– Математику, – просто ответил дядя Боря (имея в виду предмет в своем университете.)
– Нет… Я имела в виду, что вы читаете в свободное время? – светским тоном уточнила я.
– Справочники. По математике, – спокойно ответил Аркадич.
– Интересно, наверное… – с сомнением прокомментировала я.
– Да, легкое чтение, – беспечно кивнул дядя Боря – Аркадич.
Хотя, конечно, он читал много и регулярно. И не только справочники по математике.
Он никогда не задавал нам глупых вопросов. Он задавал вопросы себе. Умные. Иногда как бы от нашего имени. И сразу отвечал. Емко, четко, коротко. Потому что дядя Боря был, как, надеюсь, уже ясно, известный профессор математики.
Например, он говорил:
– Вот вы спрашиваете, Москва…
Мы с сестрой мотали головами, мол, нет-нет, дядя Боря, мы не спрашиваем… А мама и папа одновременно нам ногами под столом – тыц! – а ну тихо!
– Вот вы спрашиваете, Москва, – продолжал он. – Ну, что Москва…
И начал наизусть шпарить статистические данные: количество населения, площадь, протяженность, географическое положение. Причем все это с точностью до квадратного сантиметра.
И вот когда он дошел в своем рассказе до размера Красной площади, Танька, лучшая воспитанница и самая умная девочка по версии дошкольного учреждения номер два «Колокольчик», тоже захотела показать свою эрудированность и спросила:
– Дядя Боря, а вы Ленина видели?
– Ну разумеется, – отмахнулся он от Таниного вопроса и только набрал воздуху, чтобы продолжать перечислять цифры про Москву и Московскую область, Танька налегла всем телом на стол и с придыханием перебила:
– Дядь Борь! Дядь Борь! И чево он вам сказал?
У дяди Бори Аркадича, кроме совершенного знания всех законов математики, было отличное увлечение: постоянное совершенствование немецкого языка. Дядя Боря и так знал его в совершенстве, но чуть ли не каждый день что-то читал на немецком, переводил и слушал всякие вражеские немецкие голоса. И к слову, писал на немецком безо всяких переводчиков свои научные статьи.
А однажды он съездил в ГДР.
Началось с того, что его статью должны были напечатать в научном журнале Академии наук ГДР. Дядю Борю вызвали в скромный незаметный кабинетик на самом краю института, где он работал, и вкрадчиво спросили:
– Борис Аркадьевич, а не содержит ли ваша статья какие-либо открытия?
«Да», – с гордостью подумал тогда дядя Боря, но вслух ответил, как его научили старшие коллеги:
– Нет.
– А инновации?
«Да», – опять не без гордости подумал дядя Боря и ответил:
– Нет.
– Изобретения?
«А как же!» – подумал и сказал:
– Нет.
– Имеет ли ваша статья теоретическую или практическую ценность?
«Еще бы! Еще какую ценность!» – подумал дядя Боря и ответил:
– Нет, ну что вы… Это вообще бесполезная статья, никому не нужная статья, специально для заграничных немецких товарищей статья…
– Аааа, ну что ж, тогда вы подпишите, что этого вышеперечисленного в вашей статье нет, и мы подпишем вам разрешение на ее публикацию в немецком научном журнале.
После публикации этой никому не интересной бесполезной статьи в журнале Академии наук ГДР дядю Борю пригласили в эту самую ГДР на симпозиум. Чтобы, значит, эту никому не нужную бесполезную статью прокомментировать в чуть более расширенном виде, эдак, сделать небольшой докладик и уложиться ну часика в два, в крайнем случае в два с половиной. Докладик такой. Маленький.
– Вы никак не можете ехать в ГДР на симпозиум, – опять сказали в маленьком кабинетике на самом краю его института.
– Почему же не могу… Как раз могу… Я до сентября совершенно свободен, – возразил дядя Боря
– Нет, не можете!
– Почему?
– Потому что у вас нет опыта проживания за границей.
– А где ж я его возьму, этот опыт, – ехидно поинтересовался дядя Боря, – в Болгарию, Польшу и Японию меня не выпустили по той же причине…
– Вы не можете ехать, – опять спокойно возразили ему. – Идите. Вы свободны.
– Я свободен? – усомнился дядя Боря и, опечаленный, пошел.
Через некоторое время, после длительных переговоров между академиями наук ГДР и СССР, дядю Борю опять вызвали в маленький кабинетик на самом краю института.
– Ну ладно, так и быть, – впрочем, довольно осуждающе сообщили дяде Боре, – учитывая отсутствие у вас опыта проживания за границей, с вами поедут… эм… эм… два наших ученых. И аспирант. С опытом. Чтобы вам помогать, подсказывать и направлять.
– Ученые? – переспросил наивный дядя Боря. – В области прикладной математики?
Незаметный мужчина невнятного возраста и незапоминающейся внешности внимательно посмотрел дяде Боре в глаза, ухмыльнулся и вкрадчиво ответил:
– Скорей в области… зоологии.
Дядя Боря пожал плечами. Он всегда пожимал плечами, когда ничего нельзя было изменить.
Перед отъездом жена и теща стали запихивать в чемодан дяде Боре икру. На продажу. Мол, продашь, купишь всего побольше…
– Кому продавать? – бился в истерике дядя Боря. – Кому я могу продавать? Я даже покупать не умею! – паниковал дядя Боря. – Я что, буду стоять в магазине, или на рынке, или у входа в метро в этих… в нарукавниках? белых? – паниковал дядя Боря.
– Да успокойся ты, Боречка, к тебе подойдут и спросят, – уговаривала жена. – Подойдет к тебе кто-нибудь и спросит тихонько, сквозь зубы, незаметно, мол, икра, икра, прием, прием…
– Да вы что?! Я не могу!!! – орал в панике дядя Боря, – со мной же едут… эти… зоологи! Два! И аспирант их с опытом. Их… Их… тиолог!..
– Кто?
– Специалист. По рыбам.
– Ну вот! – обрадовалась жена, суя в руки дяде Боре баночки с икрой, – ну вот же!
– Меня арестуют!
– За икру? – абсолютно искренне удивилась жена.
– Ну и ладно, – почему-то покладисто согласилась теща, – ладно, Боречка, не хочешь – не надо. Раз ты нервничаешь. Не надо… Ведь для нас главное что? Чтобы ты был спокоен, – ласково пела теща. – Чтобы твой доклад прошел успешно. Чтобы вклад в мировую науку, – заливалась теща, – все-все-все, Боречка.
Когда дядя Боря нам это рассказывал, он с обидой добавил:
– И ведь недаром австралийские аборигены курнаи смертельно боятся своих тещ! Не зря они уверены, что если вдруг тень тещи упадет на мужчину-курнаи, а тем более спящего – то все, считай, все пропало, вся жизнь – коту под хвост, тебе конец. Вот как! Теща, – рассказывал в подробностях дядя Боря, как будто читал нам лекцию, – теща, как испокон веков учили вожди племен острова Новая Британия, это существо пострашней тигра, коварней пантеры, сильней слона и могущественней даже самого-самого-самого припадочного, самого исступленного, самого дикого шамана. Еще в наскальных своих рисунках древние племена изображали чудище, мать своей жены, тещу от трех головах и пяти ядовитых хвостах!
Короче, теща нашего дяди Боречки Аркадича никого не подвела: ни аборигенов курнаи, ни племена островов Новой Британии. Она подвела только зятя своего Бориса Аркадьевича и оправдала все подозрения псевдоученых – зоологов и также аспиранта-ихтиолога с опытом. Зловещая беспощадная тень тещи пала на Боречку в аэропорту как раз на контроле багажа: из каждого второго носка в чемодане таможенник выудил баночку черной икры, а у Боречки их, этих носков, было семь пар.
– Антисоветчик какой-то! – возмутился один из зоологов, – ты вообще с ума сошел?!
– Это не я! – стал оправдываться дядя Боря, – это теща!
И, воспользовавшись самой страшной, некогда вычитанной клятвой племени туземцев Новой Британии, промолвил:
– Если я лгу, сэр, пусть мне доведется пожать руку собственной теще.
Один из зоологов юркнул куда-то в таинственную служебную глубь и уговорил таможенников, ненавистников черной икры, чтобы Боречку, тайно вывозившего тещину любимую еду, все-таки пропустили за границу. Уж больно ему самому тоже хотелось в Германию, тем более свою икру он спрятал понадежней.
– Ну все, теперь ни на шаг от нас! – рыкнул по-львиному старший зоолог, а его прайд вместе с начинающим специалистом по рыбам сурово кивнули.
Короче, когда прилетели в Берлин, зоологи прилепились к нашему дяде Боре как рыбы-прилипалы и стали за ним повсюду таскаться, чтобы не дай бог не прозевать с его стороны какого-нибудь очередного антисоветского выпада.
А дядя Боря, он ведь был очень любознательный. Бродил по музеям, картинным галереям, гулял вдоль улиц в старинных кварталах, ходил в театры. И зоологам тоже приходилось следовать за ним, уныло разглядывая экспонаты и зевая на пьесе Шиллера на немецком языке. И хотя, в отличие от дяди Бори, они как раз могли тратить столько марок, сколько хотели, в пределах разумного, но очень экономили. (Нет, не для Родины, а для себя.)
Как-то зоологи в очередной раз притащились с дядей Борей в театр. Пришли, у двери бабушка-капельдинер стоит. Старенькая, но элегантная и бойкая. И дядя Боря купил у нее и программку, и проспект, и еще что-то там, и заплатил за прокат бинокля. А зоологи и аспирант-ихтиолог – нет, не купили, пожадничали. И вот после антракта, когда они все чуть не опоздали в зал, капельдинерша, которая уже закрыла двери, покачала зоологам головой и махнула рукой, мол, идите-идите, тут уже закрыто, не надо было опаздывать, вокруг идите, через дежурную дверь, – крутила старушка пальцем, указывая зоологам долгую дорогу. А дядю Борю она придержала за рукав элегантного пиджака и шепнула ему:
– Битте, герр! Вам можно, потому что вы у меня купили и программку, и буклет, и что-то там еще, и заплатили за прокат бинокля.
Ох зоологи и разозлились! Пока они добежали, пока пробрались к своим местам, дядя Боря уже там сидел и наслаждался. И они, такие свирепые, даже подумали, что дядя Боря с бабушкой-капельдинершей вступил в преступный антигосударственный сговор, и потребовали сказать, о чем он с ней говорил. И дядя Боря, как человек честный, им признался и повторил слово в слово все то, что ему старушка нашептала.
А по вечерам специалисты по фауне и аспирант по рыбам собрались в номере и что-то записывали в блокнот. То есть один ученый, самый грамотный, писал, а другие ерзали и подсказывали, какую гадость в список прегрешений дядя Бори еще включить.