Я хочу встать, но Мина кладет руку мне на плечо и целует меня в губы, и поцелуй нежен, как дыхание. Затем она убирает с моего лица прядь волос, и неожиданно я говорю:
— Я лысею.
Мина всматривается в меня, ее темные глаза оценивают масштаб бедствия.
— Зато череп у вас очень красивой формы.
Я протягиваю ей распечатки прогнозов, вычислений, гипотетических выкладок и вариантов, которые составил сегодня.
Она начинает листать их, потом останавливается и осторожно передает мне ребенка. В чужих руках малышу неудобно, и я по старой привычке успеваю прикинуть вероятность и способ падения: головкой или ногами.
Мина листает бумаги и улыбается. Ребенок начинает хныкать; на секунду мое сердце перестает биться, затем я прижимаю его к себе. Я хочу успокоить малыша и понимаю, что не знаю его имени.
— Как его зовут?
— Алекс.
Младенец плачет, и я говорю ему:
— Все образуется, Алекс. Все у нас будет хорошо.
И хотя мне известны все прогнозы, с легкостью опровергающие мои слова, я отбрасываю их прочь и заставляю себя поверить, что все действительно образуется.
БЛАГОДАРНОСТИ (Краткий каталог: том первый)
Я хочу сказать спасибо в первую очередь лучшему на свете агенту Джулии Барер; Ли Бодро, о таком редакторе я и не мечтал; родным — Уилсонам, Фузилье, Шираи, Балтцам, Коучам и Уорренам — за понимание, поддержку и, главное, за любовь; семье — Ли-Энн, моей первой читательнице, Грифу, моему будущему читателю; друзьям — Ли Стюарту, Сесиль Парке, Филу Стивенсу, Мэтту О'Киффу, Эрин Макгро, Эндрю Хаджинсу, Джулиане Грей, Грегу Уильямсону, Эрике Доусон, Кэрри Джеррелл, Дэниелу Грувзу, Кейки Уилкинсон, Изабель Гэлбрейт, Дэниелу Андерсону, Лайзе Макалистер, Марку Шульцу, Сэму Эсквиту, Энни Макфейден, Терренсу Макговерну, Брайану Смиту, Лоуренсу Буду, Хейко Кэлмбах, Рэндаллу Кэнану, Стиву Олмонду, Майклу Гриффиту, Николя Мейсон, Дэну О'Брайену, Кристин Робинсон, Эллен Слезак, Мишель Бровер, Люси Корин, Дэну Уикетту и многим другим; литературным журналам, где эти истории были впервые напечатаны, и особенно Броку Кларку, Дону Ли, Джиму Кларку, Элисон Ши, Кайлу Майнору и Ханне Тинти — за неоценимые советы; Энн Патчетт; издателям — всем в «Экко», особенно Эбби Холштейну за тяжкий труд и сверхъестественные усилия, благодаря которым я не выгляжу идиотом; Центру искусств Киммел-Хардинг Нельсон, Сообществу Макдовелл, и Йаддо — за бесценные дары времени и места; моим учителям — университету Вандербильда, Флоридскому университету, особенно Тони Эрли и полковнику Пэджетту Пауэллу; Уатту Пранти и Чери Питерс из Ассоциации писателей Сивэни, преподавателям Университета Юга.
P.S. Об авторе
Разрешите представиться, Кевин Уилсон
Я начал писать рассказы, потому что был одинок. Наверняка можно найти множество гораздо более творческих и почтенных мотивов, побуждающих человека взяться за перо, но мне хотелось одного: чтобы люди меня целовали, к тому же я питал ни на чем не основанные иллюзии, что, если придумаю хорошую историю, все окружающие тут же захотят со мной переспать. Увы, моя теория оказалась неверна.
В колледже я записался на семинар по художественному слову. Мой первый рассказ был о мальчике, застрявшем в стволе дерева, и бродяге, который над ним издевается.
К моему удивлению, читатели не рвались заняться со мной сексом. Герой второго рассказа — ребенок, который спал с плюшевой игрушкой сестры. После этого рассказа люди и вовсе начали меня избегать. Я ощущал себя еще более одиноким, чем до того, как решил заняться писательством. Не к этому я стремился.
Почему мои предположения оказались ошибочными? Почему глубина и художественность моих творений не захватила читателей настолько, чтобы они оказались не в силах передо мной устоять?
Я провел ряд исследований. Раздобыв короткий список лучших молодых американских писателей по версии издательства «Гранта». Пятьдесят два автора. Я прочел по крайней мере по одной книжке каждого: Шермана Алекси, Рика Басса, Антонии Нельсон, Энн Патчетт, Джил Маккоркл, Майкла Паркера, Элизабет Маккракен, Тома Друри, Лори Мур, Брайена Кайтли, Джоанны Скотт, Рэндалла Кэнана, Джеффри Юджинидис, Эдвиджа Дэнтикета, Дэвида Боумэна и Чанга Раэ-Ли. Я воображал, что все они похожи на звезд кино и бейсбола, раздающих автографы направо и налево и выписывающих головокружительные чеки. Я был бы не прочь переспать с каждым из них. Я был бы не прочь, чтобы каждому из них захотелось со мной переспать. Я начал работать над собой.
Я написал ужасную историю о компании подростков, принимающих транквилизаторы для животных, и вторую — еще хуже первой, — герой которой (по сюжету его грабили) пародировал Бадди Холли. Я жевал одни леденцы и спал на полу. Покупал романы и сборники рассказов, как иные покупают справочники и руководства. Если я не читал, то писал. Если не писал, то читал. А если не занимался ни тем, ни другим, то тренировался целовать свое отражение в зеркале. «Писатели ничем другим не занимаются», — твердил я себе.
Профессор, который вел семинар, заинтересовался моими сочинениями. Я сказал ему, что хочу писать рассказы, прочтя которые, люди захотят заняться со мной любовью. Он кивнул и спросил, зачем я ношу пейджер.
— Моя мама хочет всегда быть со мной на связи, — ответил я.
Он сказал, что если я выброшу пейджер, то скорее приближусь к цели, чем если бы написал «Хорошего человека найти нелегко».[4]
Прочтя мои рассказы, профессор объяснил, почему они так плохи и как их улучшить. Я выбросил пейджер. Я продолжал работать над собой.
Понемногу мои рассказы улучшались. И хотя по-прежнему никто не хотел сыграть в тотализатор «Займись любовью с Кевином Уилсоном», я начал понимать, что мне самому не слишком этого хочется. Я писал рассказы, которые с большой натяжкой можно было назвать сносными, и был счастлив, как никогда в жизни. Я решил, что мои рассказы должны исследовать пограничные области человеческого поведения и быть при этом незабываемыми. Я читал все литературные журналы, которые мог купить, ходил на чтения, которые устраивают книжные магазины, штудировал интервью с писателями. Я снова начал спать в кровати. Назначал свидания, которые не были свиданиями в прямом смысле слова. Я написал историю о человеке, родители которого спонтанно воспламенились. Она оказалась не такой уж плохой. Совсем не плохой. Я чувствовал, что от радости и сам готов спонтанно воспламениться.
Так я и стал писателем. Обычная история для человека, решившего заняться литературой. Прежде чем мои рассказы стало возможно читать, не морщась, я извел тонны бумаги и прочел уйму авторов несравненно более талантливых, чем я. И все это время, читая книги и строча рассказы, я говорил себе: «Кевин, скоро это занятие станет тебе поперек горла». Этого не случилось. Чему я несказанно рад.
Теперь я женат. Однажды я спросил жену, не мои ли рассказы побудили ее поцеловать меня. Возможно, но только во второй или в третий раз, сказала она, и я был счастлив услышать такой ответ.
Интервью с Кевином Уилсоном
— Какой из ваших персонажей нравится вам больше всех и почему? Идентифицируете ли вы себя со своими героями?
— Проще всего ответить, что каждый мой персонаж — частица меня, поэтому я нахожу всех их чрезвычайно привлекательными. Если не упрощать, то можно сказать, что я пишу об одиночестве, семье и любви, соответственно, определенные черты моего характера проступают в характерах персонажей, которых я создаю, потому что именно эти черты определяют мое отношение к окружающему миру.
Мне близка героиня «Бабушки напрокат», прожившая жизнь, не ощущая потребности в семье — или убедившая себя, что она в ней не нуждается, — и вдруг решающая глубоко погрузиться в жизнь чужих людей. Кажется, что она берется за эту работу из-за денег, но на деле за решением героини стоит скрытое отчаяние.
— В ваших рассказах реальное плавно перетекает в воображаемое. Вы создаете маленькие миры, существующие вроде бы по законам нашего мира, но несколько вывернутым. Как вы находите баланс между реальностью и воображаемым, необходимый для того, чтобы вашим историям поверили? Кто из героев сборника стремится выйти из мира фантазии в мир реальности? Есть ли в сборнике рассказы, которые вам хотелось бы сделать более реалистичными? Какую из ваших историй вы назовете самой невероятной?
— Обычно история сама дает вам понять, что вы слишком увлеклись. Когда вы начинаете переходить границы, история начинает издавать странные звуки. В рассказе «Роман хормейстерши» я пытался не доводить героя до крайности. Мне не хотелось делать из зубастого младенца монстра — герой и так сбит с толку этими невероятными детскими зубками. Впрочем, я не смог удержаться и заставил кроху сжевать «Биг-Мак».
Мир, в котором мы живем, так причудлив, настолько неподвластен логике, что заставить читателя поверить в предполагаемые странные обстоятельства не так уж трудно. Самое большое искусство, то, что дается мне сложнее всего — рассказывая о героях в странном, нелепом мире, не сделать их самих странными и нелепыми. Для меня это самое главное. Пусть объект симпатии героя странен (зубастый младенец, к примеру), его чувства к младенцу глубже, чем простое удивление, и в этом сила истории.
— Ваши протагонисты очень молоды, они только готовятся вступить во взрослый мир. Вы специально сделали героями рассказов людей молодых? Некоторым из них никак не дается взросление, например, в рассказах «Туннель к центру Земли» или «Стрелок». Другие, напротив, взрослеют слишком быстро, потому что вынуждены брать ответственность на себя, как в рассказах «Птицы в доме», «Вспыхнуть и сгореть». Как вы охарактеризуете Скотти и Уинна из «Мортал комбат» — они бегут от ответственности или готовы принять ее?
— Я написал много рассказов именно в таком переходном возрасте; неудивительно, что мои ощущения той поры передались моим героям. Я нахожу новизну переживаний, свойственную юным героям, крайне захватывающей. Для Пенни из «Выше, дальше, быстрее» чувство к соседскому мальчишке — не шестой или седьмой роман, а первая в жизни любовь. Подростки из «Туннеля к центру Земли» никогда не работали полный день, не закладывали дома в ипотеку — неудивительно, что жизнь под землей представляется им гораздо менее странной, чем взрослая жизнь на поверхности. Если не учитывать эти особенности поведения молодых героев, порой их поступки трудно понять.