Как сообщали газеты, в ФРГ существовало 140 неонацистских групп, в которых состояло почти 20 тысяч членов; в Испании действовали около ста ультраправых группировок; во Франции имелась ещё без малого сотня; в Финляндии тоже собралось вокруг новоявленного фюрера Синтойнена тысяч двадцать нацистов. Были такие и в Австрии, и в Дании, и в Бельгии, и в Португалии, и в Италии, и в Норвегии, и в Англии… И конечно же, у Ара на родине.
Занимались ли они своим «коричневым» делом на основе родившегося за океаном пресловутого документа «ФМ 30–31», где прямо говорилось о необходимости использовать «террористические движения в дружественных странах», или действовали по собственной инициативе, кто знает?
Документ, например, рекомендовал «создание полувоенных подрывных группировок, участие провокаторов в манифестациях с целью организации беспорядков и столкновений с полицией, акции, направленные на дискредитирование юридической власти и полиции, за проникновение в государственный аппарат, организацию взрывов, на убийства полицейских…».
Почти каждые десять часов происходят провокации, которые газеты дружно приписывают «левакам», «красным», а то и прямо «левым силам».
— Революцию не планируют, её делают! — говорит своим подругам Ар.
И вся тройка активно включается в «революционную борьбу». Взрываются две наполненные динамитом машины — одна у ворот американской военной базы, другая у здания городского комитета коммунистической партии; через несколько дней убивают председателя городского суда, ещё через неделю взрывается бомба на почтамте, потом убивают генерального прокурора; через месяц покушаются, правда неудачно, на президента крупнейшего банка, убивают полицейского комиссара, лидера правящей политической партии, начальника полиции, директора конфетной фабрики… Взрывают, стреляют, похищают… А всего в стране за десять лет с небольшим было совершено 13 тысяч актов политического терроризма, 312 человек убили и 1.075 ранили.
Однажды вечером, когда Гудрун, Рика и Ар отдыхали от своей бурной деятельности, с увлечением наблюдая по телевизору рекламу новой непотопляемой морской яхты, раздался условный стук в дверь.
Это был Франжье. Хоть связь с ним они поддерживали всё время, воочию он предстал перед ними после их возвращения впервые.
Франжье казался постаревшим и усталым.
— Рад вас видеть, голубки, — сказал он со слабой и тут же слинявшей улыбкой, — вы отлично выглядите и за последнее время неплохо поработали. Как самочувствие?
— Самочувствие можете определить по нашим делам, — заметил Ар.
— Ну, судя по ним, оно великолепное. Но сейчас нам предстоит осуществить очень сложную акцию. Очень.
Он замолчал.
Его «подопечные» впервые видели своего шефа таким озабоченным. Видимо, дело действительно предстояло серьёзное. Ар выключил телевизор. Рика принесла из кухни бутылки с виски, пивом, ликёрами, но Франжье даже не взглянул на них. Он посмотрел на часы, потом на дверь. И, словно в стандартном детективе, в ту же секунду раздаётся условный стук.
Ар, Гудрун и Рика мгновенно занимают боевые позиции.
— Откройте, это ко мне, — говорит Франжье.
Входят двое: парень со спутанными волосами, неровно подстриженными усами и плотная черноглазая девушка с длинными густыми чёрными волосами, спадающими по плечам.
— Знакомьтесь, — говорит Франжье, — Карл и Ирма. А это Ар, Гудрун, Рика. Садитесь. — Он уже, как всегда, деловит и энергичен. — Итак, предстоит новая, очень, подчёркиваю, очень важная, а главное — трудная акция.
Наступает напряжённая тишина. Лишь с улицы доносятся обычные звуки — гул проезжающих машин, детские крики, хриплый лай собаки.
— Речь идёт вот о чём, — Франжье делает паузу, кажется, он никак не может решиться приступить к делу. Наконец заговорил сухо, лаконично, без лишних подробностей: — Предстоит похитить вожаков двух враждебных нам партий: коммунистической и главной оппозиционной — либеральной. Эстебана и Ларсона.
— Эстебана?! — не может сдержать восклицания Ар.
— Да, Эстебана, — раздражённо повторяет Франжье, ему не нравится, что его прерывают. — Так вот, его и Ларсона. Мы будем их судить. На суде они признают свои заблуждения, политическую несостоятельность своих политических взглядов (а следовательно, и тех, которых придерживаются и их партии). Все подробности суда мы будем записывать на плёнку и посылать в газеты, информационные агентства, на радио.
— А потом? — спросил Ар.
— А потом мы их отпустим. Полностью дискредитированные, они постараются оправдаться перед своими партиями, у них есть верные сторонники, начнётся раскол, сумбур. Об этом нас и просили.
— Кто просил? — настораживается Ар.
— Я неправильно выразился, — раздражённо морщится адвокат. — Имел в виду, что вас об этом прошу я. Задание это вы должны выполнить, — он опять говорит властно, — и притом точно, быстро и без ошибок. Ваше дело само похищение, вернее, арест, — поправился Франжье. — Мы арестовываем, чтобы предать суду опасных преступников. Это всегда связано с риском для обеих сторон. Но, как известно, цель оправдывает средства. И если это верно вообще, то для революционных армий верно вдвойне. В общей сложности в акции будет участвовать человек шестьдесят. Но вы на вершине пирамиды, вы ударная группа.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо перебил Ар, — похитили, увезли, а дальше?
— Дальше моя забота, — сухо ответил Франжье.
Но Ар хорошо знал, что Франжье должен делать после того, как Ларсон окажется у него в руках.
К тому времени боевики «Армии справедливости» действовали во всех случаях как высококвалифицированные профессионалы. У них была широкая сеть тайных квартир, целые арсеналы оружия, о пополнении которых заботились люди вроде «дорогого друга» Рони, в свою очередь добывавшего это оружие у «частных» торговых фирм вроде «Интерармс» Каммингса. Добывалось оружие и с помощью налётов на оружейные склады и транспорты. Порой винтовки и взрывчатка таинственно исчезали при перевозке с одной военной базы на другую. У террористов были ракеты, пулемёты, миномёты… даже зенитное орудие.
Каждая акция готовилась очень тщательно, поэтому группа, состоявшая из Ара, Гудрун, Рики, Карла и Ирмы, потратила всю осень и зиму на подготовку.
Наконец в середине марта они смогли приступить к делу.
Оба похищения были осуществлены на протяжении двух дней. И ни в чём не были схожи. Прежде всего крайне отличались друг от друга объекты акции.
Ларсон, лидер главной оппозиционной — либеральной — партии, принимал серьёзные меры для своей охраны (помимо той, которая полагалась ему от полиции).
Его большой двухэтажный дом, стоявший в фешенебельном пригороде, напоминал крепость. Над высокой каменной стеной, окружавшей сад, возвышалась ещё более высокая сетка, чтобы затруднить полёт гранаты, если кому-нибудь вздумалось бы метнуть её (а заодно и дохлых мышей или банки с красками, которые норовили бросить недовольные политикой его партии демонстранты). В доме пуленепробиваемые стёкла и стальные рамы. У ворот в специальной пристройке дежурила охрана, она могла в любой момент соединиться прямым проводом с ближайшим полицейским постом. Ночью в саду спускали собак и дежурили вооружённые сторожа.
На работу Ларсон выезжал всегда в разное время и разными маршрутами. Происходило это так: в определённый час внезапно и быстро раскрывались глухие железные ворота и из ворот вылетал «кадиллак» Ларсона. Рядом с шофёром сидел его постоянный телохранитель, офицер полиции. За «кадиллаком» следовала вплотную вторая машина с четырьмя телохранителями. Не считаясь ни с какими ограничениями скорости, автомобили неслись в город и там вливались в общий поток движения.
Казалось бы, при таких мерах охраны к лидеру либералов не подступишься. Однако Ар, тщательно изучавший эти меры, обнаружил два слабых места, на чём и был основан весь план похищения.
Во-первых, по совершенно непонятным причинам ни «кадиллак», ни машина охраны не были бронированными; во-вторых, каким бы маршрутом ни следовал Ларсон, подъезжая к штаб-квартире своей партии, он должен проехать по аллее, рассекавшей большой сквер.
В назначенный день боевики встали рано и тщательно проверили оружие. Спустились во двор, сели в машины (два обыкновенных белых «фиата», таких миллионы колесят по дорогам Европы) и разными дорогами направились в город. В одной ехали Ар и Гудрун, в другой — остальные.
А тем временем Ларсон, толстенький, кругленький, лысый, как бильярдный шар, поцеловал на прощание сынишек — таких же толстеньких и кругленьких, как отец, но в отличие от него кудрявых, — спустился с лестницы, сел в машину и поздоровался с телохранителем и шофёром.
Огромный «кадиллак» по обыкновению пулей вылетел из ворот и помчался в город. За ним неотступно следовал автомобиль телохранителей.
В городе скорость упала до двух десятков километров, и «кадиллак» с сопровождавшей его машиной охраны, как в любом большом современном городе, еле двигался от светофора до светофора, совершая лихорадочные прыжки, как только загорался зелёный свет, и снова застревая в очередной пробке. Наконец автомобиль Ларсона въехал в широкую аллею, проложенную через сквер, и движение ускорилось. Ларсон начал укладывать документы в портфель (он имел привычку в пути готовиться к наступавшему рабочему дню).
«Кадиллак» уже приблизился к концу аллеи, когда неожиданно яркий белый «фиат», обгонявший «кадиллак» слева, резко свернул вправо и начал тормозить. Шофёр Ларсона отчаянно засигналил, но вынужден был сбавить ход. Машина охраны затормозила ещё резче и ткнулась в задний бампер «кадиллака».
Всё последующее произошло одновременно и заняло не более минуты. Из кустов выскочили Рика и Карл — искажённые лица, плотно сжатые губы, горящие глаза. Они открыли огонь из автоматов по машине охраны, буквально изрешетив её и сидевших в ней охранников. Тем временем Гудрун и Ар, выскочившие из первого «фиата», прямо сквозь ветровое стекло «кадиллака» застрелили шофёра и личного телохранителя Ларсона и, открыв дверцу, начали вытаскивать из машины лидера либералов.