Верёвку тоже предстояло искать Милдрет, но этот вопрос решился довольно легко – она стащила на конюшне моток бечевы, когда ходила проведать по просьбе Грегори коня. Конь застоялся без езды, о чём Милдрет и сказала, вернувшись в башню и привязывая бечевку к ножке кровати.
В назначенное время верёвка была спущена вниз ещё с одним письмом, а через некоторое время рывки показали, что послание принято и пленники получили ответ.
– Дарагой лорд… – Милдрет хихикнула, зачитывая письмо вслух, но заметив, как насупился Грегори, тут же замолкла, – рад вам памочь. Скажите, нужно ли вам что? Можем передать еду, оружие или что-то ещё. Наш господин вы и никто другой.
Дочитав, Милдрет посмотрела на Грегори.
Тот встал с кровати и прошёл по комнате от стены до стены.
– Всё же хорошо, – удивлённо произнесла Милдрет.
Грегори резко развернулся к ней лицом.
– Что смешного в письме? Что он назвал меня лордом?
Уголок губ Милдрет пополз вверх, но она заставила его оставаться на месте.
– Нет! Просто он забавно перевирает слова…
Грегори резко метнулся к ней и замер, глядя прямо в глаза:
– Думаешь, если человек не умеет писать, это смешно?
Милдрет моргнула и, не сдержавшись, расхохоталась. Она не смогла успокоиться, даже когда Грегори вздёрнул её на ноги и, хорошенько встряхнув за плечи, прижал к стене.
Грегори какое-то время сжимал её так, но, то ли поняв, что это не производит эффекта, то ли так и не придумав, что сделать ещё, отпустил и, отвернувшись, отошёл к окну.
Милдрет, успокоившись кое-как, отложила письмо и подошла к нему со спины, а затем опустила подбородок на плечо.
– Грегори, хочешь, научу?
Грегори шумно сопел, но не отвечал.
Милдрет оплела его руками, прижимая спиной к своей груди, и тут же обнаружила, как нарастает возбуждение. Она ничего не могла с собой поделать. Каждый раз ей казалось, что если Грегори заметит, как ведёт себя её тело, какие мысли посещают Милдрет в отношении господина – разозлится ещё сильней. Но когда Грегори был таким, его невозможно было не обнимать, и любые желания уступали одному – желанию вернуть улыбку на его лицо.
– Это женское занятие, – буркнул Грегори, накрывая руку Милдрет, оказавшуюся у него на животе, своей ладонью.
Живот у Грегори был горячий на ощупь и плоский, и если бы не смущение, Милдрет обнимала бы его так гораздо чаще, чтобы ощутить эту приятную жёсткость под своей рукой.
– Ну не хочешь – не научу, – Милдрет снова не смогла сдержать улыбки.
– Хочу.
С того дня по несколько часов за вечер они в самом деле проводили, разбирая писание. Грегори сидел на кровати или на полу с книгой в руках, а Милдрет у него за спиной – обнимая за пояс или нависая над плечом. Милдрет читала слово по буквам, а затем целиком, а Грегори сначала повторял за ней, а затем стал произносить с ней хором, пока наконец не стал разбирать целые предложения. Читал и писал он пока хуже Доба Воробья, но процесс обучения ему нравился, и продвигалось дело хорошо.
Затем наступила зима – мокрые хлопья снега залетали в окно, и теперь уже в башне в самом деле можно было сидеть только в обнимку, закутавшись в плед в полуметре от очага.
Зато люди Воробья передали им через окно несколько шкур, которые можно было постелить на пол, ещё один кинжал и короткий меч, а также пару кошельков денег, применения которым Грегори пока не нашёл.
Он продолжал переписываться с Седериком и капелланом, но всё ещё надеялся, что скоро вернётся отец, и всё разрешится само собой.
Весной рыцари стали возвращаться из Палестины, но свидетельства их о судьбе Роббера были противоречивы: одни говорили, что он погиб, другие – что попал в плен. Ясно же было одно – в ближайшее время сэр Роббер не вернётся в замок Бро.
Глава 26
– При-ми-те мо-и собле… со-бо-лез-но-ва-ния, мо-ло-дой лорд.
Грегори со злостью отшвырнул письмо. Он сидел на полу перед очагом и теперь, подтянув колени ещё ближе к груди, уткнулся в них лицом всего на секунду, чтобы тут же закусить губу и снова уставиться в пламя.
Милдрет тихонько опустилась на пол позади него и осторожно коснулась ссутуленного плеча.
Грегори не отстранился. Только сильнее закусил губу, чтобы сдержать подступившие к глазам слёзы.
– Господин, это ещё не точно…
Грегори покачал головой и сглотнул. Он накрыл руку Милдрет своей и после долгого молчания сказал:
– Я его любил, – голос дрогнул. – Только двоих в своей жизни я любил. Тизона и его.
Грегори снова сглотнул и наклонил голову, позволяя волосам упасть на лицо и скрыть увлажнившиеся глаза.
Милдрет опустила веки на секунду, а потом уткнулась лбом ему в загривок.
– Знаешь… – сказала она, – мой отец умер два года назад.
Грегори кивнул, но ничего не сказал, позволяя Милдрет продолжать. Он слышал этот разговор и хорошо видел лицо Милдрет, на котором не дрогнул ни один мускул при вести о смерти отца.
– Я не очень хорошо его знала… – сказала Милдрет. – Но когда он впервые появился в моей жизни, я так много от этого ждала… Я думала, что моя жизнь изменится. Я стану наконец… свободной.
Милдрет замолкла. Грегори не мог находиться в этой тишине, потому что мысли атаковали его со всех сторон, и, качнув головой, чтобы прогнать их, он спросил:
– Стала?
Вопрос был глупым, но Грегори в ту секунду в голову не пришло, как уколет он им Милдрет, почти всю свою жизнь проведшую взаперти. Та стиснула зубы, зажмурилась на секунду, но вслух сказала только:
– Стала. Те годы, что я провела в доме отца, были самыми счастливыми в моей жизни.
Грегори крепче стиснул её руку, и на какое-то время молчание снова повисло в воздухе.
– Давай возьмём лошадей и уедем отсюда, – сказал Грегори вдруг.
– Госпо…
– Плевать на всё. Я устал от этих стен. Мне тут душно. Я хочу траву. Как ты сказала. И нестись вперёд – туда, где только горизонт тонет в утренней дымке. Я хочу… – он замолк, снова не справившись с голосом.
– Нас не выпустят, – тихо сказала Милдрет и улыбнулась.
– Но тебя же отпустили.
Милдрет пожала плечами, не обращая внимания на то, что Грегори не может этого видеть. Только через секунду до неё дошёл смысл сказанного Грегори, и, чуть отстранившись, она спросила:
– Так ты знаешь, кто я?
Грегори только качнул головой.
– Бери меч, – приказал он и сам направился к двери. Милдрет секунду следила за ним с недоумением, но когда тот забарабанил в дверь, торопливо вскочила на ноги и принялась прятать записку.
Загремел засов, и пока дверь открывалась, Милдрет успела прошипеть:
– Ты что, решил напасть на охрану?
Грегори лишь раздражённо дёрнул плечом.
– Бери сундук, – приказал он и, когда на пороге появился рыцарь, продолжил как ни в чём не бывал. – Мы идём тренироваться.
Сэр Родерик оглянулся на напарника.
Всего в карауле было пять рыцарей, которые сменялись поочерёдно, и большинство из них давно уже привыкло к капризам заключённого, которые приходилось принимать в расчет. Все пятеро остро ощущали щекотливое положение, в котором оказались, тем более теперь, когда пошли слухи о гибели старшего лорда Вьепона. Если бы вести о его смерти подтвердились, то арест наследника стал бы делом незаконным, а Грегори был не из тех, кто может долго терпеть нарушение своих прав. Ожидать от него можно было чего угодно – как, впрочем, и от его дяди, который тоже мог остаться правителем замка на много лет, если бы вести о смерти сэра Роббера так и не пришли.
Никто не хотел попасть между молотом и наковальней, и большинство домашних старалось соблюдать нейтралитет – даже те, кого возвысил наместник, не желали ссориться с наследником лишний раз.
Сэр Родерик присоединился к караулу недавно, причём без особого желания. Когда пошли слухи, всю стражу наследника стали перепроверять, и сэра Ральфа заподозрили в пособничестве узнику: кто-то передавал в башню еду, вино, овечьи шкуры, и сэр Генрих заподозрил его. Таким образом, одного из рыцарей пришлось заменить, но добровольцев не нашлось. Жребий выпал сэру Родерику, который, как и все, опасался теперь сделать неверный шаг.
Обменявшись взглядами с сэром Олафом, он бросил короткий взгляд в бойницу, где стояла полная, непроглядная темнота. В замке недавно закончился ужин, и новая смена стражи едва заступила на пост.
– Пусть идёт, – буркнул сэр Олаф, поднимаясь на ноги. – Только оружие сам понесёт.
У Грегори была раздражавшая всех привычка поручать охране то, что приличествовало делать слуге.
Милдрет, в целом разделявшая настроение караульных, быстро вытащила из сундука меч и кинжал и стала заворачивать их в шкуру, когда услышала оклик Грегори:
– Второй тоже бери.
Милдрет замерла и посмотрела на него, пытаясь подать взглядом сигнал, что Грегори переступает черту, но тому было всё равно. Вздохнув, Милдрет достала и второй клинок и, тоже завернув его в шкуру, потащила свёрток к выходу.
– Бери меч, – приказал Грегори, когда Милдрет опустила шкуру на деревянный брус, служивший в тренировочном дворе скамьёй.
Милдрет послушно взяла короткий меч и взвесила его в руке. Размер, форма клинка, рукоять – всё было не таким.
– Грегори, – сказала она тихо, чтобы не услышала стоявшая поодаль стража, – это плохая идея.
– Я так хочу, – Грегори тоже подхватил клинок и подбросил его в руке, а затем ударил наискосок, так что Милдрет едва успела отразить удар. Грегори ударил ещё. Милдрет попятилась, но удар снова поймала.
Удар следовал за ударом. Грегори бил не слишком быстро и не слишком изощрённо, но Милдрет хватало и такой скорости, чтобы дыхание сбилось, а сердце начало беситься в груди.
Грегори же наслаждался от души. Он успел уже забыть, когда всерьёз пускал в ход клинок, и хотя это не был полноценный бой, возможность атаковать живого человека, а не деревянного истукана, много значила для него.
Злость плескалась внутри, и он вкладывал толику её в каждый удар. Если бы удары были сильнее – и злость выходила бы быстрей, но даже в темноте он видел, как тяжело дышит Милдрет.