Я возвращаюсь в Горджи и заваливаюсь в «Паб без названия». Здесь братцы Баркси, Эван (по крайней мере, кажется, это Эван) играет за бильярдным столом с каким-то чмошником.
— Баркс.
— Тез.
Иногда Эван может быть нормальным чуваком, в иные дни с ним даже весело. Но вообще-то, он один из тех придурков с жалобным лицом, которые наезжают на каждого встречного. Он такой со школы; он всегда вел себя в этой паршивой обиженной манере — типа «почему это у них есть, а у меня нет». Трудно представить, но когда-то он даже наезжал на Пуфа. Надо сказать, мы все на него наезжали, но Эван не знал меры. Несколько раз я его, сука, даже осадил.
— Про эту пташку, малышку Джинти, ничего не слышно? — спрашиваю я.
— Не-а, этот придурок, малыш Джонти, не выпускает ее из дома. Застукал ее, пока она проказничала со мной в нужнике. Туда-сюда-туда-сюда! Ты ведь в ту ночь тоже здесь был: ты же ее сюда и привез, помнишь? — говорит он, и его приятель, тощий придурок в свитере с V-образным вырезом, посмеивается; это Опасный Стюарт. Эван пристраивается под удар и смотрит поверх стола. — В ту ночь, когда был ураган. Помнишь?
— Ага. Хороший удар. И где же этот Джонти?
Брат Эвана Баркси показывает на туповатого маленького придурка в углу за перегородкой, который перекрашивает стены. Я вижу, как он будто бы смотрит в никуда и плавными, уверенными мазками кладет краску.
МАТЬ МОЯ!
НУ, ПИЗДЕЦ.
Я знаю эту физиономию! Это же, сука, брат Хэнка, значит он один из сыновей того старого говнюка, который лежит в госпитале! Значит, хоть я за всю свою жизнь и не обмолвился с этим чокнутым коротышкой ни единым словом, технически он мой единокровный брат! И, значит, я трахнул пташку этого маленького тупого придурка!
ГОСПОДИ! СУЧИЙ ТЫ ПОТРОХ!
Пиздец, конечно, но не такой, как случалось раньше. Как-то раз трахнул пташку на каникулах на Тенерифе и обнаружил, что ее отец — этот старый пердун Генри! Вот это пиздец, я целый час после этого не мог встать с места! Поэтому теперь, когда я имею дело с местными мохнатками, даже если мы встречаемся не в городе — типа на каникулах там, — у меня есть железное правило: всегда, сука, спрашивать, как зовут их отца.
Парень оглядывается на меня и слегка улыбается, и я уже подумывал, не подойти ли к нему, но нет, нахуй, просто салютую ему выпивкой в ответ. Он расплывается в улыбке — застеснялся, — а затем снова отворачивается к стене. Тогда я сажусь за барную стойку с бутылкой «Бекса» и начинаю за ним наблюдать.
— У него не все дома, — говорит другой Баркси, Крейг. — Пришел в толчок, помыл, сука, свой шланг в раковине, а потом высушил под сушилкой. Ебаный дебил.
— Но шланг то у него что надо, — смеется этот чувак, Тони. — Этот мелкий придурок все равно что тренога!
Все логично: если этот парень долбит горяченькую малышку Джинти, то ему нужен подходящий инструмент и без шланга ему не обойтись. А генетический фонд Лоусона как раз такие и поставляет; наверное, это единственная хорошая вещь, которая досталась нам обоим от говнюка Генри. Но разговаривать с парнем тем не менее не стоит: не хочу привлекать внимание к тому факту, что я трахнул его подружку. Бедняга выглядит таким тупицей, он, должно быть, и не догадывается, каким местом его Джинти зарабатывала на жизнь.
Я сажусь в кэб и еду в гольф-клуб, чтобы забрать Ронни, который предложил встретиться там. С ним этот напыщенный придурок — Мортимер, точно, — и они снова переругались.
— Это твоя главная задача! — выкрикивает Ронни и прогоняет тупицу взашей.
Этот ненормальный идет к своей машине и на ходу оборачивается, бросая на меня какой-то странный взгляд. Ронни с отвращением трясет головой, а затем улыбается мне. На нем бейсболка «Атланта брейвз»; наверное, ирокез примят под ней. Мы едем в «Балморал», и Ронни поднимается к себе в номер, чтобы собрать вещи. Я жду его в холле и снова звоню Саскии. На этот раз она поднимает трубку, что уже большое облегчение.
— Терри…
— Все хорошо, подруга? Ты в порядке?
— Да, простыла только немного. От Джинти по-прежнему ничего?
— Нет, — говорю я и слышу, как она чихает. — Залезай-ка ты обратно в кровать и возьми с собой какой-нибудь «Лемсип». Увидимся позже, я дам знать, если появятся новости.
— Хорошо… Я тоже, если что-то узнаю. Спасибо…
— Заметано, чао.
Я вешаю трубку в тот момент, когда мне звонит мой приятель, Джонни Насморк, он начинает рассказывать какую-то кетаминовую историю, развязку которой я могу предугадать заранее, поэтому рад поскорее повесить трубку. Описания приходов все равно что описания снов и сексуальных приключений: они интересны, только если касаются тебя. Я смотрю порно только ради того, чтобы составлять список тёл, с которыми хотел бы поработать. То есть практически со всеми, как вы понимаете. Классно было бы оказаться в Тафнелл-Парке и снова увидеть Камиллу и Лизетт. Пташки высокого полета. Я решаю позвонить Больному, который тут же берет трубку, чего за ним раньше не наблюдалось.
— Терри.
— Саймон! Как ты?
— Занят. Цель вашего звонка, абонент?
— Не терпится сняться в порнушке! Нет какого-нибудь сценария в работе?
— Ничего на повестке, кроме «Ёбыря-три», но это, как тебе известно, фильм Кертиса.
Тот маленький заика. Научил, сука, ублюдка всему, что сам знаю, все такое.
— Ясно…
— У меня сейчас небольшой перерыв, работаю над системой распространения. Сайт на реконструкции, а это требует существенных вложений, как финансовых, так и временных. Но это упростит скачивание и обработку платежей по картам, так что, надеюсь, рост продаж все окупит. Я делаю ребрендинг, теперь «Кинокомпания „Порокко-барокко“» — это только высококачественная эротика, а на разработку сценариев для рынка премиум-класса уходит больше времени. Не думаю, что мы начнем съемки «Ёбыря-три» раньше весны. Кстати, ты ведь все еще ходишь на курсы актерского мастерства?
— Ага, — вру я. Бросил в прошлом году. На всю сраную группу было только три пташки, и, как только я трахнул каждую из них, в занятиях пропал всякий смысл.
— Хорошо, ладно, наберись терпения и оставайся гладко выбритым.
— Заметано. Займусь пока поиском новых талантов!
— Не сомневаюсь в тебе. До скорого, — говорит он и вешает трубку.
Резкий придурок, но мне некогда грузиться по этому поводу, потому что из лифта как раз выходит Ронни. Кепки на нем уже нет, но ирокез по-прежнему зачесан назад.
— Пытаюсь тут договориться насчет одной горяченькой работенки, — улыбаюсь я, помахивая еблофоном.
— У тебя одностороннее мышление, Терри. — Ронни качает головой, а потом в его взгляде появляется прищур. — Кстати, а как там дела у нашей оккупайщицы?
— Не, она по другой движухе, — говорю я, проверяя почту на еблофоне. — Пишет пьесы — для театра там и все такое.
— Для театра, значит? Не мой случай, — говорит Ронни, но я вижу, что он чё-та там себе думает.
И вот наконец-то мы в таксо, катим себе в удовольствие, выезжаем из города и пересекаем Форт-Роуд-Бридж, а я тем временем рассказываю про Джонни:
— Этот придурок заливал мне, сука, про кетамин. Типа он не врубался, что творит, как будто путешествовал во времени много часов подряд. Я ему говорю: пиздец, чувак, да у меня так каждый раз с моей шишкой. Вся кровь от головы отливает, и я просыпаюсь в незнакомом месте несколько часов спустя, оттого что в дверь колотит полиция, потом они составляют протокол, и ты уже в камере в Питерхеде. Путешествия во времени? Ха, да я своего Верного Друга уже давно ТАРДИСом зову![29]
— Интересно…
— Я как лимон после вчерашней ночи, приятель. Слишком много выпивки и секса, — говорю я и выцепляю из кармана сверток. — Держи вот; хочешь рубильник в пыли повалять?
Ронни смотрит на меня, пытаясь догнать, о чем это я.
— Кокос. Кикер. Первый. Иней. Чарли.
— А… Я же говорил тебе, Терри, я не принимаю наркотики.
— В наше время чуток первого уже и за наркотики-то не считается, приятель. К тому же в ту ночь, когда у тебя за окном ревела Мошонка, ты ничего такого не говорил!
— Это была экстренная ситуация… Нет, я ненавижу наркотики, хотя и верю, что они орудие в руках Господа нашего, созданное, чтобы ловить и уничтожать бесполезных жителей трущоб, снижая таким образом налоговую нагрузку. Мой выбор — следовать диете, разработанной специалистом-диетологом для тех, кто стремится к здоровью и долголетию.
— Каждому свое. Но не стоит слушать так называемых специалистов, чувак, они все часть индустрии по выкачиванию денег. — Надо же ввести этого психа в курс дела. — Ему ведь заплатили, чтобы он дал тебе этот совет, верно?
— Да. Значительную сумму.
— Так вот, а я дам тебе совет бесплатно. Ты можешь сказать, что такому совету грош цена, потому что я не специалист. А можешь прислушаться и подумать: «Этот чувак не преследует никаких личных интересов; возможно, он говорит дело». Кому ты платишь за советы? Придуркам вроде этого Мортимера, которые умеют говорить только то, что ты хочешь от них услышать. Тебе от этого никакой пользы!
— Ладно, ладно… Боже, Терри, ты и вправду умеешь убеждать. К чему ты в итоге клонишь, черт возьми?
— В твоем теле куча разных органов: печень, почки и все такое. Функция этих органов заключается в переработке того дерьма, которое ты в себя засовываешь. Правильно?
— Да…
— Значит, если ты не подсовываешь этим органам время от времени немного дерьма, а только пропускаешь через них всякую безобидную фигню, то они не проходят проверку на прочность. Так они никогда не закалятся. Вспомни шотландские команды в европейских турнирах. Стоит только какой-нибудь серьезной болячке встать у них на пути, типа «Реала Мадрид» там или еще кого, и они бессильны, потому что они и не играли-то никогда по-настоящему. Это наука, чувак, так делали все эти доисторические племена — шаманы принимали всякие яды и уходили в лес или в пустыню. Сначала трип, потом проблевался, просрался, как солдатик в окопе, и очищенным вернулся домой. И жили они, сука, целую вечность. — Я протягиваю сверток. — Так что устрой засранцам небольшую проверку. Отработка дневной нормы, так я это называю. Без фанатизма, легкий такой фитнес.