— Интересно, кто такой этот Рони?
Ей никто не отвечает, да она и не ждёт ответа. Но ведь в самую точку попала! Увидим ли мы его ещё когда-нибудь?
Ответ на свой вопрос я получил в тот же вечер. Французы говорят, что, когда думаешь о чёрте, он показывает хвост.
Мы обедаем в маленьком ресторанчике возле церквушки, что недалеко от улицы Монблан. Это даже не ресторанчик, а какой-то домашний пансион, и хозяйка обхаживает нас, надеясь, наверное, что мы у неё снимем комнаты. Чёрта с два.
Возвращаемся к себе на квартиру и включаем телевизор. И в один голос начинаем хохотать. Передача посвящена… терроризму! Наверное, сегодня Всемирный день терроризма, и все фильмы, теле- и радиопередачи посвящены ему. Не знаю, откуда идёт передача, во всяком случае, не из Швейцарии. Некий, судя по количеству орденов и галунов, высокий полицейский чин важно разглагольствует о наших скромных делах. Он обрушивает на нас целую лавину цифр. Оказывается, за минувший год «в мире было совершено 2400 актов терроризма», в том числе 744 убийства, 684 нападения, 100 похищений, подложено 848 бомб, угнано 11 самолётов…
Одна американская фирма «Рассел и Теккер», или что-то в этом роде, даже использует специальные компьютеры, вычисляя «степень вероятности нападения террористов», и берёт за это по тысяче долларов. Но советов фирма не даёт (и хорошо делает, иначе давно бы обанкротилась).
Я слушаю и постепенно мрачнею. Я-то думал, что мы вносим серьёзный вклад в мировую революционную борьбу, а оказывается, стреляют и убивают все, кому не лень, вон сколько совершается нападений, без малого по десятку в день.
Выключаем телевизор, садимся ужинать. И тут раздаётся условный стук в дверь.
Мгновенье — и мы на ногах. Рика бросается к окну, из-за занавески смотрит на улицу. Гудрун выходит в переднюю и становится так, чтобы отворившаяся дверь загородила её. Я подхожу к двери и присаживаюсь на корточки, чтоб в меня не попали, если будут стрелять сквозь неё. В руках у нас пистолеты. Всё это давно отработано, и, будь мы лунатиками, наверное, и во сне заняли бы те же позиции.
Тихим голосом спрашиваю тех, кто стучал. Слышу пароль, говорю отзыв и, не опуская пистолета, открываю дверь.
И кого же я вижу на пороге?
«Дорогого друга» собственной персоной!
Он улыбается, его белёсые глаза рассматривают меня. В редких светлых волосах безупречный пробор. На нём элегантный голубой костюм, розовая рубашка, синий галстук и жёлтые ботинки. Попугай.
— Не ждали? Рады? — спрашивает он, словно рождественский дед, пришедший к детишкам с полным мешком подарков.
— Откровенно говоря, не ждали, — говорю я.
Но мы действительно рады. И Гудрун и Рика начинают суетиться, чтобы получше угостить дорогого гостя. На столе вырастает батарея бутылок, из холодильника извлекаются все припасы. Но наш гость величественным жестом отклоняет угощение.
— Есть серьёзный разговор. — И улыбка исчезает с его лица.
Усаживаемся и готовимся слушать.
— Вот что, — начинает Рони, и в голосе его звучат командные нотки, — думаю, вам пора переменить климат. Европейский становится для вас вреден. Предлагаю совершить небольшое турне за океан, скажем, в Южную Америку. Там сейчас благодатный сезон. Отдохнёте. А кстати и усовершенствуете ваши знания. Учиться всегда полезно. Потренируетесь. Ума наберётесь. А потом, обогащённые, вернётесь домой уже для настоящей работы.
— Значит, до сих пор работа была не настоящая, так, шуточки? — не выдерживаю я.
— До сих пор, — говорит он жёстко, — вы были дилетантами. Способными, не спорю, но любителями. Вернётесь после наших лагерей профессионалами.
— Каких лагерей? — спрашивает Гудрун.
— Тренировочных. Не беспокойтесь, условия там и для жизни, и для занятий прекрасные. Ещё спасибо скажете. Есть вопросы?
— Когда отправляться? — интересуется Рика.
— Завтра.
— Прямо завтра?
— Прямо завтра.
— А как?
— Самолётом. Билеты уже заказаны. Деньги у вас есть, насколько я понимаю (улыбается, мерзавец, иронически). А новые паспорта вот, с визами, печатями. Всё в порядке.
И протягивает нам толстый конверт.
— Ну что ж, мне пора. Ни о чём не беспокойтесь. О дне вашего прилёта там будет известно. Вас встретят, доставят куда надо.
— А вас когда увидим? — спрашиваю.
— Увидите в своё время, — усмехается.
— Когда обратно?
— Всё узнаете в своё время.
— Франжье в курсе дела? — спрашивает Рика.
— Конечно. Кстати, он просил вам передать привет. Приехал бы сам, но дела не позволяют. Во всяком случае, когда вернётесь, по-прежнему будете иметь дело с ним.
И вдруг я испытываю чувство странного облегчения. Уехать! Уехать! Подальше. И поскорей. Куда-то, где можно не прятаться, не надевать парики и тёмные очки. Не носить пистолета в кармане. Не оглядываться на каждый шорох. Не присматриваться к каждому встречному. Где можно просыпаться по утрам и знать, что доживёшь до вечера.
И где не надо убивать других…
Чувство это накатилось стремительно, оно росло, как снежный ком. Я хотел бы уехать сегодня, прямо сейчас…
— Летим завтра? — спрашиваю.
— Да, — отвечает Рони.
— А может, лучше сегодня?
Он с удивлением смотрит на меня.
— Куда такая спешка? Вот, кстати, билеты в первый класс. И вот что, переоденьтесь-ка! Это здесь вы сливаетесь с природой, — он улыбается, — а там, в первом классе, окажетесь белыми воронами. И ещё — оружие оставьте здесь. С ним аэродромный контроль не пройдёшь.
— Как же без оружия?! — восклицает Гудрун (она не хотела бы с ним расставаться даже и в уборной).
— Да не беспокойтесь, там получите другое. Там всё получите, — он иронически смотрит на нас, — и оружие и квалификацию.
Я беру себя в руки. Что за истерика? Что за слабодушие? Я боец «Армии справедливости», я человек, посвятивший свою жизнь борьбе с капитализмом, с этим отвратительным, презренным обществом стяжателей. Так какого чёрта! Да нет, теперь уж покоя, безопасности и безделья мне не знать до конца жизни. А вот когда наступит этот конец, не известно никому, и меньше всего мне.
— Ну что же, — говорю я, — спасибо за заботу. Будем готовиться к отъезду.
Это был довольно невежливый намёк. Но Рони, по-моему, его не понял. Или не захотел понять. Он посидел у нас ещё полчасика, беседуя о чём попало, только не о деле. Потом распрощался.
Похлопал меня по плечу, пожал руку, поцеловал в щёчки женщин и исчез, оставив запах крепкой туалетной воды.
Спали мы плохо, проснулись рано. И сразу же начали готовиться к отъезду. А чего, собственно, готовиться?
Мы всё оставляем в этой квартире. Как охотники на далёком севере: оказавшись в охотничьей избушке в глубине лесов и найдя там оставленные предшественниками консервы, патроны, спички, они, в свою очередь, уходя, оставляют запасы тем, кто придёт после них.
Наши деньги мы ещё раньше поодиночке, немало помотавшись по маленьким банкам, перевели в дорожные чеки. Оставалось переодеться. И вот во время этой, казалось бы, пустяковой процедуры чуть не произошла катастрофа.
Конечно, из-за этой сумасшедшей Гудрун. Мы покупали плащи, костюмы и обувь в разных магазинах, заходя туда поодиночке.
Так вот, когда Гудрун зашла в «Иновасьон» и стала примерять новый плащ, продавщица взяла подержать её старый. Его карман оттягивало что-то тяжёлое, заглянув в него, продавщица обнаружила пистолет (ну что скажете — едем на аэродром, куда с оружием нельзя, так она всё-таки взяла его), разволновалась, растерялась и постаралась незаметно сообщить о случившемся заведующему секцией.
Но Гудрун оказалась на высоте. Увидев в зеркале всю эту сцену, пригнулась и, лавируя между рядами развешанной одежды, пробралась к лифту, спустилась на первый этаж и вышла из магазина.
Впрочем, чтоб нас не нервировать, она рассказала об этом эпизоде позже, когда мы летели над океаном. Замечательный полёт! Наверное, то были самые счастливые часы в этот период моей жизни, и сейчас я вспоминаю о них с удовольствием и тоской.
В аэропорту всё прошло благополучно. Багаж наш (два чемодана с одеждой, чтобы выглядеть солидно) даже не досматривали, паспорта проштемпелевали за полминуты. И вот мы в «Боинге-747» бразильской компании «Вариг», в этом роскошном самолёте, да ещё в первом классе.
Шума двигателя почти не слышно, за окном ночь, в самолёте погасили свет, только горят ночники. Сюда не нагрянет полиция, здесь безопасно, покойно. Ах, лететь бы так всю жизнь в мягком кресле, в тихо урчащем роскошном самолёте. И чтоб ночь и мрак были только за окном, а не в душе, не на сердце. Не впереди…
Мы подлетаем к Американскому континенту ещё засветло, где-то справа осталась Куба, на страшной глубине под нами лежит ровный посверкивающий океан. Отсюда, с высоты десяти километров, разыграйся там хоть самый бурный шторм, всё равно будешь видеть тишь да благодать.
Наконец возникает пенный прибой, жёлтые пляжи, зелёные пятна леса, разноцветные крохотные кубики прибрежных вилл, посёлков.
Мы приземляемся в Ресифе. Остановка один час. Пересадка. И мы летим дальше на ДС-9 местной компании. Наш путь лежит на противоположный конец континента, в страну, которая по своим очертаниям напоминает червяка. Или змею. Прилетаем уже совсем в темноте. Опять пересадка на какой-то маленький самолётик, ещё час полёта, и мы приземляемся на небольшом аэродроме.
Здесь нас встречают. Я ждал какого-нибудь черноволосого кабальеро в огромном сомбреро и с парой пулёметов за поясом. Ничего подобного — вполне белый, даже бледноватый блондин. Он сразу подходит к нам, молча здоровается за руку и ведёт к подержанному «лендроверу». Может, он не знает языка? Мы едем по просёлочным дорогам, минуем селения, где, по-моему, и электричества-то нет, а только керосиновые лампы, въезжаем в лес, наконец оказываемся на поляне, на которой стоит небольшой жилой вагончик и вертолёт.
Блондин подводит нас к вертолёту, сажает в него, жмёт на прощанье руки и захлопывает дверь. За всё это время он не произнёс ни одного слова. Да, в болтливости нашего сопровождающего не обвинишь. Впрочем, он может то же самое сказать и о нас.