Чёрная женщина подскочила и кинулась на Бабу Ягу так стремительно, что невозможно было бы её остановить, и Баба Яга не сопротивлялась. Женщина кричала, плакала, била Бабу Ягу по щекам и цеплялась за её одежду, но толку от этого не было, и ни движением, ни жестом, ни звуком Баба Яга не показывала, что вообще что–то чувствует. На её коже не оставалось ни царапины, ни синяка, а одежда, казалось, даже не двигалась.
Понемногу, всё тише и тише, женщина перестала кричать, став говорить, а потом шептать. После она осела на пол к коленям.
— Тише… спокойно… — Баба Яга прикоснулась к жёстким волосам женщины, вроде бы материнском жестом, словно хотела что–то сказать, но за этим движением ничего не последовало. Она просто держала ладонь на её голове, пока женщина не поднялась и не отшатнулась к столу. — А ты… вроде бы, ты вполне счастлив тем, что снова молод и силён. Разве это плохо?
Мужчина в лошадином халате улыбнулся.
Баба Яга кивнула ему.
— Вот и отлично.
Старик поднял голову:
— Так всё–таки когда он проснётся?
— Не раньше, чем ты уйдёшь, уж не волнуйся. А даже если случится иначе, то он всё равно не пойдёт с тобой. Он уже ушёл от тебя в город, и снова уйдёт туда, когда придёт в себя.
— Откуда мне знать, что ты с ним ничего не сделаешь?!
Смех Бабы Яги прокатился по деревянным стенам избушки.
Старик–волк поднялся с лавки и вышел на улицу. Женщина, утирая слёзы, вышла за ним. Мужчина в лошадином халате тоже.
Баба Яга так и осталась сидеть за столом. Потом встала, кряхтя, махнула рукой и стол очистился, словно его убрали, протёрли и выскоблили ножом.
Трое же к этому моменту уже стояли возле человека. Старик–волк стоял прямо, несгибаемо, мужчина просто смотрел на умиротворённое спящее лицо, а женщина, сидя на коленях возле бесчувственного тела, гладила его:
— Миленький, проснись, проснись, сынок, ну же, проснись…
Старик–волк покачал головой и двинулся к калитке.
— Куда ты? — спросил его мужчина в лошадином халате, но старик не ответил.
Открыв калитку, он пожал плечами, словно озяб, сказал вслух:
— Делать то, что хочу?
И рванулся наружу. Сделав пару шагов, он пропал в как–то оказавшихся совсем рядом лесах. Разглядеть его спину среди деревьев сделалось вовсе невозможно. Он почувствовал, что чувства свода над головой у него больше нет, что волосы его треплет слабый холодный ветерок, и что на него смотрят. Старик осмотрелся и понял, что стоит возле своего старого корабля, а вокруг стоят жители деревни, откуда он ушёл, и пялятся, перешёптываясь и тыча пальцами. Прямо и немигающе посмотрев на них, улыбнувшись, хотя скорее оскалившись, старик подошёл к носу корабля, примерился, и с силой толкнул его, ломая опорные брёвна, выталкивая корабль в воду. Старик снова хотел плавать по морям. Был бы у капитана корабль — команда найдётся.
Вторым со двора Бабы Яги вышел мужчина в лошадином халате. В отличие от старика, ему уход дался легко. Главное — бежать, важно ли куда? Мужчина знал, что человек, который ему помог, жив, хотя и спит. Мужчина чувствовал, что обретённая им сила не собирается пропадать. Мужчина чётко осознавал, что, куда бы он ни захотел попасть, он сможет это сделать, потому что ноги его не устанут, а глаза не будут слезиться от ветра. А потому он сделал то, что делал в молодости, когда не было сил терпеть происходящее вокруг и не хотелось это обдумывать: он открыл калитку и побежал. Сначала медленно, а потом быстрее, быстрее и ещё быстрее, расслабившись, словно состоя теперь из одних мышц ног, сокращающихся в такт свету Фиолетовой Луны. Он быстро покинул лес Бабы Яги, пересёк замёрзший океан, понемногу переросший в океан незамёрзший, но мужчина мог бежать даже по воде, ведь он бежал невероятно быстро. Весьма скоро он добежал до своей родной степи, но очарование дома покинуло эти земли. Мужчина увидел их во всей неприглядности выжженных солнцем (было когда–то такое светило) солончаков, а потом двинулся дальше, бежал–бежал–бежал… в конце концов мужчина поймал себя на том, что бежит по одним и тем же местам уже второй раз. А потом третий. И четвёртый. Все чаще и чаще знакомые места стали постоянно мелькать в его глазах. Мужчина закрыл их и ускорился ещё. А затем ещё и ещё. Воздух бил его кожу не хуже кинутых камней, но мужчина бежал, всё так же, с закрытыми глазами, чувствуя, как сгорает одежда, как сгорают волосы, как трескаются ногти, бежал, и бежал, и бежал, и бежал, и…
Всё закончилось внезапно. Пропала боль, пропал жар. Мужчина почувствовал, что он теперь абсолютно гол и безволос. Воздух вокруг него больше ничем не пахнет. Не слишком жарко. Не слишком холодно. Нет ни земли под ногами, ни неба над головой. Мужчина открыл глаза и увидел вокруг бесконечную всевластную тьму, испещрённую миллионами светящихся точек, везде была только она, куда ни посмотри: вниз, вверх, влево, вправо, конца–краю ей видно не было, лишь только где–то там, уже достаточно далеко, висел в этой всепоглощающей тьме голубой маленький шарик, медленно и вяло крутящийся вокруг своей оси. Чем–то внутри, возможно, сердцем, мужчина почувствовал, что именно там он был раньше, на этом шарике. Сперва он хотел двинуться туда, чувствуя, что с лёгкостью может это сделать, но потом, оглянувшись, он крепко призадумался. Место, полное тьмы, открылось ему совсем иным образом. А есть ли где–нибудь ещё такие шары, на которых живут люди? Может, там найдётся место, в котором можно жить без опаски? Мужчина развернулся спиной к голубому шару, напрягся и рванулся вперёд, мелькнув на сотую долю секунды и уж исчезнув в тёмной дали, став одним из миллиона светящихся песчинок в ней. Космос — это тоже своего рода степь.
Что же до женщины, она долго не сходила с места.
— Очнись, сынок, очнись…
Она носила человеку воду из колодцев, поливала его ей, била его по щекам звонкими пощёчинами, но толку не было, он спал, лишь слабое дыхание говорило о том, что он ещё жив.
— Очнись же, проснись, мы пойдём домой, ну…
Баба Яга кряхтя вышла из избушки и спустилась на землю, потом села на крылечко и закуталась в собачью накидку сильнее.
— Луна–то как светит, ишь ты… а ты всё тут, чёрная лиса?
— Пошла вон! — огрызнулась женщина. — Я никуда не уйду!
— А чего это? Вон какая молодая стала, здоровая…
— Какая мать покинет своего сына?!
— И то правда, но снова говорю ты ему не мать.
Всё так же кряхтя, Баба Яга подставила лицо фиолетовым лучам и довольно зажмурилась. Чёрная женщина всё так же сидела на коленях возле спящего человека, не обращая внимания на то, что вся уже измазалась зелёной сочной травой.
— Не мать, говоришь? А кто же?
— А дура ты, — Баба Яга даже не открыла глаза и не поворотила к женщине лица. — Дурой была, поэтому твой настоящий сын от тебя и ушёл. Дурой и останешься, пока не поймёшь, что…
— Что понять?
— Вот так тебе всё и скажи, — Баба Яга хихикнула и отошла к колодцам.
А женщина осталась на своём месте. И хотя сильно слова Бабы Яги её не поколебали, на человека она смотрела немного иными глазами. Образ, создавшийся в её голове, хоть и не распался, но понемногу начал расслаиваться.
В её памяти стало всплывать что–то старое и, казалось, что забытое. Другой мужчина, молодой, с чёрной кожей, кажется, женатый… дети были… Женщина сидела и смотрела на лежащего перед ней человека, белого, со светлыми волосами и зелёными глазами, он был совершенно не похож на того, другого, из её памяти, но тоже казался сыном.
В любой другой момент женщина с лёгкостью задавила бы эти мысли, но не сейчас.
— Ты… ведь ты жил со мной, ведь мы ходили вместе танцевать перед костром, как делали когда–то наши далёкие предки… и ты танцевал. Всё это время ты был белым? Не был моим сыном? А я не замечала?
Женщина потёрла ноющие, гудящие от мыслительного напряжения виски. Такие простые рассуждения почему–то давались ей очень нелегко.
— Так я… смогла бы найти… сына и внуков, ведь они…
Тихий голос Бабы Яги прозвучал громом в небесах:
— Снова дура!
И как дождём женщину окатило водой из ведра.
Женщина откинула прилипшие к лицу волосы назад и спросила:
— А теперь–то почему? — тут же она внезапно замолчала и быстро сказала. — Хотя нет. Не говори… кажется… кажется я понимаю.
Она вытерла мокрую ладонь о траву и погладила человека по щеке.
— Всё–таки мы сделали хорошее дело, да? Ведь если бы не мы, он бы так и был мёртвым?
Баба Яга ответила:
— Конечно. Неплохое дело сделали. Можно и собой заняться.
Женщина поднялась с места.
Она медленно двинулась к калитке, так, словно на ногах у неё висели цепи. Она не оглядывалась, но шла понурив голову. Подойдя к калитке и положив руку на изгородь, женщина наконец обернулась:
— Он точно будет в порядке?
— Может быть, — ответила Баба Яга. — Во всяком случае, теперь это уж точно зависит от него.
— Хорошо, — кивнула женщина. — Раз так, то… хорошо. А своего сына найти я смогу, как думаешь?
— А тебе заняться больше нечем? — бросила в ответ Баба Яга.
Открыв калитку, женщина вышла наружу и ощутила, что волосы её снова сухи и стоят в пышной круглой причёске, платье её ничуть не пачкано зеленью, а домика Бабы Яги сзади уже нет. Вокруг стоял дремучий лес, но теперь ясно можно было разглядеть тропинку, которая явно куда–то вела.
Женщина обернулась, посмотрела во все стороны. Пейзажи были незнакомые, деревья ни разу ей не виденные, но её не отпускало ощущение, что все это может стать ей близким. Зашагав по тропинке, перейдя на бег, женщина прыгнула и ударилась грудью о землю, тут же оборотившись в лису. Быстро семеня лапами, лиса скрылась в деревьях, и увидеть её уже стало невозможно.
Именно в тот момент, когда глазу стало нельзя различить хвост чёрного меха среди серой земли и старых деревьев, человек, лежащий во дворе Бабы Яги на зелёной сочной траве, глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Эко же… как же долго я спал… Представить не можешь, что мне снилось.