Но тут к нему подошел Арнольд. С ним были парень и девушка, с которыми он хотел познакомить Хейердала. Тур никогда их не видел — вероятно, они были из другого города. Он поздоровался и остался стоять, как вкопанный. Девушка спросила, не хочет ли он потанцевать?
Тур почувствовал дрожь. Что в этой девушке было такого, что заставило его разволноваться? Смеющиеся глаза, «умные, красивые черты лица», яркие губы, совершенно без помады. Но танцевать? Нет, подождите, должен же быть другой способ, он не осмеливается танцевать; впрочем, это она его приглашает, а не он ее. Хотя нет — как раз потому, что приглашает именно она; ведь так легко опозориться! «Прогулка по набережной… — лихорадочно думает он, — может быть, она захочет немного прогуляться по берегу?»
Он почти выпалил это, понимая, что теряет свой шанс. Как мог он думать, что она согласится идти гулять по берегу с незнакомцем?
Но она согласилась! В приподнятом настроении он повел ее вниз по лестнице, в то время как кавалеру, с которым она пришла, осталось лишь стоять и смотреть.
Они гуляли некоторое время, разговаривая о том, о сем. Музыку уже почти не было слышно, доносились лишь отдельные ее звуки. Потом они вернулись обратно и сели за стол на застекленной веранде. Участники вечеринки все еще сновали кругом, но танцевать ей уже не хотелось.
Может, это она — та самая, о которой он столько мечтал, но не встретил до сих пор?
К нему вновь вернулось мужество. Он начал разговор о том, что занимало его больше всего даже в этот вечер, — он заговорил о природе, о том, как все было прежде того, как культура завладела людьми, о желании попытаться вернуться назад, к истокам. Он спросил вдруг, пойдет ли она с ним на край света.
Она посмотрела на него и сказала: да, она сделает это с удовольствием, если только, конечно, он не угощает ее голливудской жвачкой.
Тур был вне себя от радости: «Неужели она действительно так считает?»
Праздник подходил к концу. Ей было нужно в Бревик, ему в Ларвик. Они пошли на автобус, но, прежде чем расстаться, договорились о том, чтобы скорее встретиться вновь — почему бы не на следующей вечеринке выпускников?
Тур не смог скрыть свою радость и гордость, когда по дороге домой рассказывал все Арнольду, и Арнольд признался, что его поразила способность друга к активным действиям. Как оказалось, он хотел познакомить Тура вовсе не с Лив, а с ее спутником. В последнее время Арнольд вообще-то замечал, что девушки обращают на его друга повышенное внимание, но вечно скованный Тур не хотел оставаться с ними наедине. Если он вынужден был провожать девушку до дому, то всегда старался делать это в обществе Арнольда и испытывал облегчение в момент, когда наконец раскланивался с нею у ворот. Но с Лив дело обстояло совершенно иначе, впервые Арнольду довелось наблюдать, что Тур горит желанием снова встретиться с девушкой. Поэтому он вместе с другом волновался перед следующей вечеринкой выпускников.
А она не появилась.
В смятении Тур вглядывался в лица, но Лив нигде не было.
На его лице отразилась такая боль, что Арнольд решил действовать. У отца одного из их товарищей был автомобиль, и Арнольд упросил дать им машину на время. На карту ставилась мечта, им нужно было попасть в Бревик и найти Лив.
Некоторое время спустя отважные рыцари уже неслись по пыльному шоссе и вскоре стояли под балконом Лив. Они ждали долго, но в доме по-прежнему было тихо. Может, им следовало осмелиться и постучаться? «Не надо, — сказал Тур. — Подумайте, что если она откроет дверь только для того, чтобы сказать нет?» Он не мог вынести даже мысли о том, чтобы быть отвергнутым, тем более на глазах у других.
В последующие дни был он безутешен. Почему, ради всего святого, она оттолкнула его? Злые языки шептали, что у нее есть воздыхатель, — неужели тому малому из Ставерна все же достался счастливый жребий? В это Тур отказывался верить, но в то же время он не решался ни встретится, ни даже позвонить Лив. Ко всему прочему он боялся разговора с ее родителями — что они подумают, если им вдруг позвонит по междугородней связи незнакомый парень из Ларвика?
Все-таки он набрался мужества и отправил Лив свою выпускную фотографию. На обратной стороне он написал: «Мы еще увидимся, будь уверена»{4}.
Однако прошло еще два года, прежде, чем он снова увидел Лив.
Лето закончилось, и в сентябре Тур Хейердал записался в университет Осло. Как и всем другим поступающим, ему пришлось учить философию и логику к вступительным испытаниям. Но из всех своих знакомых он оказался единственным, кто решил посвятить себя такому необычному предмету, как зоология. Однако никто не удивился. Тура всегда занимали животные. В то время как его товарищи по школе играли и резвились, он ползал на четвереньках в лесу Бокескуген и изучал муравьев и лягушек. Занятия зоологией пришлись по сердцу его властной матери Алисон Хейердал. Она воображала себя убежденной дарвинисткой, и ничто не радовало ее больше, чем то, что сын выбрал специальность Чарльза Дарвина.
Мать поехала вместе с Туром в Осло, где они остановились в только что купленной квартире на улице Камиллы Коллет. В течение многих лет она жила в несчастливом браке и не рассталась с пивоваром Туром Хейердалом лишь из-за Тура-младшего; теперь, когда сын стал студентом, она покинула мужа. Оставить провинциальный городок и все его любопытное сообщество означало обрести новое дыхание; кроме того, она считала, что, будучи рядом с сыном, сможет поощрять Тура к дальнейшему продвижению по пути Дарвина.
Лив оставался еще год до окончания школы. Однако осенью 1934 года и она приехала в Осло. Под влиянием своего отца-бухгалтера она собиралась изучать социальную экономику — тоже необычный предмет, по крайней мере, для женщины в то время. Торп, как, в общем, и следовало ожидать, был очень горд тем, что дочь в некоторой степени решила пойти по его стопам. Он уверил свое сокровище в том, что денег на ее образование он не пожалеет.
Тур все еще думал о Лив и помнил, как она согласилась отправиться с ним в далекое путешествие. Но он не делал попыток с ней встретиться, хотя общие знакомые сказали ему, что она приехала в столицу. Он с недоверием отреагировал на известие о том, что она собирается изучать экономику: какое, казалось бы, дело ей, желавшей стать ближе к природе, до предмета — плода той цивилизации, от которой они оба хотели отказаться?
До него также дошли слухи, что она весьма популярна у молодых людей и ей нравится быть в окружении поклонников.
Однажды Тур случайно увидел ее рука об руку с одним типом — как ему показалось, высокомерным и безразличным. Было ясно, что этот молодой человек ее хороший знакомый.
В одном из писем в Бревик матери она писала: «Я немного встречалась с Леннартом, но он очень рассердился из-за того, что я не хочу объявить, что „обручение состоялось и т. п.“ и носить гладкое кольцо, поэтому теперь я его больше не вижу. Вообще-то мне все равно, поскольку у меня ведь нет времени на такие глупости».
В другом письме: «Дорогая мама! Тебе не следует беспокоиться из-за Маттиса. Я уже не встречаюсь с ним больше месяца. Теперь тебе спокойнее, мамочка? Я ни с кем не обручена, и у меня нет никаких „постоянных поклонников“».
В перерывах между лекциями и занятиями в читальном зале Университета короля Фредрика Лив любила бродить по улице Карла Юхана[1]. Во время своих прогулок между Академическим домом[2] и «Гранд-кафе» она встречала известных людей, и в письме матери рассказывала о конькобежце Георге Кроге, что он «загорелый как неф после пребывания в Гармише», или о знаменитости из Бревика, который «постоянно появляется на Карла Юхана под ручку с дамой».
Но больше всего ей нравилось сидеть под рыцарским гербом Ордена лиловых носов в ресторане «Блум», где встречались такие выдающиеся деятели культуры того времени, как Хельге Крог, Улаф Буль, Арнульф Эверланд и Герман Вилденвей. Она была знакома с молодым человеком, который учился живописи в Мюнхене и любил, приезжая в Осло, заходить в «Блум». Звали молодого человека Туре Гамсун, и он был сыном Кнута Гамсуна.
«Дорогая мама! Представь себе, с какими людьми я была в прошлую субботу в „Блуме“! Я знаю Туре Гамсуна, представляешь. <…> Наша компания увеличивалась с невероятной скоростью и под конец мы заняли длинный стол на восемь персон. Пара журналистов. Некто Стейн Барт-Хейердал, журналист. Торстейнссон, художник. Арнульф Эверланд. Еще пара странных патриотов. Разговаривали буквально обо всем. О политике, религии и о всяких других странностях. Можешь себе представить, что это был ужасно веселый вечер».
О Туре Гамсуне она писала: «Он Н.С.[3], если это имеет какое-то значение»{5}.
Сгорая от ревности, Тур уселся на некотором расстоянии и стал писать письмо Арнольду, который остался в Ларвике и которого Тур не видел с тех пор, как уехал оттуда. В частности, он написал, что Лив не испытывает к нему интереса, и поэтому он не намерен к ней приближаться. У Арнольда тем не менее осталось ощущение, что Тур не сможет забыть ее, как бы он ни старался.
В минуту юношеской решительности при встрече в Ставерне Тур сообщил свой план, и с неменьшей решительностью Лив выразила готовность последовать за ним. Она была молода, и Тур, надо полагать, все-таки воспринял ее слова не слишком всерьез, — желание отправиться в неведомую страну вполне могло быть результатом романтического настроения, навеянного летней ночью. Он виделся с Лив всего один раз, и на новую встречу она не пришла. Однако, несмотря на то, что она не дала ему возможности понять, почему так случилось, ни в тот день, когда его постигло разочарование, ни позже, он не отказывался от Лив; не в том ли дело, что ему была необходима опора, которая поддерживала бы его в дальнейшем осуществлении грандиозного плана? Когда в Ставерне Лив вдруг согласилась с его предложением, он перестал сомневаться, что идею о возвращении на лоно природы можно осуществить. И теперь, без надежды, которую в нем зародила Лив, план был неосуществим — лишиться этой надежды значило для него поставить крест на всем проекте.