Элис хочет что-то сказать, сомневается, но все же произносит:
— Тогда он не был старым алкашом! Он был очень представительным и симпатичным молодым почтальоном, пока не спился! И еще он был твоим, черт возьми, другом!
Взгляд Терри мечется по кухне в поисках чего-нибудь, на чем можно было бы сфокусироваться. Он останавливается на старых швейцарских часах с кукушкой на стене, которые перестали что-либо показывать добрую пару десятков лет назад.
— Ты разрушила мою жизнь, — сдавленным голосом произносит он.
— Что? — визжит в ответ Элис и надвигается на него. — Что ты несешь?
— Ты! — Терри снова, с презрительным и демоническим блеском в глазах, поворачивается к ней лицом. — Раньше я думал, что все из-за этого джамбо, из-за этого ублюдка Генри, но все было из-за тебя! Из-за тебя!
— Это ты разрушил мою жизнь! — рявкает Элис. — Это ты стоил мне Уолтера и всех остальных возможностей стать счастливой, которые у меня, черт возьми, были… — Она с неожиданной быстротой выбрасывает вперед свою костлявую руку и хватает Терри за волосы, и хотя из-за отсутствия кудряшек она не может как следует вцепиться, вторая рука все же настигает его лицо. Затем Элис отходит назад, но в ее глазах все еще горит огонь.
Удар, пускай хилый, смазанный и безрезультатный, оглушает Терри, поскольку на его памяти Элис впервые подняла на него руку с тех пор, как перестала шлепать его по выглядывающим из-под мальчиковых шорт ляжкам.
— Ты неудачник! Ты ничего не добился в жизни! Ты ничего не достиг! Одни только мерзкие фильмы, где ты выставляешь себя дураком и всех унижаешь!
Все, о чем сейчас может думать Терри, — это фервеи, рафы, бункеры, грины, флаги и, в первую очередь, белые мячи и темные, темные лунки.
— Ты ничего не знаешь! Я выиграл большой, сука, турнир по гольфу!
— Да, — горько смеется Элис, — твое новое жалкое увлечение! Думаешь, гольф тебя спасет, черт возьми? Да? Так? Отвечай!
— Я не знаю! Но это у меня, черт побери, получается!
— Получается? У тебя? Да ты и клюшку-то в руках никогда не держал!
— На прошлой неделе я выиграл международный турнир! С большим денежным призом! Сто тысяч фунтов!
— Да, как же, мечтай!
— Я тебе говорю! А в субботу я сделал «шестьдесят девять» в Сильверноусе, так-то! Хорошо, это всего лишь распиаренное муниципальное поле для питч-энд-патта, но когда ты в последний раз делала «шестьдесят девять»? Готов поспорить, что тогда, с этим старым грязным придурком Алеком Почтой! — И Терри вылетает из дома, садится в кэб, а Элис захлопывает за ним дверь.
Он запускает двигатель и едет в город, но почему-то останавливается возле того самого парка, где когда-то играл ребенком. Из-за резкого склона здесь невозможно играть в мяч, да и вообще заниматься чем бы то ни было, кроме как спускать собак с поводка, чтобы они могли вволю посрать, но Терри замечает женщину с двумя маленькими детьми в коляске, на ручках которой опасно раскачиваются пакеты с продуктами. Она все еще молода, но измучена заботами, потеряла форму от следующих одна за другой беременностей и плохого питания. Она катит коляску по парку, но колеса застревают в густой грязи, и в ответ на ее мольбы, чтобы карапуз вылез и пошел пешком, раздается отчаянный плач. Не стоило ей срезать через парк. Терри испытывает чувство глубокой обиды за эту женщину и потрясен этим. Ему хочется нажать на гудок, посигналить ей и подвезти домой. Но он таксист. Она решит, что он маньяк. Поэтому он едет в город.
Расстроенный, подавленный и не находящий себе места, Терри решает заехать в «Такси-клуб» и выпить пива. Внутри Культяпка Джек и Блейдси.
— Частники? Нахуй этих педофилов. Этих парней вербуют прямо в Питерхеде, ответил я этому придурку, — выпятив вперед грудь, заявляет Джек. — Нет, приятель, доверять можно только «Кэпитал кэб сервис».
— Кажется, в частном найме действительно работает больший процент преступников, — неуверенно произносит Блейдси в тот момент, когда Терри подходит к бару и берет стакан.
Терри опасается, он не разговаривал со своими товарищами по такси с прошлой недели, когда здесь произошел погром, состоялась сделка с наркотиками и была испорчена бутылка виски. Он бросает на них робкий взгляд как раз в том момент, когда в клуб входит Толстолобый, который теперь раб диспетчерской.
— А, Терри… я смотрю, ты все-таки брал заказы, вместо того чтоб сойти с линии.
— Отвянь, — бросает Терри, поднимая стакан и закидывая за воротник пару сантиметров. — Сначала ваши устроили мне разнос за то, что я не брал заказы, теперь наоборот.
— Терри, диспетчерская ничего против тебя не имеет, — говорит Толстолобый. — Никто в диспетчерской за тобой не следит. Не волнуйся.
Неожиданно остальные таксисты собираются вокруг Терри, чтобы его поддержать.
— Что ты вообще здесь делаешь? Это «Такси-клуб», а не какой-нибудь сраный клуб диспетчеров! — кричит Джек.
— Мы все работаем в одной команде, — отвечает в свою защиту Толстолобый.
— Хуй там был! Это вы пытались вытурить меня из вашей сраной команды! — кричит Джек. — Терри, скажи ему. Куда это он? Терри?
Но Терри выходит на улицу и возвращается в кэб. Передохнуть в «Такси-клубе» не получилось; даже это грубое братство кажется теперь пустым и приносит одну лишь суету. Джонти в Лондоне — Терри сам проводил его на прошлой неделе. Ронни вернулся в Америку. Своей собственной семье он глубоко безразличен. И вот Терри бесцельно ездит по городу, сворачивает на Ньюбридж и отправляется в сторону Файфа. Впереди простирается Роуд-бридж, скоро его заменят другой конструкцией дальше по течению. Избыточен, как и я, с сарказмом думает Терри. И понимает, что пришло время все кончить, в самом подходящем для этого месте.
Он останавливает кэб и движется по дорожке для пешеходов под налетающими порывами ветра. Да, время пришло. Терри перелезает через парапет и смотрит вниз, на похожую на помятый лист черного железа воду, отмеченную кое-где редкими белыми пенными надрезами, которые напоминают ему личинок Алека. Сделают ли рыбы с его телом то же, что наземные существа сделали с его отцом, с его другом?
Пока он думает о том, чтобы разжать холодные пальцы, звонит телефон. Терри видит, что это Донна. Он отвечает и прижимает трубку к голове, чтобы справиться с шумом завывающего ветра. И все равно едва ее слышит.
— Ба в больнице. Упала с лестницы.
— Понятно, — говорит Терри. Он представляет, как Элис, неосторожная и неуклюжая, в ярости после случившейся ссоры, скатывается на пол и как хрустят ее кости.
— Тебе придется за ней поехать. Я не могу, у меня здесь маленькая, она всю ночь не спала из-за поноса.
— Ясно… она в порядке?
— Да, но вонь жуткая, и это никак не заканчивается. Я ее уже три раза переодевала, засранку эдакую.
— Я имею в виду мою маму, — говорит Терри.
— Они не сказали ни да ни нет. Тебе придется поехать и посмотреть самому, потому что я не могу оставить Кейси Линн.
— Ясно…
Терри вешает трубку. Он снова смотрит вниз и впервые цепенеет от ужаса. Его рука — он не чувствует свою руку, которая лежит на ограждении. Он смотрит на нее; она кажется розово-синей и такой же холодной, каким было лицо Алека в той глыбе льда. Усталость растекается по телу, как смертельный яд, и Терри понимает: он слишком слаб, чтобы перелезть обратно. Второй рукой он засовывает телефон в карман своей куртки «Норт-фейс». Он коченеет от холода и чувствует, что падает…
И он правда падает…
Но только на несколько сантиметров. Каким-то образом ему удалось перевалиться через парапет обратно на дорожку. Он издает крик и чувствует, как ветер жалит его в тех местах, где по лицу катятся соленые слезы. Смерть напугала его. Но то, что он ее обманул, оказалось куда мучительнее и оставило его без сил. И, как по сигналу, он чувствует спазм в паху.
— Почему это со мной происходит? Все, чего я хочу… все, чего я, сука, хочу… — кричит он неумолимому ветру, который несется вдоль русла черной реки, — ВСЕ, ЧЕГО Я ХОЧУ, — ЭТО тупая, сука, ЕЗДа!
Он машинально бредет по мосту, видит, как его онемевшая рука открывает дверцу такси. Все в том же состоянии он на автопилоте едет в Королевскую больницу. И только поток теплого воздуха из открывшихся автоматических дверей заставляет его почувствовать, что он все еще на этом свете.
Элис оступилась и упала, ей сделали рентген, но, кроме ссадин и воспаления, ничего не обнаружили. Терри подвозит ее до дома в полной тишине. Его мать, с головой ушедшая в свой собственный мир страданий и боли, кажется, только к концу поездки замечает, что с ее сыном случилось что-то серьезное.
— Ты сам-то в порядке?
— Да, все хорошо, — отвечает он убитым голосом, от которого Элис пробирает дрожь.
Она пытается заставить его подняться к ней домой, но Терри отказывается и уезжает к себе, после чего большую часть вечера сидит с телефоном, прокручивая номера и решая, кому же позвонить. Потом раздается звонок. Он смотрит на имя и смеется: СУИЦИДНИЦА СЭЛ. Могли бы нырнуть вместе. Настоящая романтика! Он нажимает на красную кнопку, чтобы прекратить вызов. Затем идет в кровать и проваливается в беспокойный, неприятный сон.
Терри просыпается еще более уставшим, из окна сочится анемичный свет, будильник на телефоне заливается резкой мелодией, которую он на своей памяти не устанавливал. Ему совсем не хочется на прием к врачу. Жалкое, мокрое утро, и, хотя на дворе еще май, Шотландия уже практически потеряла всякую надежду хоть на какое-то лето.
В кабинете рядом с доктором Моиром сидит еще какой-то мужик, и это первое, что выводит Терри из себя. В отличие от специалиста по кардиологии, который держался напряженно, этот выглядит как персонаж с дурной репутацией: в коричневом костюме, с небрежной светлой челкой и длинным рябым лицом. Терри кажется, что он тоже может быть каким-нибудь «специалистом». В комнате царит зловещая атмосфера. Интересно, думает Терри, насколько, сука, еще хуже все может стать?
Доктор Моир откашливается: