Милдрет, напротив, стремительно набирала форму. Её уныние начало отступать, едва она попала в услужение к Грегори, и теперь развеивалось с каждым днём. Она тосковала по свободе, и её по-прежнему задевали насмешки дворовых детей, но к насмешкам она привыкла уже давно. А теперь, возобновив тренировки, получила возможность отвечать на оскорбление не только словом, но и кулаками.
Милдрет по-прежнему оставалась стройной и даже хрупкой на вид, и многие дети не могли разглядеть в ней серьёзного противника, но вскоре обнаруживали свою ошибку. Нужно было только делать всё быстро и так, чтобы не заметили взрослые из числа рыцарей – это Милдрет поняла довольно быстро.
В конце мая она всё чаще стала подниматься на стену замка и смотреть на север, туда, где тонула в предрассветной дымке казавшаяся бесконечной равнина. Затем, когда солнце выползало из-за горизонта, шла на кухню, брала еду для Грегори и возвращалась в башню, а уже накормив хозяина и поев сама, отправлялась вместе с ним на тренировку.
Грегори становилось всё труднее сбивать её с ног, пока однажды, задумавшись о том, что ждёт его впереди, он не обнаружил, что лежит на лопатках сам. Милдрет же стояла над ним, шутливо рисуя остриём меча в воздухе восьмёрки.
Грегори выругался, и когда Милдрет протянула ему руку, предлагая помощь, оттолкнул её.
Милдрет отошла в сторону, позволяя Грегори встать самому, но лицо её так и светилось улыбкой – Грегори видел это, хотя губы Милдрет и были прямыми как черта.
– Смешно, да? – Грегори подхватил меч, но тут же со всей силы воткнул его в траву.
– Что? Нет, – Милдрет моргнула, не понимая толком, почему Грегори заводится от такого небольшого падения. Сама она падала по десять раз на дню и давно перестала обращать на это внимание. Смешно ей не было, но победа доставляла удовольствие – с этим Милдрет спорить бы не стала.
– Ты тут нужна, чтобы мне было кого побеждать, – сообщил Грегори, подходя вплотную к ней и отбирая меч. Милдрет и не думала сопротивляться, покорно отдала оружие и осталась стоять на месте, всё так же в недоумении глядя на него. – Ты – моя пленница, шотландка. Моя слуга. Не забывай своё место. Никогда.
Милдрет ещё раз моргнула и склонила голову в поклоне.
– Как прикажете, господин, – процедила она. – Желаете ударить меня, или мне пора отнести оружие в башню?
Грегори на секунду плотно сжал губы. Соблазн ударить был силён, и в то же время мысль о том, чтобы ударить по этому красивому лицу, изуродовать его синяком или кровоподтёком, не укладывалась в голове.
– Отнести в мои покои, – он бросил меч на землю. Отошёл в сторону, скрестил руки на груди и стал смотреть, как тренируются солдаты на соседней площадке. На душе было ещё более паршиво, чем когда он обнаружил, что лежит на земле, но причины Грегори понять не мог.
Милдрет же наклонилась, подняла клинок и понесла его к рыцарям, стоявшим поодаль и наблюдавшим за всей картиной. Ей тоже стало противно – больше от того, что вспышка Грегори произошла на глазах у всех, чем от самого того факта, что Грегори, бывавший вспыльчивым и раньше, на неё накричал. Впрочем, слова Грегори тоже на удивление удачно попали в цель. Сколько ни пыталась Милдрет осмыслить своё отношение к молодому англичанину, мысли без конца упирались в то, что её мнение, в сущности, никого не интересует. Как бы ни было названо её положение в замке с самого начала, она всегда была здесь всего лишь пленницей. Она могла бы терпеть подобное отношение от тех, на кого ей самому было наплевать – но понимать, что и Грегори относится к ней также, было по-настоящему больно.
Милдрет собрала оружие и, когда Грегори направился к башне, встроилась в конец процессии – за спинами охранявших её рыцарей. Грегори, не оборачиваясь, шёл впереди и повернулся к Милдрет только тогда, когда они уже входили в комнату – придержал дверь, позволяя внести внутрь сундук.
Не разговаривали они и потом, в течение дня. Грегори стоял и смотрел за окно, а Милдрет перечитывала письма, которые присылали им Седерик и капеллан – это было немного интереснее, чем читать Евангелие изо дня в день.
Уже вечером, когда она отправилась за ужином, к удивлению Милдрет её остановил во дворе новый слуга сэра Генриха.
– Сэр Генрих просил выяснить, ты умеешь читать? – спросил он.
Милдрет кивнула.
– Это письмо он велел передать твоему господину, – слуга сунул ей в руку свиток и пошёл прочь.
Милдрет проводила слугу удивлённым взглядом и снова вернулась на привычный маршрут.
Возвратившись в башню, она молча положила письмо на сундук перед Грегори и стала расставлять еду.
– Что это? – спросил Грегори, и с самой тренировки это были первые слова, произнесённые им вслух.
– Передал слуга вашего дяди, господин.
– Милдрет, прекрати.
Милдрет не ответила, лишь опустила миску рядом с письмом и, зачерпнув похлёбки из котелка, налила в неё.
Грегори отложил свиток и принялся за еду, но, закончив есть, снова взял его в руки и, развернув, стал читать. Лицо его стремительно светлело, и на нём расцветала улыбка. Откладывая письмо, он уже с трудом удерживался от того, чтобы не вскочить на ноги и не пуститься в пляс. Даже Милдрет стало любопытно, что за перемена произошла с её господином, и она потянулась было к письму, но затем отдёрнула руку и отвернулась, вспомнив утренний разговор.
– Достань бумагу и пиши, – приказал Грегори, не обращая внимания на этот маленький жест протеста.
– Вы сами пишете уже достаточно хорошо, – огрызнулась Милдрет и тут же пожалела о сказанном, потому что оно напрямую противоречило избранной ею тактике – вести себя так, как должен вести слуга.
Грегори поднял на неё взгляд и моргнул.
– Но у меня получается не так красиво, как у тебя, – растерянно произнёс он.
Милдрет повернулась к нему, собираясь огрызнуться ещё раз, но не нашла слов. Грегори смотрел на неё широко раскрытыми глазами, полными обиды и непонимания.
– Хорошо, – сдалась она и в самом деле потянулась к полке, на которой стояли письменные принадлежности.
– Нет, подожди, – Грегори поймал её запястье, – что только что произошло?
Милдрет поджала губы и продолжала смотреть мимо него.
– Милдрет! – рявкнул Грегори, и та вздрогнула.
– Слушаю, господин, – процедила она медленно, поворачивая к Грегори лицо.
– Что на тебя нашло?
Милдрет покачала головой.
– Ничего. Господин, – после паузы добавила она.
– Тогда прекрати это, я не люблю, когда ты такая.
– Ваши желания не предугадать.
– Милдрет!
Милдрет вздохнула и закрыла глаза, силясь взять себя в руки. В эту секунду Грегори шагнул к ней и, обняв за плечи, притянул к себе.
– Я что-то сказал с утра, да? Ты весь день… не такая.
Милдрет покачала головой и уткнулась ему в плечо.
– Мне трудно привыкнуть к тому, что ты мой господин, – сказала она. – Меня учили смирению, но из меня, видимо, вышла бы плохая монахиня.
Грегори провёл ладонью по её спине. Он не знал, что сказать, потому что по-прежнему не видел своей вины. Милдрет была его слугой, Грегори воспринимал это как должное. И то, что происходящее между ними постоянно выходило за пределы естественного для хозяина и слуги, удивляло его самого – и в то же время нравилось ему.
– Прости меня, – сказал он на всякий случай, решив не уточнять за что. – Я не хотел сделать тебе больно.
Милдрет прикрыла глаза и кивнула. Она расслабилась, ненадолго погружаясь в тепло рук Грегори, позволявшее забыть обо всём.
– Ты тоже меня прости, господин.
Последнее слово заставило Грегори дёрнуться, но он так и не сказал ничего. Ведь оно было правильным. Милдрет была просто слугой.
– Что я должна написать? – Милдрет наконец выпуталась из его рук и стала раскладывать на сундуке чернильницу, бумагу и песок.
– Пиши… – Грегори закусил губу. – Пиши: «Я рад, что случившееся между нами недоразумение исчерпано. Я буду рад принять приглашение… – он сделал паузу, задумавшись, – но…»
Милдрет в недоумении подняла от бумаги лицо.
– Приглашение? – спросила она. – Ты собираешься уезжать?
Грегори криво улыбнулся, и в глазах его блеснул шаловливый огонёк.
– Недалеко. Сэр Генрих пишет, что на лето к нам приедет моя кузина, и дядюшка собирается устроить пир.
Милдрет побледнела. Ей вполне хватило прошлого сезона пиров, чтобы составить представление о том, как веселятся англы, но Грегори этой перемены не заметил.
–… пиши дальше. «…Но мне нужна новая пара сапог, расшитый золотом плащ, обрез парчи и портной».
Милдрет с сомнением посмотрела на него, но Грегори уже далеко забрался в свои мечты.
– Я не видел кузину с десяти лет, – с улыбкой произнёс он. – Как думаешь, она сильно изменилась?
– Полагаю, не меньше, чем ты, – мрачно ответила Милдрет.
Она снова взяла в руки перо и продолжила записывать то, что говорил Грегори.
– «Твой любящий племянник» и всякое, и всякое.
Перо замерло.
– Лорд Вьепон? – произнесла Милдрет вопросительно.
Грегори поднёс палец к губам и прикусил.
– Просто, – сказал он после паузы, – твой любящий племянник Грегори Вьепон.
Ответ пришёл на следующее утро и был необыкновенно любезен. А в конце недели башню навестил торговец тканями.
Милдрет мрачно наблюдала за тем, как Грегори перебирает шелка – внезапная перемена сэра Генриха казалась ей более чем подозрительной, тем более что она уже успела пообщаться с его дипломатией лицом к лицу.
– Милдрет, не стой там! – окликнул её Грегори через несколько минут ковыряний. – Тебе какой больше нравится, изумрудный или цвета морских волн?
Милдрет поёжилась. Ей никогда не предлагали выбирать одежду, и она не сказала бы, что сильно от этого страдала.
– Тебе пойдёт всё, – сказала она.
– Знаю, – Грегори дёрнул плечом и, отобрав у торговца два куска ткани, подошёл к Милдрет. Сначала приложил к её виску один, затем другой. – Это для тебя. И знаешь, что…
Милдрет замерла, встретившись с его взглядом, и сама с трудом расслышала собственный голос: