— Ох, сынок, мне ужасно жаль. — Элис обнимает Джонти и одним глазом косится на Терри, чтобы проверить его реакцию на такое проявление чувств.
— Соболезную, приятель, — произносит Терри, сжимая худое плечо Джонти.
Ощущения, которые вызывает в нем этот жест, заставляют Терри вспомнить, как однажды он встретил в городе Генри вместе с маленьким Хэнком. Генри неохотно остановил Терри, чтобы спросить, как у него дела. Перед этим он сказал Хэнку: «Это твой старший брат». Терри, тогда еще подросток, видел, что ребенку было так же неловко, как и ему. Позднее, когда Хэнк стал уже молодым парнем и начал выпивать в баре «Диккенс» на Далри-роуд, Терри заглядывал туда время от времени и они пропускали по кружке пива. В какой-то мере они даже подружились, поскольку оба теперь поносили Генри.
— Я был там, и все было, как обещал тот доктор, было тихо… точняк, тихо. Но я заплакал, как только ее не стало, Терри, миссис Ульрих; ага, я плакал, как дитя. Точняк, как дитя. И Хэнк, и все. Хэнк тоже плакал. Точняк, он тоже плакал.
— Ну конечно, сынок, да еще и Ген… твой отец умирает ко всему прочему, это должно быть ужасно тяжело. — Элис кладет руку Джонти на предплечье.
— Честно говоря, я знаю, вы подумаете, что я плохой, — решается Джонти, наблюдая за тем, как морщит лоб Элис, — но мне все равно, что с ним будет. Я здесь только потому, что моей маме он был небезразличен, даже после всего, что он с ней сделал. Точняк.
— Четко, — произносит Терри, глядя на пораженную Элис.
— Вы добрая, миссис Ульрих, совсем как моя мама. Терри тоже обычно добрый и все такое, но только не по отношению к настоящему папе Генри. Но ведь обычно ты добрый, правильно, Терри?
Терри снова ощущает эту незнакомую ему пристыженность. Он пытается что-то сказать, но его непреднамеренно спасает Элис, которой достаточно уже одной откровенности Джонти, она сжимает его руку своими костлявыми пальцами и, как бы уступая, выдавливает:
— Да, иногда с ним было нелегко.
— Нелегко, — повторяет Джонти, уставившись на толстую женщину, которая ковыляет мимо.
— Ну, мне пора идти, — говорит Элис, глядя на Терри, который, кажется, не собирается никуда уходить, а продолжает слушать историю Джонти.
— Мы купили такой огромный гроб, на него ушла вся ее страховка и все сбережения. Точняк, все ушло на него! Самый большой в городе! — с гордостью восклицает Джонти, но затем пытается умерить свою восторженность. — Я волнуюсь, потому что парни из крематория сказали, что их печь слишком маленькая для нашей мамы!
— Вся эта херня с гробом — развод, они его не сжигают. — Терри ударяется затылком о стену, как только мимо него проходит медсестра в черных чулках и посылает через его притупленные химией нервные окончания электрический разряд, который принимают на себя расположенные где-то за яичками амортизаторы. — Они кладут в печь только тело, — процеживает он сквозь стиснутые зубы, напуганный перебоями в ритме своего сердца.
— Не-а, Терри, не-а, так только в Америке, и в Европе, и во всех остальных, — настаивает Джонти. — А здесь они все сжигают, обязаны по закону, так сказал тот парень, юридический консультант. Точняк, обязаны по закону.
— Это правда, Джонти прав, — подытоживает Элис.
— Ну ладно, пусть так, — пожимает плечами Терри и уступает, а затем поворачивается к Джонти. — Слушай, приятель, я заеду за вами завтра утром и отвезу на похороны.
— Ух ты, Терри! — У Джонти загораются глаза. — Это клево, потому что у нас все равно нет денег, чтобы взять машину. Я имею в виду, на всю семью: для меня, Хэнка и Карен. Точняк, мы собирались ехать на автобусе. На двух автобусах. Точняк, на двух.
— Не стоит. — Терри делает выдох. — Я за вами заеду.
— Ух, Терри, это ужасно мило с твоей стороны! — Он поворачивается к Элис. — Вот, Терри хороший, миссис Ульрих. Вот почему я всегда называю его добрым Терри. Точняк, добрый Терри!
Элис смотрит на сына с сомнением, но для Джонти изображает улыбку:
— Видимо, на него тоже иногда нисходит.
Чувство вины окатывает Терри очередной волной, он вспоминает, как трахал Джинти. Джонти, разумеется, по-прежнему привязан к ней. Но все-таки она была не так проста, и Терри проклинает свое мечтательное, постсексуальное воображение и те бесконечные озарения, которыми оно его одаривает. В Джонти есть что-то, что напоминает Терри его старого друга, Энди Гэллоуэя.
Джонти медленный и немного простоватый в сравнении с малышом Голли, смышленым, проворным, сообразительным, тараторящим коротышкой. Хотя в чем-то, из-за своей наивности, Голли был более уязвим, казалось, что к нему, как к магниту, так и липнут хулиганы; Джонти же, в свою очередь, выносливее, чем его тонкокожий друг детства.
— Ладно, давай отвезем тебя домой, — поворачиваясь к Элис, говорит Терри, скорее чтобы прервать собственные размышления, а затем поворачивается к Джонти. — Во сколько похороны?
— В полдень. Точняк, в полдень. Полдень. Ага. Ага.
— Что скажешь, если я заеду за тобой пораньше, в восемь, и мы проведаем местные лунки? Расслабишься немного?
— Лунки, точняк, ага, лунки! — Джонти приходит в восторг. — Будет клево.
После этого Джонти идет навестить Генри. Он незаметно заглядывает в окно, боясь стариковского злого языка. Но к счастью, Генри лежит в отключке, полностью без сознания. Поэтому, прежде чем появляется медсестра и предлагает ему закончить посещение, Джонти успевает усладить слух трех остальных смертельно больных пациентов в палате монологом о Пеникуике. Джонти неохотно покидает больницу, возвращается на автобусе домой и получает очередной нагоняй от Карен, которая запрещает ему выходить на улицу, «когда они так близки». К чему же они так близки? — гадает Джонти.
Терри высаживает Элис в Сайтхилле и отправляется домой, в Саутсайд, за послеобеденным сном. Ему легче спать днем, чем ночью, так ему снятся менее мучительные сны. Он просыпается около восьми вечера и ужинает рыбой, затем отправляется на машине в город, берет несколько заказов, попутно забрасывает Коннору случайную посылочку с первым и сворачивается около четырех утра.
Пара часов отвратительного прерывистого сна, и Терри едет в Пеникуик, чтобы забрать Джонти, а затем не слишком удачно сыграть с ним партию в гольф на поле неподалеку. Оказалось, что для новичка Джонти, как и Терри, играет достойно, но слишком легко отвлекается. Как только возле дороги на другом конце поля он замечает черного лабрадора, бегающего рядом с красной машиной, его подача становится безобразной и не приходит в норму, пока и собака, и машина не пропадают из виду.
Они едут назад в бывший шахтерский городок и забирают Карен и двух старых родственников.
— Я ей говорила, что она помрет, если будет и дальше есть, — говорит женщина, обращаясь к мужчине, который неподвижно сидит и, открыв рот, смотрит вперед.
— Они с Хэнком, они поведут нас, мы должны следовать за ними, точняк, — объясняет Джонти, указывая пальцем на огромный тягач на другой стороне дороге, на котором стоит гигантский гроб.
Терри смотрит на кабину и видит, что с Хэнком какая-то женщина и крепкий парень, похожий на водителя грузовика. Хэнк машет рукой, Терри машет ему в ответ, а затем решает перейти дорогу и поздороваться. Увидев это, Хэнк чувствует необходимость вылезти из кабины и пожать Терри руку.
— Рад снова тебя увидеть, жаль, что при таких обстоятельствах, — механически произносит Терри.
— Все там будем, — тем же тоном отвечает Хэнк. — Спасибо, что приехал, что привез их и вообще.
— Какие вопросы! Соболезную.
— Да, худшие уходят первыми.
— И слава богу. — Терри радостно поддерживает едкое замечание Хэнка.
У него в памяти всплывает случай, который произошел во время одной из первых его встреч с Хэнком. Наверное, ему было тогда четырнадцать, может, пятнадцать, он шатался по городу с приятелями, Билли, Карлом и Голли, это было в конце улицы Принцев. Вероятно, они совершали субботнюю вылазку в супермаркет, чтобы что-нибудь оттуда стащить, а затем отправиться по Истер-роуд на футбол. На той же улице оказался Генри, он тащил за собой этого плачущего, расстроенного шестилетнего ребенка. Терри начал задыхаться, ему было жаль мальчика, он хотел любым способом спасти его от старого ублюдка. Но как? Его собственный сын, Джейсон, только-только должен был появиться на свет, и Терри не знал, как поступить, как не знал он и впоследствии. В тот раз он просто проигнорировал Генри. Друг Терри, Карл, заметив это, посмотрел на Терри и отвернулся со странным деланым смущением. Тот самый Карл, хорошо одетый, с любящим, смешным, жизнерадостным, интересным отцом, которому, казалось, на всех вокруг хватало времени. Даже у Билли был приветливый батя, очень тихий в сравнении со своей общительной женой, но надежный как скала. Терри помнит, как он завидовал своим друзьям, что у них были те, кто мог их защитить и направить; люди, которые в своих скромных домах создавали тихую гавань, а не сеяли хаос и разрушение. Терри думает о собственных отпрысках. Джейсон преуспел вопреки, а может и благодаря, относительно постоянному отсутствию отца. Гийом и Рыжий Ублюдок, кажется, в порядке. Другое дело — Донна. Терри наконец-то понимает, что ей не просто было нужно, чтобы он был рядом, ей было нужно, чтоб он изменился. А он не справился ни с тем ни с другим.
— Это Мораг. — Хэнк указывает на женщину в кабине.
Мораг слегка кивает, Терри отвечает рефлекторно-кокетливой улыбкой, но глухой стук в груди умеряет его экспрессию.
Исключительных размеров гроб не вмещается в двери обычного катафалка, поэтому в крематорий Марджори Маккей везут на тягаче без кузова, который напоминает Терри те грузовички, на которых он в молодости развозил соки. Машина громыхает и медленно едет в город, изводя тем самым Терри, который большую часть пути плетется позади. На этот раз работы по ремонту трамвайных путей действительно превратили пересечение улицы Принцев в тяжелое, нескончаемое испытание, и Терри чувствует, как его настигает вся эта водительская брехня, которую он нес пассажирам.