– Париж богат историями о привидениях, – говорит мама. – Среди них есть и страшные, и таинственные. Некоторые повергают в трепет, другие просто печальны. Не мало и трагичных, как, например, история привидения на мосту Мари.
Джейкоб снова оглядывается. Наверное, он просто следит, чтобы не упустить Тома.
– В годы Второй мировой войны, – поясняет папа, – Участники Сопротивления через своих агентов добывали информацию и выведывали секреты нацистов.
– Эй, Кэсс, – зовет Джейкоб, но я хочу послушать и шикаю на него.
– Рассказывают, что жена одного из борцов Сопротивления стала таким агентом, причем не совсем обычным. Она начала встречаться с немецким солдатом, и передавала добытые сведения мужу. Жена и муж встречались здесь, на мосту Мари, в полночь…
– Кэсс, – снова шепчет Джейкоб.
– Ну что? – шиплю я в ответ.
– За нами кто-то следит.
Что?
Я смотрю туда же, куда и он, уже собираюсь приникнуть глазом к видоискателю и увидеть Тома. Но вижу девчонку с высоко завязанным хвостиком и в золотых кроссовках, на которых играет солнце.
Адель.
К ее чести, она не пробует спрятаться или удрать. И даже не делает вид, что рассматривает что-то или кого-то другого. Она просто идет к мосту – руки скрещены на груди, голова наклонена, во рту белая палочка от леденца.
– Как-то в морозную зимнюю ночь, – продолжает мама, – женщина пришла на мост, а ее муж не появился. Он так и не пришел, и она замерзла насмерть вот здесь, и добытые секреты навек застыли на ее языке…
Я подхожу к Адель.
Она на целую голову ниже, но смело смотрит на меня, не отводит взгляд.
– Давно ты за мной идешь? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
– Сразу, как ты от нас вышла.
– Зачем?
– Я слышала, что ты говорила моей матери, – глаза у нее делаются узкими, как щелки. – Почему на самом деле тебя интересует история Тома Лорана?
– Я же уже сказала твоей матери – я изучаю его историю.
– Зачем?
– Для школы, – вру я.
– Сейчас лето.
– Ладно, – сдаюсь я. – Мне просто интересно.
– Почему?
– Я любопытная.
– Почему?
Я устало вздыхаю.
– Потому что я охотник за призраками, а Тома Лоран призрак. Он полтергейст – дух, который отличается особой силой. Я нечаянно разбудила его, и теперь он буйствует и создает массу проблем. Я должна отослать его на другую сторону, но не могу этого сделать, пока не узнаю кто он, кем был… Все дело в том, что сам он ничего не помнит.
Джейкоб стонет, схватившись руками за голову, но Адель просто смотрит на меня. Кажется, из-за языкового барьера она не поняла и половины.
После долгой паузы она кивает:
– Окей.
– Окей?!
– Я тебе верю.
На плече у нее висит рюкзачок. Она снимает его, расстегивает молнию и достает десяток картонных карточек с обтрепанными краями.
– Смотри, что я принесла, – она протягивает мне карточки.
Это фотографии, черно-белые, пожелтевшие и выцветшие от времени.
На одной из них мальчик. Я сразу его узнаю – это Тома.
Круглолицый, с буйными кудряшками, он улыбается. Улыбка не злая, а открытая и веселая. У меня начинает щипать в носу, когда я вижу этого мальчика – не призрачного, а живого, с веселыми, яркими глазами.
Реального.
Я беру фотографии, перебираю стопку. На следующей Тома не один. Рядом с ним мальчик старше на несколько лет – стоит, положив руку на голову Тома. Это, наверное…
– Это Ришар, – говорит Адель. – Старший брат Тома. Мой прадедушка.
Третье фото – семейный портрет. Два мальчика в центре, слева и справа – родители, все напряженно выпрямили спины. На последнем снимке старший мальчик, Ришар, один на фоне какого-то парижского дома. Глаза у него немного грустные. Я узнаю дверь, полукруглые окна. Я только что там была. Это тот самый дом, где до сих пор живет семья Лоран.
– Эти фотографии тебе помогут? – спрашивает Адель.
Я киваю.
– Спасибо!
Это не рассказ о Тома, но уже кое-что. В конце концов, фотографии – это воспоминания, отпечатанные на бумаге. Надеюсь, они смогу оживить память Тома. Но для этого придется снова его найти.
– Кэсс! – зовет мама. Они с папой идут к нам, операторы следом.
Джейкоб, недовольно пыхтя, отходит в сторонку – уж очень ему не нравится смесь шалфея и соли, которую я распихала по карманам и сумкам.
– Мы закончили. Ну, как твое приключение? И кто эта очаровательная девочка?
– Адель Лоран, – представляется она, опережая меня. – Я помогаю Кэссиди с ее… – Я уже хочу протянуть руку, чтобы закрыть ей рот, но Адель договаривает: – …исследовательским проектом.
У Полин изумленно округляются глаза, а вот мама в восторге:
– Как это мило!
– Просто замечательно, – подхватывает папа.
– Ага, Адель мне очень помогла, – киваю я.
Я собираюсь сказать, что провожу девочку домой (отличная возможность удрать и еще расспросить ее о Тома), но Адель спрашивает:
– Вы снимаете кино про призраков, n’est ce pas?
– Да, верно, – отвечает папа. – И как раз собираемся перебираться на следующее место. Видимо, оно будет последним.
Адель сияет. И, не успеваю я и слово вставить, как ни в чем не бывало заявляет:
– Кэссиди сказала, что я могу пойти с вами.
Не говорила я ничего подобного!
– Конечно, – весело соглашается мама. – А твои родители не будут против?
Адель пожимает плечами.
– Маме все равно, куда я иду, если я обещаю вести себя осторожно.
Вот повезло, думаю я.
– Ну, – папа указывает на остров, где на фоне неба возвышается огромный собор. – Нам остались только съемки в Нотр-Дам.
– C’est cool![13] – восклицает Адель.
Как только родители уходят вперед, я поворачиваюсь к Адель.
– Когда это я говорила, что ты можешь пойти?
Она спокойно пожимает плечами.
– Да ладно, но сейчас лето. Делать нечего, дома скучно. А это куда интереснее, чем смотреть телек. И вообще, ты мне должна. Я же тебе помогла.
– Ну да, – киваю я. – Слушай, спасибо, конечно, за фото, но это небезопасно, а тебе пора домой.
– Я могу еще больше тебе помочь, – упрямится она. – Я говорю по-французски и могу пролезть в узкие щели…
– Адель…
– И вообще, это мой родственник, а не твой.
– Девочки! – зовет мама. – Вы идете?
Адель улыбается и вприпрыжку бежит догонять.
Вот как-то так. Я совершенно неожиданно обзавелась тенью.
Глава девятнадцатая
Мы петляем по улицам, а впереди маячат две башни собора Парижской Богоматери.
На ходу я снова просматриваю старые фотографии, пытаясь найти какие-то зацепки. Вот та, на которой оба брата вместе. Оба улыбаются, и Ришар вроде бы приглаживает рукой хохолок на кудлатой голове Тома. Раньше я рассматривала Тома, но сейчас не могу оторваться от Ришара. Его волосы светлее, чем у брата, и убраны под кепку, лицо более худое, даже угловатое, но главное – меня притягивают его глаза. Они у него такие счастливые, светлые – и они кого-то мне напоминают.
– А он на тебя похож, – шепчу я и сую фото под нос своему другу. По лицу Джейкоба пробегает легкая тень, и на краткий миг он становится грустным и растерянным.
– Не вижу сходства, – бормочет он и отворачивается.
– С кем это ты разговариваешь? – спрашивает Адель, подпрыгивая рядом со мной.
– С Джейкобом. Он призрак.
Она морщит лоб.
– А я так поняла, что ты на призраков охотишься.
Мы с Джейкобом переглядываемся.
– Да, – подтверждаю я. На одну ужасную секунду у меня перед глазами встает вчерашний жуткий сон, и я спешу затолкать его поглубже, – Но Джейкоб – другое дело.
Налетает ветер, холодный, внезапный, я сразу напрягаюсь и подозреваю, что это Тома, но Адель тоже ежится и обхватывает себя руками.
– Заметила, как похолодало? – говорит она.
– Ничего хорошего в этом нет, – говорит Джейкоб, и я не знаю, что он имеет в виду – само похолодание или то, что скачок температуры настолько силен, что его чувствуют нормальные люди. В любом случае, я с ним согласна.
Я шагаю быстрее. На перекрестке мы догоняем родителей и телевизионщиков и вместе ждем, когда загорится зеленый. Воздух все еще наполнен холодом, и я уверена, что тут дело нечисто. Я озираюсь, но все вроде бы тихо. Может, просто погода портится? – думаю я и, увидев зеленый сигнал, шагаю на мостовую.
Я делаю шаг, второй, и вдруг слышу, как визжат шины и отчаянно сигналит машина.
Голову я поднимаю слишком поздно. Слишком поздно вижу машину. Ко мне бросается Джейкоб, но папа успевает первым: он хватает меня за плечо и выдергивает с проезжей части обратно на тротуар. Еще секунда, и мимо проносится машина, водитель жмет на клаксон, а я, тяжело дыша и дрожа, как осиновый лист, провожаю ее взглядом.
– Кэссиди! – рявкает папа. – О чем ты думаешь?
– Но свет… – начинаю я, глядя на светофор. Он, конечно же, светит зеленым. Как и вообще все светофоры вокруг! Клаксоны воют, машины с визгом тормозят, на перекрестке полная неразбериха.
– Наверное, какой-то сбой, – говорит мама, прижимая меня к себе.
– Ага, – у меня зубы стучат. – Наверное.
Джейкоб прав в одном: Тома больше не моя личная проблема.
Он – общая проблема.
Через десять минут мы поднимаемся на одну из башен Нотр-Дама.
Собор предоставил нам тридцать две минуты для съемки, туристов выпустили и закрыли вход. Так что на крутой винтовой лестнице мы одни. Только съемочная группа, мама с папой, Полин, я и Джейкоб – и Адель, которая мчится вверх, прыгая через несколько ступенек. Я кутаюсь в свитер. На древней каменной лестнице гуляют сквозняки, и меня не оставляют дурные предчувствия.
– Тысячи людей стекаются к собору Парижской Богоматери, чтобы увидеть его резные двери и цветные витражи, – рассказывает папа, глядя в камеру.
– Но привидений в этом средневековом соборе не меньше, чем горгулий, – вступает мама.