Она улыбнулась, но попыталась оправдаться:
– Ничего неразумного. Я знаю, как это было глупо, но у меня… у меня была причина.
– Хорошо бы знать какая, – заметил он. – Впрочем, нет, лучше не говори, это может вконец разрушить мою доверчивость. Джону оставалось считать, что у тебя с Эрни был адюльтер, как изящно выражаются юристы. Я и Салли чуть не послали ему анонимное письмо, раскрывающее всю правду.
– В каком-то смысле жаль, что не послали, – сказал Норт. – Если хотите знать мое мнение, это было бы полезнее, чем пытаться получить расписки у дяди. Не сомневаюсь, у вас были лучшие намерения…
– Тогда вы плохо меня знаете, – перебил его Невил. – У меня не было никаких намерений. Меня вынудили, и поглядите на результат! Считаться добрым самаритянином само по себе ужасно, но и это наименьшее из зол, подстерегающих меня.
– Я очень виновата перед тобой, – вздохнула Хелен, – но хотя ты не получил мои расписки и хотя мы все в ужасном положении, я все же не зря втравила тебя в это дело. Если бы не твое участие, мы с Джоном, может быть, никогда бы не помирились.
Невил закрыл глаза, на лице его изобразилось страдание.
– Что за мысль! И как выражена! Я умру не напрасно. Прикажете радоваться?
– Послушай! – вмешалась Салли. – Какой смысл жалеть о содеянном? Подумай о том, что тебе предстоит. Ясно, что полиция подозревает тебя вовсю. С другой стороны, так же ясно, что у них недостаточно фактов, чтобы просить ордер на твой арест. Весь вопрос в том, смогут ли они собрать достаточно фактов?
Невил открыл глаза и поглядел на нее с нескрываемым ужасом.
– О Боже, эта девица думает, что это сделал я!
– Нисколько не думаю, просто мой ум открыт для всех предположений, – прямо сказала Салли. – Если это сделал ты, значит, у тебя была дьявольски уважительная причина, и я целиком на твоей стороне.
– Неужели? – с благоговением спросил Невил. – А как насчет моей второй жертвы?
– Насколько я понимаю, – ответила Салли, – вторая жертва – пока мы не будем называть ее твоей – слишком много знала о первом убийстве, и от нее надо было избавиться. Радости в этом, конечно, мало, но, учитывая первое убийство, я понимаю, что второе было неизбежно.
– Слабый пол! – глубоко вздохнул Невил. – Когда я вспоминаю вздор, который веками пишут о женщинах, мне становится физически дурно. Бессердечная примитивная дикость! Общественно опасная неспособность проникнуться абстрактными понятиями добра и зла. Тошнотворная и устрашающая поглощенность человеческими страстями.
– Скорее всего, ты прав, – спокойно констатировала Салли. – Когда доходит до дела, мы игнорируем все правила игры. Абстракции нас не слишком привлекают. Мы практичней, чем вы, и – полагаю – безжалостней. Я не хочу сказать, что я одобряю убийства, и думаю, что если бы узнавала о них из газет, то сочла бы, что их многовато. Но совсем другое дело, когда ты знаешь возможного убийцу. Ты сам сочтешь меня дрянью, если я шарахнусь от тебя только потому, что ты убил одного человека, которого я ненавидела, и другого, о существовании которого не подозревала.
– Боюсь, Салли, ты только излагаешь точку зрения Невила, – с легкой улыбкой сказал Норт. – Тот факт, что он твой друг, не должен влиять на твои суждения.
– Какая чушь! – возмутилась Салли. – С таким же успехом ты мог ждать, что Хелен возненавидит тебя, подумав, что ты – убийца.
– Разумеется, мог. – Он заметно оживился.
– Впрочем, мы отвлеклись от сути дела, – сказала она. – Я хочу знать, может ли полиция собрать новые факты, свидетельствующие против тебя, Невил?
– Нет никаких фактов! Я неустанно твержу тебе, что не имею к этому никакого отношения, – сказал он.
– А кто имеет? – вопросила она. – Кто может иметь?
– О, неизвестный мужчина! – беззаботно сказал он.
– А какой у него мотив?
– Тот же… что у Джона. Любовь.
– Как, новые расписки?
– Нет. Ревность. Месть. Все – признаки убийства из несчастной любви, не кажется тебе?
– Это идея. – Она нахмурилась. – Ты, случайно, не знаешь, он кому-нибудь не напакостил?
– Конечно, не знаю. Я бы давно это разболтал, драгоценная дурочка. Но в жизни Эрни было столько хорошеньких дам.
– Ты думаешь, что неизвестный мужчина убил его из-за женщины? Звучит правдоподобно – но как, черт возьми, он ухитрился уложиться в эти минуты?
– Меня там не было, я не знаю. Вычисли сама!
– Суть в том, может ли это вычислить суперинтендант, – сказала она.
– По-моему, гораздо важнее, может ли он вычислить, как я совершил оба убийства, – возразил Невил.
В эти минуты оба соображения равно занимали ум суперинтенданта. Сказав констеблю Глассу несколько тщательно подобранных слов насчет осуждения вслух собственного начальства, он направился с ним к полицейскому участку.
– Господь сказал Моисею, – изрек Гласс, – скажи сынам Израилевым: вы народ жестоковыйный; если я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас.
– Очень может быть, – ответил Ханнасайд. – Но вы не Моисей, а эти люди – не сыны Израилевы.
– И все же надменным должно склонять шею. Перед Богом они грешны.
– Опять-таки и это возможно, только вас не касается, – сказал Ханнасайд. – Вы весьма бы меня обязали, если бы побольше думали о деле и поменьше о недостатках окружающих.
– Я глубоко обдумывал дело, – вздохнул Гласс. – Все суета и томление духа.
– Совершенно с вами соГлассн, – съехидничал Ханнасайд. – С устранением мистера и миссис Норт почти все теперь указывает на Невила Флетчера. И все же – все же мне это не нравится.
– Он невиновен, – с уверенностью произнес Гласс.
– В самом деле? Как вы пришли к такому выводу?
– Он не из тех, кто видит свет; у него дерзкий язык; люди развратные возмущают город; но я не нахожу в нем жестокости.
– Я тоже, но не придаю этому слишком большое значение, я много раз ошибался. Но тот, кто убил Флетчера, без сомнения, также убил Карпентера. Может быть, это молодой Флетчер… Но я бы отдал свою годовую пенсию, чтобы узнать, что он сделал с орудием убийства!
– Нет сомнения, что было использовано то же орудие? – со своей обычной дотошностью спросил Гласс.
– Чрезвычайно похоже на то, судя по отчету врача о характере ран в обоих случаях.
– А что насчет человека, которого я видел? Это не Невил Флетчер.
– Может быть, Карпентер? Гласс нахмурился.
– Кого же тогда видела миссис Норт?
– Не могу сказать, если это был не Карпентер.
– Вы полагаете, что он вернулся после того, как его проводили? С какой целью?
– Боюсь, что на это ответ мог бы дать только он.
– Но мне кажется, что дело становится только туманнее. Зачем бы ему возвращаться, если он не имел намерения причинить Флетчеру зло? А он его не имел, ибо сам он мертв. Я думаю, у господина Флетчера было много врагов.
– Эту теорию не подтверждает то, что мы о нем знаем. Была реальная возможность, что убийца – Норт, но по-настоящему к делу имеет отношение один Бадд, который не соответствует описанию человека в вечернем костюме, которого видели вчера вечером. А ведь мы довольно старательно порылись в прошлом Флетчера. Скверное дело. Сержант сказал это с самого начала.
– Нечестивые – как прах, возметаемый, ветром! – Глаза Гласса сверкнули.
– Довольно, – холодно сказал Ханнасайд, заканчивая разговор.
Узнав, что невиновность Норта установлена, сержант с грустью сказал, что пора выходить на пенсию.
– Лучший подозреваемый из всех, пожалуйте, чист! И я полагаю, ни малейшего шанса на то, что его алиби – липа?
– Боюсь, ни малейшего, Шкипер. Алиби достаточно основательные. Я их проверил. Кажется, для нас остался один Невил Флетчер. У него нет алиби на вчерашний вечер. Более того, он признал, что был в Лондоне.
– Ну, – рассудил сержант, – если бы не его шуточки с Ихаводом, я бы с радостью его сцапал.
– Я знаю, да, к сожалению, есть загвоздка – две загвоздки. Он открыто признал, что на нем вчера вечером был смокинг. Но он сказал, что был в черной фетровой шляпе. А тот, кого мы ищем, был в цилиндре.
– Это не страшно, – сказал сержант. – Он мог это выдумать:
– Не думаю. К этому молодому человеку не придерешься. Он сказал, что это его единственная шляпа. Если бы это было неправдой, это было бы легко доказать, так что я даже не стал разбираться. Больше того, или он великолепный актер, или искренне не подозревает, на что я намекал, когда допрашивал его о передвижениях вчера вечером.
– Все равно, – сказал сержант, – мистер Норт не в счет, молодой Невил – единственный, кто мог это сделать за то время.
– Какое время?
– Ну, между уходом миссис Норт и приходом Ихавода, шеф! – в голосе сержанта слышалось нетерпение.
– Времени у него было меньше, – поправил Ханнасайд. – Убийство было совершено после 22. 01 и до 22. 02.
– Раз так, значит, никакого убийства не было, – в отчаянии заключил сержант.
– Но убийство было. Даже два. Сержант потер подбородок.
– Убежден, что Карпентер не видел убийства. Если он ушел в 22. 02, он не мог видеть. Это, кажется, ясно.
– Тогда почему и он был убит?
– Этого я пока что не представляю себе, – признал сержант. – Но сдается мне, он знал что-то, что могло навести его на убийцу. Интересно, были ли у Энджелы Энджел другие дружки? – Он наклонил голову и искоса, по-птичьи, взглянул на начальника. – Допустим, его выпроводили в 21. 58. Допустим, когда он зашагал прочь, он заметил знакомого типа, который шмыгнул в калитку. Могли у него при этом возникнуть какие-то мысли?
И сдается мне, когда он прочел о том, что Эрни проломили череп, он сложил два и два и получил четыре.
– Вполне логично, но вы упустили из виду одно обстоятельство. Вы полагаете, что тот, кого Гласс видел в 22. 02, был не Карпентер, а убийца, а мы уже сошлись на том, что, когда бы тот человек ни вошел в сад, он не мог убить Флетчера до 22. 01. Так что не получается.
– Увы, – огорчился сержант. Подумав с минуту, он вновь оживился: – Хорошо! Допустим, Карпентер вернулся посмотреть, что будет делать тот, другой тип. Он был свиде