и является окном. В конце концов, это сделало бы ранние стадии обработки информации недоступными для высокоуровневого восприятия. Я предсказываю, что к 2050 году, мы обнаружим ГНКС, глобальный нейронный коррелят сознания. Но я также предсказываю, что, в процессе, мы обнаружим серии технических проблем, которые, возможно, будет не так-то просто решить.
Представьте себе, что я держу образцы цветов двух похожих оттенков зелёного прямо перед вами. Между двумя оттенками есть различие, но едва заметное. (Технический термин, иногда использующийся экспертами в психофизике — ПР, или «порог различия» (в оригинале — JND, or «just noticeable difference» — прим. перев.) ПР — статистическое различие, а не точная величина.) Два оттенка (я буду называть их Зелёный № 24 и Зелёный № 25) являются ближайшими соседями на шкале цвета; между ними нет оттенка зелёного, который вы могли бы выделить. Теперь, я отвожу руки за спину, перемешиваю образчики, и достаю наугад один. Это Зелёный № 24 или Зелёный № 25? Интересное открытие — то, что сознательное восприятие, само по себе, не позволит Вам сказать о различии. Это значит, что понимающее сознание может также включать понимание тонкого и ультраточного, не только целого. Теперь нам нужно двигаться от глобального к более тонким аспектам сознания. Если это правда, что некоторые аспекты содержимого сознания являются невыразимыми, а многие философы, включая меня, считают, что так оно и есть, тогда как мы собираемся проводить над ними серьёзное научное исследование? Как мы сможем редуктивно объяснить нечто, о чём мы не можем говорить соответствующим образом? Содержимое сознания может быть невыразимо в разных смыслах. Вы не сможете объяснить слепому красноту розы. Если лингвистическое сообщество, в котором вы живёте, не имеет концепции относительно определённого чувства, тогда вы, возможно, не будете способны обнаружить его в себе или наименовать его для того, чтобы разделить его с другими. Третий тип невыразимости образован всеми теми сознательными состояниями («сознательными» потому, что к ним, в принципе, можно обратиться), которые настолько мимолётны, что вы не можете сформировать след в собственной памяти: кратковременные мерцания на краю вашей субъективной осознанности — возможно, едва различимая смена оттенков или лёгкая флуктуация некоторой эмоции, или едва заметный проблеск в меланже ваших телесных ощущений. Могут быть и более продолжительные эпизоды сознательного переживания — во время состояния сна, или под анестезией — которые систематически недоступны системам памяти в мозгу и о которых никогда не сообщало ни одно человеческое существо. Может быть, это также истинно для самых последних моментов перед смертью. Здесь, однако, я предлагаю настолько понятный и лучше определенный пример невыразимости для того, чтобы выразить эту Проблему Невыразимости.
Вы не можете сказать мне, держу ли я теперь в руке Зелёный № 24 или Зелёный № 25. Из психологических экспериментов с восприятием хорошо известно, что наша способность различать чувственные значения, такие, как оттенки, значительно превосходит нашу способность формировать о них непосредственное понятия. Но для того, чтобы говорить об этом особом оттенке зелёного, вам нужно понятие. Использовать расплывчатую категорию, вроде «некий тип светло-зелёного», не достаточно, так как вы теряете определяющее значение, конкретную качественную таковость переживания.
В пределах 430 и 650 нанометров, человеческие существа могут различить более, чем 150 различных длин волн, или различных субъективных оттенков. Но если попросить заново идентифицировать отдельные цвета с высокой степенью точности, тогда вам назовут не более 15.13 То же самое истинно для другого опыта с восприятием. Обычные слушатели могут различить около 1400 ступеней высоты звука в доступном для слухового восприятия диапазоне частот, но выделить таких ступеней в самостоятельные сущности могут лишь 80. Философ Diana Raffman из University of Toronto ясно выразила эту мысль: «Нам гораздо лучше удаётся различать воспринимаемые значения (то есть, производить суждения «одинаковое/различное»), чем идентифицировать или узнавать их».14 Технически, это означает, что мы не обладаем критериями интроспективной идентичности для многих из простейших состояний сознания. Наша перцептивная память чрезвычайно ограничена. Вы можете видеть и испытывать разницу между Зелёным № 24 и Зелёным № 25, если видите оба одновременно, но вы неспособны сознательно репрезентировать одинаковость Зелёного № 25 по прошествии времени. Конечно, вам может показаться, что это тот же самый оттенок Зелёного № 25, но субъективное переживание определённости сопутствует этой интроспективней вере, которая есть лишь кажимость, но не знание. Таким образом, просто и однозначно, элемент невыразимости присутствует в чувственном сознании: Вы можете испытывать мириады вещей во всей их славе и тонкости без средств их надёжной идентификации. Без этого, вы не можете говорить о них. Определённые эксперты виноделы, музыканты, парфюмеры — могут развить свои чувства до более тонкой степени различения и разработать специальные технические термины для описания своего интроспективного опыта. Например, дегустаторы могут описывать вкус вина как «связанный», «гербальный», «пикантный», «хитрый.» Тем не менее, даже эксперты в интроспекции никогда не смогут истощить огромное пространство невыразимых нюансов. Равно, как и обычные люди не смогут узнать цвет, соответствующий этому красивому оттенку зелёного, который они вчера видели. Этот индивидуальный оттенок вовсе не является неопределённым; это то, что учёный назвал бы максимально определяющим значением, конкретным и абсолютно недвойственным содержимым сознания. Как философу, мне нравятся подобные находки, потому, что они элегантно демонстрируют, каким тонким является поток сознательного переживания. Они показывают, что есть бесчисленное количество вещей в жизни, которое вы можете измерить, лишь испытывая их, что есть глубина чистого восприятия, которая не может быть схвачена или проникнута ни мыслью, ни словом. Мне также нравится озарение о том, что qualia, в классическом смысле, придуманном Clarence Irving Lewis, никогда не существовала — этой позиции также уверенно придерживается видный философ сознания Daniel C. Dennett. Qualia — это термин, использующийся философами для обозначения простых чувственных ощущений, таких, как краснота красного, ужас боли, сладость персика. Обычно, идея заключалась в том, что qualia формировала узнаваемые внутренние сущности, нередуцируемые простые свойства — атомы опыта. Однако, чудесным образом, эта история оказалась слишком простой — эмпирическое сознательное исследование сейчас показывает текучесть субъективного переживания, его уникальность, незаменимую природу единственного момента внимания. Нет никаких атомов, кусков сознания. Проблема Невыразимости — серьёзный вызов научной теории сознания, или, по крайней мере, обнаружению всех его нейронных коррелят. Задачу поставить просто: Чтобы обнаружить минимально достаточный нейронный коррелят Зелёного № 24 в мозгу, вам нужно сделать вывод о надёжности вербальных сообщений ваших испытуемых. То есть, вам нужно убедиться в том, что испытуемые могут корректно идентифицировать феноменальные аспекты Зелёного № 24 по прошествию времени, в повторяющихся опытах, в условиях управляемого эксперимента. Испытуемые должны быть способны интроспективно узнать субъективно испытанную «таковость» этого частного оттенка зелёного, а это кажется невозможным.
Проблема Невыразимости возникает для простейших форм чувственной осведомлённости, для тончайших нюансов зрения и осязания, вкуса и обоняния, а также для тех аспектов сознательного слуха, которые лежат в основе магии и красоты музыкального переживания. Но она также может возникнуть для эмпатии, для эмоциональной и внутренне воплощённой форм коммуникации (см. главу 6 и мою беседу с Vittorio Gallese, стр. 174). Опять таки, эти эмпирические открытия имеют значение для философии, потому, что они перенаправляют наше внимание на нечто, что мы всегда знали: Многие вещи, которые вы можете выразить при помощи музыки (или других форм искусства, например танца), являются невыразимыми, потому, что они никогда не могут стать содержимым умственной концепции или быть описаны словами. С другой стороны, если это так, тогда делиться невыразимыми аспектами наших сознательных жизней оказывается сомнительным занятием: Мы никогда не можем быть уверены в том, что наше общение было успешным; нет никакой уверенности в том, чем именно мы поделились. Более того, Проблема Невыразимости угрожает полноценности нейробиологической теории сознания. Если примитивы чувственного сознания трудноуловимы в том смысле, что даже переживающий субъект не владеет внутренними критериями для повторной идентификации их путём интроспекции, тогда мы принципиально не сможем сопоставить их с репрезентационным содержимым нейронных состояний. Некоторые внутренние критерии существуют, но они грубы: абсолюты, такие, как «чистая сладость», «чистый синий», «чистый красный», и так далее. Сопоставляя Зелёный № 24 или Зелёный № 25 с лежащими в их основе физическими субстратами, кажется систематически невозможным, потому, что эти оттенки слишком тонки. Если мы не можем произвести картирование, мы не можем и произвести и редукцию, то есть, прийти к заключению, что наше сознательное переживание Зелёного № 25 идентично определённому состоянию мозга в нашей голове.
Помните, что редукция это отношение не между феноменами, как таковыми, но между теориями. Т1 редуцируется до Т2. Одна теория, скажем, посвященная нашему субъективному, сознательному переживанию, редуцируется до другой, скажем, относительно широкомасштабной динамики в мозгу. Теории построены из предложений и концепций. Но если концепций определённых объектов в распоряжении одной теории