Из автомата Гудрун поливает свинцом прогулочный двор тюрьмы. Заключённые бросаются на землю. То же делают и надзиратели. Двое застывают неподвижно, они уже не встанут.
Тем временем заключённый, столь неуклюже завязывавший шнурок, с поразительной ловкостью вскарабкивается по верёвочной лестнице на гребень стены, перепрыгивает на башню ремонтной машины. Вместе с Аром и Гудрун он спускается вниз, вскакивает в машину, и Рика быстро, но осторожно трогает с места. Когда начинает реветь тюремная сирена, возвещая о побеге, они уже далеко.
Охранники выскакивают во двор, загоняют заключённых в камеры. Затем они поднимаются на стену и осматривают ремонтную машину. Из распахнутых ворот выезжает оперативная бригада. Во все концы летит сообщение о происшествии. Вскоре полиция оцепляет район.
Но налётчиков там давно нет. В одном из глухих проходных дворов они, бросив машину, пересели в крошечный, с брезентовой крышей «ситроен» и, попетляв по улицам, въехали в большой огороженный двор. Почти не снижая скорости, «ситроен» по заранее установленному помосту с ходу въехал в большой мебельный фургон. Какие-то шустрые ребята заставляют крохотный автомобильчик двумя могучими шкафами и плотно запирают двери. Фургон сразу же трогается с места и устремляется к загородному шоссе.
К чести полиции, она успевает установить заграждения на дорогах очень быстро. Останавливают все машины, в том числе и огромный мебельный фургон. У водителя, благообразного, аккуратного молодого человека в очках, проверяют документы, даже заставляют открыть заднюю дверь. Приподнимают брезентовый занавес, видят шкафы.
На этом осмотр заканчивается, и фургон едет дальше. Вот это полицейским, производившим осмотр, чести не делает. Зато спасает им жизнь…
Гудрун, Рика и Ар застыли со своими «свенами» в руках. Это надёжный автомат, хотя и не столь миниатюрный, как «ингрэм мариетта». Но сильный. Им были вооружены австралийские солдаты в Бирме во время войны на Тихом океане. «Свен» лучше, чем «стен», да и «стерлинг» и «томсон» с ним не сравнятся. Во всяком случае, боевики предпочитают «свен».
Тревога оказывается напрасной. Фургон катит дальше. Ар вытирает пот со лба, Гудрун достаёт фляжку с ромом, и все по очереди жадно пьют из горлышка.
— Спасибо, ребята, — говорит беглец. У него землистого цвета лицо, заросшее щетиной. — Здорово вы это сварганили. Вы кто?
Нет, он явно потерял чувство реальности за время заключения. Ну кто же задаёт подобные вопросы?
— Мы рождественские деды, — смеётся Рика. — Везём подарок твоим друзьям. Передай им новогодние пожелания. Впрочем, мы их не знаем.
Беглец, понявший свой промах, смущённо улыбается.
— Ладно. Всё равно спасибо. Придётся — отплачу.
— Не придётся, — говорит Гудрун.
Отъехав километров пятьдесят от города, фургон останавливается в глухом лесу. Здесь уже стоят две машины.
Из одной выходят двое мужчин и две девушки, они бросаются к беглецу, обнимают его, жмут руки, хлопают по плечам. Они привезли ему одежду, коробку с едой, вино. Он сдержанно благодарит и обращается к своим спасителям:
— Ещё раз спасибо, ребята. — Пожимает им руки и, помедлив, добавляет: — А тебя, Рика, я узнал. Ты молодчина, на твоих статьях и я учился. Спасибо тебе от всех нас, от всей нашей организации «9 апреля». Мы им ещё покажем!
Друзья усаживают его в машину, и, переваливаясь по кочкам, она исчезает за деревьями.
А Гудрун, Рика и Ар залезают в другую и, сверившись по карте, лесными и просёлочными дорогами добираются до своего убежища.
Здесь их ждёт Франжье. Он весь радушие.
— Ну что, голубки, всё в порядке, если верить радио?
Ему никто не отвечает, все расходятся по комнатам, моются, переодеваются.
Потом снова собираются в гостиной, где Франжье смотрит телевизор.
На экране возникают кадры, показывающие стену тюрьмы, двор, сторожевую вышку, брошенную ремонтную машину. Репортёр берёт интервью у начальника тюрьмы, у начальника полиции, у часового, у надзирателей, даже у заключённых. Далее на экране возникает седая женщина со впалыми щеками, с заплаканными глазами. Это вдова одного из убитых надзирателей, её поддерживает дочь — девушка лет восемнадцати, она не может сдержать рыданий. Вдова что-то бормочет в микрофон. Неожиданно девушка начинает кричать, захлёбываясь слезами:
— Будьте вы прокляты! Вы не люди! Вы чудовища! Ну убивайте, жгите, взрывайте! Но не говорите, что это ради свободы людей! Вы звери, лживые звери…
Ар резким движением выключает телевизор и до боли закусывает губы. Он наливает полный стакан пива.
— Выпьем, — кричит неестественно громким голосом, — выпьем за зверей! А? За славных хищных зверей, которые убивают во имя свободы! За львов, за тигров, за шакалов!
— Не ори, — обрывает его Гудрун, — истерик. Лес рубят — щепки летят. Ещё ни одно большое дело не обходилось без жертв. Но это необходимые жертвы. Да, мы убьём тысячи, но свободными станут миллионы!
— Тихо, — говорит Франжье, в его голосе звучит металл, — разболтались! Вы делаете важное, нужное дело. Вы боретесь за революционные идеалы. И хватит болтать. Послезавтра будем эвакуироваться — здесь начинает дурно пахнуть. Полицейские не любят, когда ликвидируют их товарищей. А тут два надзирателя, да ещё этот следователь, уж не знаю, кто его кокнул. Это перебор. Пора уезжать. Так что готовьтесь. Послезавтра.
Глава VIIСкитания
После того как мы вытащили этого типа из тюрьмы, в городе, по выражению нашего шефа, стало дурно пахнуть. Полиция просто взбесилась — прочёсывают квартал за кварталом, взялись за окрестные деревни. Того и гляди заглянут к нам. Так что самое время сматывать удочки. Жаль, я уже привык к нашему тихому домику, к этому глухому лесному уголку.
Между прочим, именно в те дни я обнаружил в себе новую черту — склонность к сентиментальности. Теперь-то, когда обдумываю эти строки, я эту черту утерял. И уже давно. А может, не утерял? Пожалуй, нет. А если быть точным — сентиментальность во мне таилась всегда, но просыпалась лишь иногда и непонятно по какому поводу. Впрочем, это я сейчас анализирую, когда располагаю временем, а тогда мне было не до вздохов и закатывания глаз. Так что погулял я в последний раз по лесным тропинкам, попрощался с белками и птичками, подышал лесным воздухом и пошёл собирать вещи.
Замечу, что вещей у меня немного. Костюм, что на мне, плащ, шляпа, фальшивая борода и другие камуфляжные аксессуары, например, ватные тампоны за щёки, чтобы изменился овал лица… Ещё пара пистолетов. Ничего более серьёзного шеф брать не разрешил. «Тяжёлая артиллерия будет следовать за вами малой скоростью», — сказал.
Вечером он приехал за нами на машине — ночью предстояло пересечь границу, до которой три часа езды.
Посидели, выслушали последние нотации шефа и загрузились в машину, чёрный быстроходный «рено». Я сажусь за руль. Франжье с нами не поехал. Да и к чему? Он так подробно и долго втолковывал нам все адреса, пароли, детали маршрута, каналы связи, что я могу их повторить, хоть разбуди меня среди ночи.
На прощанье Франжье сказал:
— Помотайтесь, запутайте следы, пусть вас немного подзабудут. Да и кое-чему не мешает вам подучиться. Когда придёт время, я вас найду, не беспокойтесь. И тогда займётесь настоящим делом.
— А это, значит, всё ненастоящее было? — спрашиваю.
— Это так, разминка, — отвечает без улыбки. — Ну всё, до встречи.
Всю дорогу мы молчали. Каждый думал о своём. Не знаю, о чём Гудрун и Рика, но сомневаюсь, чтобы о новых фасонах платьев. Лично я подводил кое-какие итоги.
Как же получилось, что образцовый студент, жизнерадостный спортсмен, профессиональный донжуан Арндт вдруг превратился в опасного террориста-боевика, убийцу, врага общества, в солдата «Армии справедливости», чья цель разрушение этого самого неправедного общества? Как?
Я не такой уж простак, чтобы не понимать, какую роль здесь сыграли такие люди, как Франжье, этот «дорогой друг» Рони, да и моя нежная подруга Гудрун, у которой на счету больше убитых, чем любовников (а этих трудно сосчитать).
И всё же, если бы не существовало этих моих учителей, стал бы я тем, кем стал? Наверное, всё-таки да.
Как ни крути, а виновато общество, в котором мы живём, его законы, его нравы, его властители, эти «сильные мира сего». Я не теоретик, я практик и не очень-то разбираюсь в теориях, в которых такой мастак Рика. Но я согласен с ней — всех этих жирных свиней, погрязших в своём богатстве, надо давить как клопов. Сокрушить это гнусное общество потребления — задача благородная, но нужно подготовить почву. Нужно безостановочно и неустанно жалить. «Кусай и исчезай» — вот в чём сейчас наша задача. Сейчас, а дальше?
Когда-то у меня были какие-то мечты, цели, идеалы, что ли. А что теперь? Что осталось?.. Как что? Осталась борьба. Мой долг бойца «Армии справедливости». Ладно, сейчас, когда мы мчимся по ночному шоссе, думать обо всём этом не хочется. Впереди ночь, которую раздвигают могучие фары нашей машины, по обе стороны тянется неподвижная стена леса. Изредка навстречу проносятся гигантские грузовики с прицепами, они везут в наш город овощи, фрукты, цветы…
Гудрун трогает меня за плечо, я сбрасываю скорость, вглядываюсь в километровые указатели. Ещё пять минут езды, и мы сворачиваем на боковую дорогу, проезжаем десяток километров, снова сворачиваем теперь уже на узкую разрытую лесную дорогу и едем совсем медленно.
Неожиданно впереди мигает красной точкой карманный фонарь. Красная точка становится зелёной, зелёная жёлтой и снова красной. Мы вынимаем пистолеты, я останавливаю машину.
К нам выходят двое парней. Они молча пожимают нам руки и уводят в лес… Итак, мы за границей. Как мы её перешли? Ну какая вам разница! Вы же не будете её переходить тёмной ночью глухим лесом, а? Вы, сидящие в стёганом халате и ночных туфлях в мягком кресле у камина, уставившись в экран телевизора, где крутят какой-нибудь идиотский фильм про шпионов и бандитов. Такой же далёкий от действительности, как ваша ватная благополучная жизнь далека от моей. Ну так не спрашивайте! Вы ведь пересекаете границы в спальном вагоне или воздушном лайнере. И для вас главная опасность, чтоб таможенники не обнаружили в вашем чемодане бутылку виски или сигаретный блок сверх нормы. Жуткий риск!