– И что потом? Ты станешь главой бунтовщиков?
– Нет, – улыбка не сходила с лица Грегори, но стала ещё холодней. – Я дам тебе слово, что успокою их.
– Слово мальчишки, – Генрих фыркнул. – Я даже не уверен, что ты в самом деле можешь сделать то, о чём говоришь.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем Грегори произнёс:
– Хорошо. Ты дашь мне увидеться с ним. Когда я буду уверен, что он жив и здоров, мне нужно будет полтора десятка молодых воинов – я сам их отберу. Через две недели мятежники отступят, и когда я вернусь в замок, ты отдашь его мне, дядя. Он станет моим слугой, и никто больше не посмеет тронуть его помимо моей воли.
– Никто, кроме меня.
Грегори вскинулся и, крепче сжав кинжал, шагнул вперёд.
– Это последнее слово, Грегори Вьепон.
Грегори молчал какое-то время, а затем медленно произнёс:
– Хорошо. Таков будет уговор.
Эта камера не была похожа на ту, в которой Милдрет держали в прошлый раз. В той, по сравнению с этой, было светло и тепло.
Её вели с завязанными глазами, так что она не заметила точно куда – только то, что несколько раз стражники, державшие её под локти, поворачивали и вели её по лестницам вниз.
Затем лязгнул замок, и Милдрет толкнули вперёд.
Теперь, когда её не удерживали за руки, она смогла сорвать с себя повязку – но толку от этого было мало, потому что вокруг было абсолютно темно.
Она не знала, сколько времени прошло. Охранники ушли, оставив её одну в полной тишине. Милдрет была настолько слаба, что не было сил искать выход, как она делала это в прошлый раз – она просто села на землю и сидела так, глядя в пустоту перед собой. В голове то и дело всплывало лицо Грегори – и она улыбалась, глубоко погружаясь в воспоминания о нём.
Милдрет необычайно остро ощутила, что у неё не было сейчас никого. Она не нужна была ни отцу, ни настоятельнице, ни монахам, которые заботились о ней – даже Эллеру, с которым Милдрет сдружилась у Элиотов, было наплевать на неё. И всё-таки, сидя в полной темноте, так хотелось верить, что Грегори, может быть, тоже хотя бы изредка думает о ней.
Когда в темноте раздался звук шагов, и в конце коридора показалось пламя факелов, Милдрет не была уверена, что это не сон.
Прошло с полминуты. Она продолжала сидеть неподвижно.
По другую сторону решётки появились силуэты: один из них принадлежал сэру Генриху собственной персоной, и на секунду Милдрет решила было, что тот явился ещё раз её наказать – всё тело ещё ныло после тех побоев, что она получила наверху.
А потом Милдрет разглядела другой силуэт, и сердце её замерло. Она окончательно убедилась, что это сон, потому что рядом с Генрихом стоял Грегори и нечитаемым, полным ненависти и боли взглядом смотрел на неё.
– Убедился? – спросил сэр Генрих.
Грегори молча кивнул и первым пошёл прочь.
Глава 22
Кавалькада, покидавшая замок, несла новые стяги, невиданные до сих пор – на каждом из них помимо герба дома Вьепон развевался пучок зелёной травы.
Грегори ещё не имел привилегии выбирать себе знамя и иначе никак не мог дать понять недовольной толпе, что это его личный отряд.
Его пропустили свободно – через союзников он уже передал вожакам восстания, что отправляется за тем, что необходимо сейчас более всего.
Ветер овевал лица молодых всадников, никому из которых не было более двадцати пяти лет. Все они знали Грегори так же, как Грегори знал их, хотя в поход под его началом выступали в первый раз. Никто из них не задал вопроса, почему вперёд их поведёт паж. Все до одного были недовольны наместником и рады перспективе изменений.
Грегори, скачущий впереди всех, наслаждался каждой секундой галопа. Наконец-то никто не сдерживал его, и он сам мог принимать решения за всех. Он жалел только об одном – что сейчас его не видит Данстан.
При воспоминании о шотландце Грегори стискивал зубы. Данстан, заключённый в темницу на нижнем ярусе катакомб, выглядел страшно. Даже в темноте можно было разглядеть, как запали его щёки, а кожа, и без того светлая, стала синеватой, почти прозрачной. В первую секунду Грегори подумал было, что видит призрака, а не живого человека – но нет, покрытый грязью и синяками это всё-таки был Данстан.
Мысли о том, что может случиться с Данстаном за те несколько дней, что Грегори не будет в замке, не давали ему покоя.
Сэр Генрих обещал, конечно, что когда Грегори вернётся, Элиот будет жив и здоров, но Грегори не верил ему ни на гран. Дядя мог, к примеру, оставить Данстана без еды или снова избить, а Грегори оставалось лишь стискивать кулаки и надеяться, что всё будет хорошо.
Путь его и его отряда лежал на север, в земли клана Армстронгов – туда, где ещё пару лет назад Грегори с друзьями-мальчишками воровали овец. Многие из этих друзей скакали сейчас у Грегори за спиной. И так же, как он, знали все пастбища и амбары Армстронгов наперечёт.
Взяв в опустевшей деревне повозки для скота, всадники больше не останавливались до вечера – лишь слегка сбавили ход, чтобы телеги успевали ехать следом.
Забравшись достаточно далеко в лес на востоке, они устроили привал. Это было нужно так же, как и сам поход – вина почти не пили, зато Грегори успел переговорить со всеми своими воинами до одного и ещё раз убедиться в том, что выбрал правильно – все они были на его стороне. Каждому он пообещал, что в замке продолжит этот разговор, и только потом отправился спать.
На следующее утро всадники разделились по трое и весь день, до вечера, провели в шотландских полях – четыре группы сгоняли овец в лес, чтобы там загнать их в телеги, остальные грабили амбары.
Ещё через день обозы, полные овец и зерна, вернулись на землю Вьепонов – раньше, чем кто-то из шотландцев успел позвать на помощь солдат.
Крестьяне встретили телеги радостными воплями. Никого из них не интересовало то, откуда взялась еда.
Грегори, наблюдая, как в полном хаосе расхватывают трофеи, высмотрел в толпе Доба Воробья и подъехал к нему.
– Я решил вашу проблему? – спросил он.
Воробей нехотя кивнул.
– До поры, – уточнил он, – если сэр Генрих продолжит в том же духе, то…
– Я надеюсь, ты не забудешь этих слов, – Грегори холодно улыбнулся. – Однажды он возьмётся за старое. И вот тогда придёт срок навести в замке порядок. Я надеюсь, твои люди в этот час будут со мной.
Воробей прищурился, внимательно глядя на него, а потом кивнул.
В замке Грегори первым делом встретил Тизон – едва Грегори спешился, сенешаль взял его за плечо и потащил в полутёмный закоулок между донжоном и крепостной стеной.
– Ты в своём уме? – прошипел сенешаль, прижимая Грегори спиной к стене.
– Да, а что?
– Ты ведь у Армстронгов был, так? Ты понимаешь, что они придут мстить?
Грегори прищурился, и на губах его заиграла улыбка.
– Когда, в ноябре? Пока они соберутся в поход, наступит зима. Кроме того, мы зашли с востока, пусть думают, что их грабили Колвелы.
Тизон отпустил его плечи и покачал головой, смотрел он так же сердито, как и до сих пор.
– Когда ты начнёшь думать о завтрашнем дне? – спросил он устало.
– Когда он наступит, – Грегори вскинул подбородок и улыбнулся ещё шире, а затем мгновенно стал серьёзным. – Сэр Тизон, я прекратил войну, разве нет?
– Развязав новую!
– Которая состоялась бы в любом случае – Армстронги придут, когда наступит весна, буду я у них воровать или нет.
Тизон скрипнул зубами и промолчал.
– Сэр Тизон, признайте, я заслужил стать хотя бы оруженосцем?
Тизон секунду мрачно смотрел на него, затем, не переставая хмуриться, махнул рукой.
– На колени, – приказал он и выдернул из-за пояса кинжал.
Как только Грегори опустился на одно колено, Тизон коснулся кинжалом его плеч.
– Тебя, Грегори Вьепон, сим посвящаю в оруженосцы, – Тизон произнёс ещё несколько ритуальных слов, осенил Грегори святым знамением и приказал встать. – Иди. Тебя ждёт лорд.
«Наместник», – пронеслось у Грегори в голове, но вслух он не сказал ничего.
К сэру Генриху он не пошёл – лишь просил стражу передать, что слишком устал, и направился прямиком в темницу.
Когда и здесь стражники заступили ему путь, Грегори лишь свирепо зыркнул на них из-под бровей и бросил на ходу:
– С дороги! Приказ сэра Генриха!
Стражники расступились в стороны, но, едва он миновал их, направились следом.
Грегори же, оказавшись в темноте, снял факел со стены и стал спускаться вниз той дрогой, которой один раз уже ходил.
Данстан сидел всё там же, будто и не прошло для него трёх дней. Только исхудал и истончился ещё сильней.
– Отпереть, – приказал Грегори, услышав шаги за спиной.
– Сэр Генрих…
– Сэр Генрих приказал отпереть, – повторил Грегори с напором, и на сей раз стражник подчинился – подошёл к двери и принялся ковырять ключом в навесном замке.
Только когда металл зазвенел о металл, пленник поднял голову и тут же встретился взглядом с Грегори. Кровь ударила Грегори в виски, голова зашумела, и будто сквозь вату он услышал собственный голос.
– Поднять пленника и вести его следом за мной.
Двое охранников протиснулись в камеру и подхватили Милдрет под локти, так что ноги её продолжали волочиться по земле, а затем потащили в коридор.
– Да не так, – Грегори поморщился, силясь скрыть злость.
Перехватил пленницу подмышку, так чтобы можно было закинуть её руку себе на плечо и, бережно придерживая другой рукой за пояс, сам понёс в сторону лестницы.
– Можешь идти? – шепнул он в самое ухо Милдрет. Та кивнула, но никаких усилий, чтобы сделать шаг, не предприняла.
Сейчас тело шотландца было так близко, и казалось таким хрупким и нежным под слоем ссадин и синяков, что Грегори, как ни старался, не мог поверить, что перед ним такой же юноша, как и он сам. От волос пленника пахло тиной, а от тела – застоявшимся потом, но Грегори всё равно втянул его запах, силясь уловить в нём знакомые, хоть и забытые давно уже нотки.