Милдрет поджала губы. Это было правдой, и она никогда этого не скрывала.
– Я не хочу на вас смотреть.
– Будет так, как я сказал.
Милдрет отвернулась и принялась стягивать с себя одежду.
– А ты чего ждёшь? – Грегори обернулся к Ласе. – Хочешь ночь со мной – принимай мои правила игры. А если нет – уходи. Нам будет хорошо и без тебя.
Ласе стиснула зубы, щёки её порозовели ещё сильней, но она взялась за шнурок у горла и принялась стремительно расшнуровывать его.
Грегори отвернулся, и, рассматривая Милдрет, медленно стягивающую одежду, не заметил, как Лассе вынула из пояса почти пустую склянку и вылила остатки мутной жидкости себе в рот.
– Ты так красива, – прошептал Грегори и, подойдя к Милдрет вплотную, приобнял её, оглаживая холодные предплечья.
– Не надо, – прошептала Милдрет и закрыла глаза, но Грегори лишь коснулся её губ и развернулся к Ласе.
– Это будет твой единственный шанс, – сказал он всё так же холодно, глядя на обнажённую фигуру девушки, от страха потерявшую всякий лоск. – И если сегодня ночью ты не отяготишься, то, значит, бесплодна ты. А Милдрет будет свидетелем того, что мы с тобой в самом деле провели ночь.
– Позови весь лагерь, – буркнула Ласе, скрещивая руки на груди и потирая предплечья в попытке согреться.
– Это хорошая мысль, – Грегори шагнул к пологу и тут же услышал с двух сторон яростное:
– Нет!
Милдрет к тому же схватила его за плечо и наградила сердитым взглядом, который вызвал у Грегори лишь улыбку.
Грегори обернулся и, обняв её, запечатлел в изгибе шеи лёгкий поцелуй.
– Для тебя всё будет хорошо.
Слова не возымели эффекта, но Грегори уже отвернулся.
– Ступай на шкуры. Ложись на спину и раздвинь ноги, – приказал он Ласе.
Краснея от стыда, девушка выполнила приказ – подошла к тому месту, где они с Грегори ещё недавно были вдвоём, и опустилась на колени. Поёрзала, будто забыв внезапно, что нужно сделать, чтобы лечь, а затем опустилась на спину и развела колени. На Милдрет она старалась не смотреть.
– Иди туда, – мягко произнёс Грегори и подтолкнул Милдрет к изголовью импровизированного ложа.
Ласе покраснела ещё сильнее и стиснула кулаки.
Милдрет заняла указанное место. Она тоже старалась не смотреть на Лассе и ничего не хотела, кроме одного – чтобы эта ночь закончилась как можно скорей.
Грегори опустился на колени между ног Ласе. В одну руку он взял собственную плоть, а другую положил Милдрет на бедро и так, поглаживая её, принялся возбуждать и себя самого.
Когда член достаточно затвердел, он на секунду опустил глаза, чтобы направить его внутрь невесты, и задвигался внутри неё.
На Ласе он по-прежнему не смотрел. Сама ситуация возбуждала его, но об удовольствии речи не шло – он однозначно предпочёл бы видеть Милдрет на шкурах перед собой, а Ласе оставить в углу просто смотреть.
Разрядка всё не приближалась, но Грегори и сам понимал, что нужно заканчивать игру.
Он притянул к себе Милдрет, уже не стесняясь обнял её и принялся жадно целовать.
– Погладь меня, – прошептал он, улучив момент, и снова сосредоточился на её губах.
Милдрет не представляла, как выполнить этот приказ, и просто обхватила Грегори сзади за ягодицы, сжимая их изо всех сил, а собственной промежностью прижалась к его бедру.
Грегори глухо застонал и кончил. Ещё несколько секунд он продолжал целовать Милдрет не выходя из Ласе, а затем отвлёкся от её губ и бросил другой девушке:
– Иди. Ничего не растеряй.
Но Ласе не спешила вставать. Хоть она и согласилась на требования супруга, но чувствовала себя так, как будто собственный жених насильно воспользовался ей. Она снялась с члена Грегори, перекатилась на бок и, подтянув под себя колени, обняла их руками. Слёзы подступали к глазам, и Ласе изо всех сил пыталась их остановить.
Грегори повернулся к Милдрет. Та была бледна и абсолютно не возбуждена.
– Я всё исправлю, – прошептал Грегори и попытался слегка её приласкать.
– Не надо, – произнесла Милдрет и отвела взгляд.
А в следующую секунду полог шатра откинулся.
Милдрет и Грегори одновременно обернулись ко входу и увидели мужской силуэт.
Сэр Генрих секунду привыкал к царившей в шатре темноте, а потом взгляд его запечатлел скрючившуюся на шкурах плачущую Ласе и обнимающихся обнажённых Грогори и Милдрет. Рука Грегори при этом всё ещё лежала у Милдрет на груди.
– Как это понимать?! – рявкнул Генрих.
Милдрет отшатнулась и зашарила глазами по полу в поисках одежды.
На Грегори же снова нахлынуло то ледяное спокойствие, которое он испытывал большую часть ночи после того, как обнаружил рядом с собой Ласе.
– Не вмешивайтесь, дядя. У нас была первая брачная ночь.
– Что?!
– Разве вы не этого хотели, сэр Генрих? Я всё-таки взял вашу дочь.
Генрих ещё раз пробежал взглядом по трём фигурам. Ласе уже села, но по-прежнему обнимала себя, пытаясь спрятать наготу. Милдрет стояла, едва успев натянуть на себя длинную рубаху, но не успев завязать брэ, а Грегори расправив плечи смотрел на наместника.
– Я тебе сейчас покажу, чего я хотел! – прогремел Генрих и, поймав Милдрет за плечо, дёрнул её к выходу.
– Эй! – крикнул было ему вслед Грегори. Рванулся следом, но тут же вспомнил, что обнажён, и принялся стремительно натягивать штаны и тунику. Так, едва прикрыв тело, он выскочил из шатра и увидел, как Генрих швыряет Милдрет на землю перед костром, где сидели рыцари, сопровождавшие их.
– Проклятый скотт покусился на мою дочь, – заявил Генрих. – И проклятый скотт будет умолять меня о том, чтобы я простил его.
Генрих ткнул Милдрет в лицо сапогом.
– Давай, пёс. Покажи, как ты сожалеешь о том, что натворил!
Милдрет отпрянула, но Генрих тут же поймал её за волосы и уткнул носом в сапог приказал:
– Лижи. Как всё твоё племя должно лизать нам сапоги. Как привык лизать член своего господина.
Грегори замер, тщетно пытаясь нащупать у пояса клинок.
Милдрет стиснула зубы и снизу вверх посмотрела на Генриха.
– Даже пальцем не прикоснусь к такому ничтожеству, как ты, – прошептала она.
– Ты сделаешь, как я скажу, или я выбью тебе все зубы, – Генрих размахнулся и под хохот зрителей ударил Милдрет по лицу, так что та опрокинулась навзничь. Шагнул к ней и поставил сапог на грудь. В полумраке Грегори с трудом разглядел, как Генрих развязывает штаны, а затем тугая струя ударила вниз, Милдрет в лицо.
Этого Грегори видеть уже не смог. С гортанным рыком он подскочил к одному из рыцарей, сидевших у костра, и, вырвав из его рук нож с насаженным на него куском мяса, сбросил мясо в огонь, а кинжал одним движением воткнул Генриху в живот.
Генрих выпустил из обмякших рук член и повернул к Грегори лицо. Глаза его были широко раскрыты от удивления, но он что-то ещё пытался говорить – Грегори не слышал ничего. Рывком вынув кинжал из тела наместника, он ударил ещё раз, уже под рёбра, и ещё, а потом бросил врага на колени перед собой и полоснул лезвием по горлу.
На всё это потребовалась пара секунд, так что многие из зрителей ещё не успели перестать жевать, но Грегори показалось, что он бил противника несколько долгих минут – а затем так же медленно безжизненное тело Генриха Вьепона падало на землю.
Милдрет снизу вверх испуганно смотрела на него, а потом оба они опомнились разом, Милдрет скрючилась, пытаясь спрятаться ото всех, а Грегори сорвал с Генриха окровавленный плащ и укрыл её.
– Итак, – Грегори повернулся к рыцарям. В зрачках его пылали отблески костра, а кинжал в руке ещё не обсох от крови. – Я – лорд Вьепон. Я решаю, кому жить в замке Бро и кому умереть. И кто чего достоин – тоже решаю я. Несогласные могут прямо сейчас отправиться вслед за человеком, предавшим моего отца.
Секунду царила тишина. Кажется, даже те, кто сидел у соседних костров, смотрели на него. А потом первый из рыцарей вскочил на ноги и бросился на Грегори, обнажив клинок.
Грегори, безусловно, не успел бы отбить удар, если бы Милдрет не поймала рыцаря за ногу и не рванула вниз, заставляя упасть.
Раньше, чем второе тело осело на землю, вскочил ещё один, чтобы броситься на защиту молодого лорда, и тут же третий преградил ему путь, обнажая собственный меч.
Началась драка, в которой никто не щадил никого и трудно было отличить своих от чужих.
Кто-то выпустил собак, и те метались между сражающимися, чуя свежую кровь и не зная, чьим командам подчиняться они должны.
Бойня кончилась лишь тогда, когда меж деревьями замерцал первый солнечный луч. Из сорока человек, отправившихся на охоту, только пятнадцать остались стоять.
Милдрет замерла около Грегори, кутаясь в окровавленный плащ – теперь уже окровавленным казалось всё: вся одежда, земля и начавший по новой таять снег кругом.
Один из рыцарей замер в поисках следующего противника, но увидел вокруг только мертвецов – и таких же растерянных воинов, как и он сам. Затем взгляд его упал на Грегори, и рыцарь, опустившись на одно колено, протянул перед собой меч рукоятью вперёд.
Секунда – и его примеру последовали все.
– Приветствую вас, молодой лорд, – произнёс тот, что опустился на землю первым, и будто эхо присягу следом за ним повторили полтора десятка голосов.
Глава 45
Именно тогда Милдрет начала видеть сны.
Сны не снились ей ни в темнице, ни когда она спала на полу у кровати прежнего наместника. Не снились они ей и в маленькой башне, продуваемой всеми ветрами.
И только теперь, когда Грегори занял спальню прежнего наместника, каждый вечер, засыпая, Милдрет видела проклятый руанский витраж, ставший для неё воплощением всего, что произошло здесь в предыдущий год.
Закрыв глаза, она видела, будто снова стоит, согнувшись вдвое, а в зеркале отражаются её собственное заплаканное лицо и чёрные глаза Грегори, который стоит у неё за спиной – стоит и не делает ничего.
Милдрет просыпалась среди ночи и обнимала себя руками. Она тяжело дышала и боялась, что если снова погрузится в сон, то опять попадёт туда, где их трое – Грегори, сэр Генрих и она.