Когда они в Кальяо готовились к отплытию, в порт зашло норвежское торговое судно. Капитан и несколько опытных матросов внимательно осмотрели плот и вынесли приговор: эта куча досок никогда не поплывет, а если ее понесет течением, то путешествие через океан займет годы. Но пусть Хейердал не беспокоится — плот развалится гораздо раньше. Через четырнадцать дней бревна перетрут веревки. Если не скрепить бревна железными болтами, «Кон-Тики» не имеет ни малейшего шанса{562}.
Таковы были ясные аргументы людей, которые, должно быть, знали, о чем они говорят. Тур честно признался в том, что он не моряк, и поэтому не может привести никаких контраргументов. Он действовал как ученый и в этом качестве отдавал отчет в своих действиях. В конечном итоге он решил положиться на солнечного бога и своих спутников, а не на матросов, привыкших к стальной палубе под ногами.
И все же это предостережение не могло не вызывать опасений. Озабоченные душераздирающими звуками, которые издавали бревна, они ежедневно осматривали веревки. Однако веревки держались, и мало-помалу стало ясно почему. Бальзовая древесина была так мягка, что веревки постепенно врезались в дерево, и бревна предохраняли их, вместо того, чтобы перетирать.
Постепенно проникновение воды в бревна прекратилось. Древесный сок выполнил свою функцию.
Тур Хейердал мог поздравить себя. Ни одно из страшных пророчеств пока не сбылось. А у него на руках оставались все козыри.
Жизнь на борту вошла в более спокойное русло. Плот скользил по воде, попав под власть устойчивого пассата. Мореплаватели жили среди сардин, тунцов и дельфинов, иногда к ним наведывались киты и акулы. Каждое утро они подбирали летучих рыб, упавших ночью на палубу. Зажаренные на сковородке, они по вкусу походили на скумбрию.
Эрик бренчал на гитаре. Кнут, искусный плотник, мастерил модель «Кон-Тики». Торстейн рассказывал небылицы. Бенгт устраивал театральные представления. Герман ходил с приборами и измерял давление и силу ветра.
Проблемы. Кнут Хаугланд и Торстейн Роби были на «Кон-Тики» телеграфистами. Им часто приходилось трудиться, чтобы поддерживать оборудование в исправности
Любительское радио. Позывными «Кон-Тики» был сигнал «Lima India 2 Bravo». Команда поддерживала связь с радиолюбителями, особенно из Норвегии и США
Тур вел дневник путешествия. Как обычно, он внимательно следил за всеми проявлениями природы. Он описывал пылающее ярко-красное солнце, которое в течение нескольких минут каждый вечер медленно проплывало вдоль горизонта и точнее любого компаса показывало путь на запад. Описывал луну, которая как тяжелый и круглый шар поднималась на востоке и показывала, откуда они пришли. Описывал рыб и птиц, а также моллюсков, начинавших прирастать к плоту. Описывал жизнь на борту, заносил в дневник координаты и курс, а также расстояние до ближайшей суши.
Общались они на плоту по-норвежски, но он писал по-английски, водоустойчивыми чернилами — вдруг что-то случится с плотом и людьми или пропадет судовой журнал; английский язык в любом случае давал лишние шансы на то, что дневник будет прочитан. Кроме того, Тур готовился к будущей книге о путешествии. Ведь он рассчитывал на широкий круг читателей из разных стран, и почему бы ему, человеку, который привык мыслить системно, не начать подготовку издания на английском языке прямо сейчас?{563}
Один день на плоту «Кон-Тики» мог иметь несколько кульминационных моментов. Вот, к примеру, Эрик в двенадцать часов замеряет высоту солнца и наносит на карту новую отметку — смотрите: еще один рекорд! Со вчерашнего дня плот прошел шестьдесят морских миль! А Бенгт вдруг обнаруживает номер гётеборгской газеты трехмесячной давности, который он захватил с собой в шведской миссии в Лиме. Не говоря уже о тех минутах, когда удается установить связь по радио и узнать о том, что с родными и близкими по другую сторону земного шара все в порядке.
Самые знаменательные события были, однако, впереди. Семнадцатое мая, День Конституции, норвежский национальный праздник, отмечен свежим ветром и легким волнением на море. «Кон-Тики» неспешно плывет вперед, и Тур хвалит его изо всех сил. «Отличное мореходное судно, гораздо лучше, чем мы представляли себе в наших самых смелых мечтах», — отмечает он в судовом журнале. Они устанавливают связь с радиостанцией в Кальяо и посылают статью в американский информационный синдикат и в «Нью-Йорк таймс». Статья появляется через несколько дней и повествует среди прочего об акулах, представляющих большую опасность для экипажа «Кон-Тики». Герд Волд, давно вернувшаяся в Вашингтон, упоминает об этой статье в одном из писем, которые она еженедельно шлет семьям мореплавателей, и добавляет: «Будем надеяться, что наши ребята настолько научились уважать акул, что держатся на плоту, а не под ним»{564}.
Семнадцатое мая решено отпраздновать как следует — в этом отношении маленький кусочек Норвегии, плывущий в Тихом океане, не должен быть исключением. Тем более что на борту достаточно виски и акевита[34]. Звенят стаканы, звучат песни и снова звенят стаканы. Все за исключением Кнута, напиваются{565}.
Посреди пиршества на корму накатывает большая волна и смывает небольшой деревянный ящик, на котором лежит компас. К счастью оказывается, что Тур несколько дней тому назад привязал ящик веревкой, и драгоценный прибор удается спасти{566}.
Однако это происшествие пугает Тура, и он объявляет сухой закон до конца путешествия{567}.
Суббота, 24 мая, полдень. Стоит тихая погода, море спокойно. Кнут несет вахту у рулевого весла. Солнце в зените, и ему становится жарко. Он наклоняется над бортом, чтобы смочить лицо и руки водой. И в этот момент слышит какой-то шум в воде, который доносится непонятно откуда. Он поднимает глаза, и от удивления теряет дар речи. «Всего в каких-то трех метрах от меня возникла акула гигантских размеров. Ее голова была настолько широкой, что я вряд ли смог бы обхватить ее. Тело… <…> вздымалось над поверхностью воды как плавучая скала. Рядом… <…> плыла целая стая рыб-лоцманов., <…> тут и там к ее туловищу присосались длинные прилипалы. Это было ужасающее зрелище», — записал Кнут в своем дневнике{568}.
Тур как раз окунулся в воду, когда услышал громкий вопль Кнута, переходящий в фальцет: «Акула-а-а!»{569}
Вся команда бросилась к Кнуту и замерла при виде огромной уродливой морды, какой ни один из них никогда не видел. «Тигровая акула», — пробормотал Тур, вспомнив, что он зоолог. Ему ни разу не приходилось ни читать, ни слышать об акуле таких размеров{570}.
Чудовище ничего особенного не предпринимало, а просто тихо плавало вокруг, с любопытством обнюхивая плот и время от времени ныряя под него. Голова и хвост акулы высовывались с разных сторон плота — они оценили ее длину примерно в восемь метров. Одна только жабья пасть достигала, казалось, целого метра в ширину{571}.
И хотя акула вела себя спокойно, на борту началось волнение. Тур достал фотоаппарат и пленку, а Торстейн залез на рулевое весло, которое тут же вдруг оказалось на спине чудовища. Кто-то нацепил наживку на огромный крючок и швырнул под нос акуле, однако она не соблазнилась на приманку.
Наконец Эрик встал во весь рост, держа гарпун, который казался маленькой зубочисткой по сравнению с морским чудовищем. Кнут записал в своем дневнике: «Он сказал, что было бы безумием покушаться на такое чудовище, но мы подстрекали его, и он запустил в акулу гарпун. Тот со свистом вошел ей в спину. Акула на секунду замерла, а потом подскочила, ударила своим гигантским хвостом и нырнула вниз. Веревка гарпуна пролетела над бортом и зацепилась за край плота. Когда я попытался отцепить ее, она больно хлестнула меня по ноге, оставив кровавую рану и царапину на бедре. Веревка представляла собой полудюймовый пеньковый канат со стальным креплением».
Веревка натянулась и лопнула как кусок шпагата. Оторвавшееся древко гарпуна показалось на поверхности воды недалеко от плота. Акула продолжила свой путь в глубину с гарпуном в спине или без него, и больше они ее не видели{572}.
Мужчины были в напряжении в течение получаса, пока продолжался визит этой огромной рыбы, одного удара хвоста которой хватило бы, чтобы сломать плот. Рыба не проявила агрессивности, но они все равно напали на нее. Зачем? Она им не угрожала, и использовать ее мясо они тоже не могли. Для забавы? Из отвращения?
Тур Хейердал впоследствии осудил этот поступок. Он говорил, что дал Эрику ясный приказ не трогать животное{573}, а тот просто потерял голову{574}.
Однако ни из описания Хаугланда, ни из записей Хейердала не следует, что Тур пытался остановить бойню. Наоборот, Хейердал пишет, что стоял на крыше хижины и снимал происходившее на кинокамеру и что чуть не свалился вниз, когда веревка гарпуна начала хлестать по плоту.
Вообще довольно странно видеть, что у членов экипажа постепенно начинает появляться кровожадность, и встреча с тигровой акулой, по-видимому, усиливает это чувство. Больше они не встречали таких морских чудовищ, но обычных акул по пути попадается предостаточно. И хотя те им вообще-то совсем не нужны, они не могут удержаться от соблазна их уничтожения.