса побежали по палубе, и царственная фигура натянула поводья своих крошечных скакунов. Кошки приземлились на четыре лапы, и, раздраженно дрогнув маленькими плечами, натянули постромки, заставив колесницу остановиться. Потом легли или сели на палубу, умывая усы и полные внутреннего достоинства, как какие-нибудь фараоны.
Венди прыгала верх и вниз от возбуждения, пока колесница кружила над кораблем.
— Мамочка! Мамочка! Это же мамочка! Смотрите, как она прекрасна. Ворон, смотри! Держу пари, ты забыл, как она выглядит!