Генрих откинулся в кресле, но фигура его оставалась напряжённой. Свёл густые брови к переносице и медленно произнёс:
– Обдумал ли ты моё предложение, прежде чем так со мной говорить?
– Обдумал, – ровно произнёс Грегори.
– И каков твой ответ? Ты не можешь стать лордом, пока не вступишь в брак, – Генрих снова обвёл рукой зал, – это признают все.
Грегори прищурился. Такого поворота он не ожидал, но не собирался показывать, как тот ошарашил его.
– Я завтра же прикажу разослать гонцов и привезти портреты, – сказал он.
– Зачем ехать далеко? У нас был уговор. Мы обсуждали Ласе.
Грегори кинул быстрый взгляд на кузину, бледную как мел. Ей явно было неуютно от того, что разговор, в котором она выступала товаром, шёл при всех, и оказывалось, что она не такой уж желанный товар.
Грегори вовсе не стремился её оскорблять и потому решил сбавить тон:
– Я рассмотрю и этот вариант, – сказал он наконец, – когда займу свой трон.
– Ты займёшь место в темнице! – Генрих резко нагнулся над столом и стукнул по нему кулаком.
Грегори поднял брови.
– Ты уверен, что сказал то, что хотел сказать? – Грегори подал знак рыцарям, стоявшим за его спиной, и те сомкнули ряды стеной.
Генрих неподвижным взглядом смотрел на Грегори. В голове у наместника крутились расчеты – количество людей в зале, и то, сколько из них выступит на его стороне.
– Я прикажу приготовить тебе новые покои, – тихо сказал он, – а помнишь ли ты другой наш уговор?
В глазах Грегори отразилось недоумение, и Генрих снова откинулся назад, чувствуя, что возвращает себе контроль.
– Твой слуга, – пояснил он, – ты помнишь, на каких условиях я отдал его тебе?
– Он не слуга, – тихо сказал Грегори. В голосе его клокотала злость, но он звучал куда менее уверенно, чем до сих пор. Грегори помнил уговор. – Он свободный оруженосец. Он не подчиняется ни мне, ни…
– Он, возможно, не подчиняется тебе, – перебил его Генрих, и в голосе его звучала насмешка, – но он, как и прежде, подчиняется мне.
Милдрет, всё ещё стоявшая у Грегори за спиной, побледнела. Взгляд её упал на пол, где когда-то она стояла на коленях перед толпой.
Рука Грегори скользнула за спину и крепко сжала её ладонь, но Милдрет не нашла в себе силы стиснуть её в ответ.
– Пир в твою честь! – провозгласил Генрих. – Освободить для сэра Грегори рыцарскую башню – он достоин её больше, чем так и не сумевший одолеть наших врагов сэр Тизон!
На последнем слове Тизон, до сих пор смотревший в одну точку, вздрогнул и перевёл взгляд, полный недоумения, с наместника на юного лорда. Грегори даже не взглянул на него. Всё, что интересовало его в тот момент – это холодная и неподвижная кисть Милдрет, которую он сжимал в руке.
– А ты, – Генрих ткнул пальцем в шотландку и замолк, дожидаясь, пока та посмотрит на него. – С этого момента и всю ночь до утра – служишь мне.
Глава 36
Милдрет сглотнула и посмотрела на Грегори, пытаясь отыскать на его лице хотя бы тень поддержки – но тот стоял холодный и неподвижный. Глаза юноши смотрели прямо перед собой.
– Это правда? – спросила Милдрет шёпотом. В голосе её была боль, но даже теперь Грегори не повернул головы.
– Делай всё, что он говорит.
Милдрет медленно повернулась к Генриху лицом. На губах наместника играла улыбка. Он разжал наконец кулаки и теперь, подняв в воздух одну руку, щёлкнул пальцами.
– Вина мне. Кубок пуст.
Милдрет на негнущихся ногах двинулась вперёд и, обойдя стол, остановилась у Генриха за спиной. Руки двигались сами собой – она наливала вино, накладывала еду – но не чувствовала ничего.
Генрих тем временем приказал поставить ещё один стул по левую руку от себя, и Грегори занял появившееся место, как и на прошлом пиру – посередине между Генрихом и Ласе.
На девушку он не смотрел, как и она не смотрела на него. Разговор вёл в основном сэр Генрих – Грегори же лишь сухо рассказывал о ходе войны, и то старался не вдаваться в детали, чтобы не дать возможности Генриху использовать их против себя.
Ужин уже подходил к концу, и Милдрет уже стала понемногу надеяться, что сэр Генрих забудет про неё, и она проведёт эту ночь рядом с Грегори, как и всегда. Закрыв глаза, она видела перед собой гибкое тело и сильные руки, обнимавшие её. Ноги подкашивались при воспоминании о тех ночах, которые они проводили в походе, возвращаясь домой. Грегори изучал её тело – уголочек за уголочком, а Милдрет в ответ изучала его и упивалась сладкой дрожью, пробегавшей по мускулам любимого.
Грегори хотел её – так же, как она сама хотела его. Эта мысль сводила с ума, хотя и раньше Милдрет по ночам чувствовала возбуждение Грегори бедром. Раньше это были лишь догадки – теперь же она точно знала, что Грегори чувствует то же, что и она сама.
– Так ты твёрдо решил? – голос сэра Генриха, выбивавшийся из светского трёпа, негромкий, но достаточно ясно слышимый с того места, где стояла Милдрет, вырвал её из задумчивости.
Генрих не поворачивал головы, но то, что он обращался к Грегори, было ясно и так.
Грегори тоже не смотрел на дядю. Казалось, он был полностью сосредоточен на кубке, который держал в руке – разве что рассеянно улыбался при этом всем и никому.
– Не позорь мою сестру, – сказал так же негромко Грегори, – не заставляй повторять свой отказ.
Краем глаза Милдрет заметила, как вздрогнула и стиснула пальцы в кулак Ласе.
– Ты понимаешь, что речь идёт не о твоих желаниях или… – Генрих усмехнулся, – хуже того, о любви?
– А кто здесь говорил о любви? – ни один мускул на лице Грегори не дрогнул.
– Ты ведёшь себя как упрямый осёл, – оборвал его Генрих. – Неужели не понимаешь, что ты здесь никто?
– Я – сын Роббера Вьепона! – Грегори произнёс это немного громче, чем собирался, и Тизон, сидевший слева, бросил на него недовольный взгляд, так что Грегори тут же смолк.
– Ты никто! – с нажимом повторил Генрих. – Я даю тебе шанс закрепить право на наследование…
– Прекрати этот фарс! – Милдрет видела, что Грегори с трудом удерживается от того, чтобы сорваться из-за стола. – У тебя нет власти надо мной!
– Очень хорошо, – едва заметная недобрая улыбка коснулась губ Генриха, – Данстан, иди ко мне в комнату. Начинай готовить постель.
Милдрет бросила короткий, полный надежды, взгляд на Грегори, но тот по-прежнему на неё не смотрел.
– Как прикажете, – она развернулась и двинулась прочь.
Милдрет не знала, о чём говорили Грегори и Генрих потом, но могла догадаться, что Грегори не уступит ни на йоту. Сама же она с трудом могла унять дрожь в руках, когда поправляла простыни и раскладывала грелки в постели Генриха. Она смотрела на холодный угол, где ночевала когда-то, и с трудом могла поверить, что это было с ней. Закрывала глаза и думала о том, как хорошо было бы, если бы всё это оказалось сном.
– Грегори… – Милдрет сама не заметила, как её губы прошептали это имя вслух, и тут же услышала:
– Он не придёт.
Милдрет вздрогнула и открыла глаза, а через секунду снова зажмурилась, когда что-то тяжёлое, пахнущее пылью, пронеслось у неё перед лицом и упало на постель. Она чихнула и открыла глаза. На постели перед Милдрет лежало женское платье, некогда дорогое, сотканное из бархата и расшитое бисером, а теперь истлевшее и проеденное молью в нескольких местах.
– Разденься и надень это, – приказал Генрих. «Зачем?» – хотела спросить Милдрет, но не успела произнести ни слова, прежде чем получила ответ, – иначе у меня не получится ничего с тобой. Как только этот выродок пользуется тобой…
Милдрет вздрогнула, и взгляд её сам собой переместился на Генриха, потому что она не могла поверить собственным ушам.
– Он не… – Милдрет покраснела. – Как бы он смог? Я же не…
– Да хватит уже, – Генрих поморщился и, шагнув к ней, провёл кончиками пальцев по щеке Милдрет, по направлению к уху, а затем сгрёб волосы и оттянул назад. – Может когда вы оба были мелкими было и не разобрать, что почём. Но сейчас-то уж не заметит только слепой, – Генрих подался вперёд и опустив одну руку на грудь Милдрет с упоением сдавил, вырвав рваный испуганный вздох. – Весь двор говорит о подвигах моего племянничка. Выпороть бы его за такие дела, да жалко, родной. А ну надевай! – Генрих резко отпустил её и даже чуть подтолкнул в сторону кровати, так что Милдрет согнулась пополам, с трудом удержавшись от того, чтобы упасть.
Кровь стучала в висках, она ничего не понимала. Почему-то хотелось плакать от обиды, хотя ничего ещё, кажется, не произошло.
– Давай быстрей! – Милдрет вздрогнула, ощутив на ягодице увесистый шлепок.
Она выпрямилась и принялась торопливо стягивать рубашку, неожиданно смутившись наготы.
Сбросив одежду, взяла в руки платье и замерла на секунду, зажмурившись и прижимая его к себе – и тут же широко распахнула глаза, ощутив, как на ягодицу ложится жадная рука.
Никто, кроме Грегори, никогда ещё не трогал её здесь.
Руки у Грегори были жёсткие и сильные, но аккуратные, даже бережные, и хотя он мог быть груб на тренировочной площадке или когда был зол, в такие секунды он касался Милдрет так, будто боялся разбить.
У Генриха была не очень сильная, но тоже жёсткая рука. Он мял ягодицу Милдрет так, точно та была кулём с мукой, а потом пальцы его скользнули туда, в расщелинку, где не бывал до сих пор и вовсе никто.
Милдрет подавилась вздохом, когда те коснулись нежной кожи и прочертили круг, изучая складочки.
– Надевай! – напомнил сэр Генрих, заметив, что Милдрет замешкалась, и девушка, стараясь двигаться так, чтобы ненароком скинуть руку сэра Генриха с себя, принялась влезать в платье.
У неё ничего не вышло. Платье Милдрет надела, но рука Генриха так и осталась под юбкой, а через секунду уже на бедро ей легла и вторая.
Генрих задрал юбки и рывком притянул Милдрет к себе, так что теперь она ощущала его жаркое дыхание у самого уха и чувствовала запах чеснока.
– Вот так девочка, тебе идёт, – прошептал Генрих и потёрся уже возбуждённым пахом о её обнажённые ягодицы. На секунду впился в бёдра Милдрет пальцами, прижимая к себе, а затем толкнул вперёд, заставляя опуститься руками на кровать.