В тумане казалось, что пещеры – это ощеренные пасти гигантских чудовищ. Может, те, кто складывал о них легенды, были правы и чудовища повсюду. Повсюду, если прищуриться и чуть склонить голову. Леда остановилась и приподняла фонарь, который не разгонял туман, а только подсвечивал его изнутри. Здесь плотная завеса начала рассеиваться, Леда всмотрелась вперед и…
Рев раскатился над волнами, эхом отдался от глоток пещер.
Леда знала этот рев. Буян.
В нее врезались с такой силой, что Леда покачнулась, но устояла. Ее колени обвило что-то сильное, она опустила взгляд и подняла повыше фонарь, готовая в любой момент схватить ножницы и…
Ее обнимал Тиль. Когда он высвободил руку? Почему она этого не заметила? Леде ужасно хотелось на него накричать. Вместо этого она провела рукой по его потемневшим волосам.
– Тиль? – Она попыталась произнести это мягко, но голос дрожал. Затишье перед бурей кончилось: небо потемнело, задул порывистый ветер, а зарево молний приближалось все быстрее и быстрее.
Тиль поднял голову – лицо его было грязным, на скуле высыхала зеленая полоска водорослей – и выпалил:
– У меня для тебя сюрприз!
Он расцепил руки и вытянул их вперед. Леда только теперь заметила, что в левой он что-то сжимает. Она присела на корточки, распугав юбкой туман, и охнула.
Тиль держал в руке ее ножницы.
Те самые, которые у нее отобрали, – никаких сомнений. Леда запомнила эти оплавленные линии на всю оставшуюся жизнь. Она знала, как ложатся эти ножницы в руку, и когда они заедают, и почему их не стоит оставлять надолго закрытыми. Рыжина ржавчины не коснулась их – только зелень водорослей и песчинки.
Тиль протягивал Леде настоящие Цеховые ножницы. И для нее они были абсолютно бесполезны: от лезвий остались только тонкие опаленные края, которые больше не смыкались и могли помочь разве что в поиске нитей. Но Тиль этого не знал. И Тиль, копающийся в ворохе бесполезных железяк, нашел ее ножницы.
– Откуда ты…
– Прямо на пляже! То есть вон там, меж скал: они крепко застряли в камне, и Буяна не было, а я хотел устроить тебе сюрприз…
В тумане снова прогремел рев, но теперь высокий и резкий. Не похоже на Буяна. Забились крылья-паруса: раз, два… три, четыре…
Что Леда могла сделать? У нее были ножницы, брошь и мундир Когтя тоже, но…
Она поднялась и шагнула вперед. Тиль, дрожа, схватил ее за подол, запустил руку за пазуху и вытянул оттуда клочок бумаги. Клочок бумаги, о котором озаботились, защитили от воды воском. «Учись, Ваари», – подумала Леда и дотронулась до записки. Та не исчезла. Впрочем, Леда могла бы понять, что ей все это не снится, по туману. Туман не снился ей никогда. Леда развернула бумагу, чувствуя, как просачивается сквозь ткань перчаток соленая вода.
«Возвращаю тебе твои вещи. Надеюсь, ты все исправишь. М. Б.»
Леде не нужны были инициалы: она отлично знала почерк этого человека. Она работала с его схемами, его научными очерками, его записками с требованием разнообразить завтраки. Мастер Бражник выставил ее за двери Цеха, а потом прислал ей ножницы. И мундир! Вот что было в ящике, который трясся вместе с Ледой по ухабам местных дорог. Должно быть, ножницы выпали, когда Леда пыталась отвлечь чудовище – точнее, Буяна. И теперь…
Теперь у нее был заштопанный мундир Благого Когтя, который она надела и сегодня, впопыхах. И сломанные ножницы, которые сломали судьбу Беневолента.
– Спасибо, – выдохнула Леда и забрала у Тиля ножницы.
Не было в этом ничего потрясающего. В голове не зазвучала музыка сфер, Леду не накрыло очередной волной воспоминаний, даже руки не заломило. Она просто взяла ножницы. И привычным жестом убрала их в карман.
– А теперь беги домой!
– Но…
Леда поймала его взгляд – в серых глазах вихрилась буря. Волны шумели все громче, и где-то вдалеке прокатился гром.
– Тиль, беги домой и расскажи все Джарху.
– Ты вернешься?
За последнее время у Леды так часто спрашивали, не собирается ли она уезжать, что вопрос застал ее врасплох.
И она поступила так, как поступают Штормы: подтолкнула Тиля к Инезаводи и повернулась лицом к буре, готовой вот-вот разразиться.
Глава четырнадцатая, в которой Леда тонет
Едва она ступила на черный, блестящий от воды камень под сводами, как ее объяло холодом. Если пещеры эти были многоголовой гидрой, то пасть, в которую зашла Леда, явно превращала гостей в лед. Туман и так успел слегка пропитать ее одежду, и теперь озноб вонзался в кожу, как ножи из той сказки – в ноги девушки. Леда поежилась и перехватила поудобнее фонарь. Сжала зубы, сделала глубокий вдох – носом, чтобы не съесть побольше проклятого тумана.
Она обещала Буяну, что не зайдет внутрь. Но если Буян там, она…
Она должна пойти дальше.
Рев пронесся над ее головой и оставил на коже мурашки: здесь, в тоннеле, звуки походили на клетку, в которую Леду поймали, – и выкинули ключ. Она подняла фонарь повыше: свет его казался здесь почти беспомощным, но все же был. Нити его, пусть со слабенькими узелками, но делали свое дело. А Леда делала свое.
Где-то позади гремели небеса. Леда прибавила шагу… и оказалась у развилки. В правый тоннель она смогла бы пройти, только пригнувшись. Из левого несло водорослями. Она прислушалась, ожидая, когда Буян снова заревет, сотрясая стены, но все вокруг накрыло тишиной. Буря разворачивала свои темные крылья где-то наверху, а здесь, под скалами, в самом сердце Инезаводи, которая возникла благодаря магическому месторождению, царило безмолвие.
Леда слышала, как бьется ее собственное сердце. Чувствовала, как ноют пальцы – не от близости ножниц, а от близости шторма…
Шторм! Волны поднимутся, и пещеры затопит! Леда оглядела стены – они были покрыты ракушками чуть ли не до самого верха. Затопит полностью!
– Буян! – закричала Леда, не заботясь о том, что – кто – еще может ее услышать. У нее не было времени. Если Тиль видел чудовище, то Буян может быть в опасности, и она не уйдет отсюда без него. Она ведь не успела ничего исправить. Она обязана была его спасти.
– Буян! – повторила Леда в соседний тоннель, и голос ее ринулся в недра скалы, изгрызенной кораблем Ткачей.
Снаружи громыхнуло – все еще далеко, но уже гораздо ближе, чем раньше. С громом смешался, кажется, еще рев… но откуда? Чей? А потом Леда услышала знакомый звук – раковины стучали друг о друга. Где-то в правом тоннеле.
Она не стала ждать и нырнула туда. Пронеслась по скользким камням так, словно они были лучшей улицей Двужилья, выложенной специально к визиту сияющих принцев и принцесс. Леда ступала так, будто танцевала, и все прибавляла ход. Стук раковин приближался, и…
Они с Сольварай врезались друг в друга так, что Леда прикусила язык – до крови, судя по соленому привкусу во рту. Леда не успела и рта раскрыть – ни чтобы выплюнуть кровь, ни чтобы задать вопрос, – как Соль схватила ее за руку и быстро потащила к выходу. Леда задела головой низкий потолок на повороте и выронила фонарь. Оглянувшись, она увидела, как освободившиеся тусклые нити сметает что-то темное. Через мгновение они выпрыгнули в грот – глотку пещеры, в которой уместилась бы зала фамильного особняка, – и Соль утащила Леду в сторону.
Как раз вовремя: следом из тьмы показалось сплетение хвостов, и когтей, и крыльев. Леда узнала розовато-бирюзовую побежалость и дернулась навстречу.
– Буян! – закричала она, и на этот раз он услышал ее. Желто-рыжий глаз засиял где-то среди чешуи, и Леда увидела черный зрачок, пришпиливший ее к месту.
Волны с грохотом бились о камни. Вода прибывала. Туман почти исчез, разогнанный бурей, которая заполнила небо серыми, лиловыми, черными мазками.
Как Буян услышал Леду, если она не слышала сама себя?
– Что это было? – раздалось прямо под ухом.
Леда обернулась и увидела распахнутые глаза Соль – голубые, потускневшие в тон погоде.
– Это Буян! – ответила Леда и пригнулась – Буян снова взревел, и теперь она поняла, что от боли.
То, с чем он сцепился – видимо, то самое чудовище, о котором пытался сказать Тиль, – оказалось белым. Белым, чешуйчатым и крылатым, но поменьше Буяна, и это было одновременно преимуществом и недостатком в бою. Леда выхватила из кармана ножницы, стащила с воротника брошь. У нее было двое ножниц, и она могла… что?
Леда не стала долго думать – ринулась вперед, нырнула под бьющий по песку тонкий белый хвост с кучей прозрачных радужных плавников и ударила.
Рев второго чудовища походил на расстроенную скрипку.
– Что ты делаешь?!
Леда успела только обернуться – Сольварай сбила ее с ног, и обе покатились по камням, песку, воде. Свои и чужие волосы закрыли обзор, Леда слышала только собственное биение сердце, плеск волн и стук хвостов о камни. Они остановились – Соль нависала над ней, ракушки стучали на ветру.
– Не трогай ее! – рявкнула Соль.
«Ее?» – умерло на Лединых губах. Буян снова взревел; она сбросила с себя Сольварай и вскочила. Попыталась сделать шаг. Соль вцепилась в ее сапоги.
– Стой! – прошипела она, и Леда качнула ногой.
Поднялся ветер – белое полотно волос Сольварай взметнулось, хлестнув ее по лицу. Пальцы разжались, и Леда побежала вперед – туда, где Буян дрался с… ней?
Она. Сирена?
Крылатая и хвостатая, как в легендах. Как на мерном камне при въезде в Инезаводь – что еще это могло быть, с раздвоенным хвостом и печальным каменным лицом? Белые крылья облепили черный хвост и одну из Буяновых лап, и Леда увидела ее лицо – такое же белое, но вполне человеческое; на шее – розовые жабры. Глаза были темными, клыки – острыми. Они вцепились в яркие гребни Буяна и потянули вверх. Буян взревел, сирена сплюнула рыжие пластинки и закричала – хрипло, высоко. Знакомо.
Не так ли звучала песня, которая обещала Леде все на свете?
Она обернулась. Сольварай почти справилась с волосами – завязала их в узел и поднялась, тяжело дыша. Ветер бил ей в спину. Она споткнулась. С неба упали первые капли дождя.