Турбо Райдер (сокращённая версия) — страница 28 из 50

— Тебе нужно сделать не так уж и много, — сказал он. — Завтра мы придём в мэрию, и ты будешь охранять бутылку со снотворным.

Послушник наморщил лоб.

— Снотворное?

— Да, — кивнул Герберт, — и потом, когда я уйду и в комнате соберётся много полицейских, ты должен взять эту бутылку на руки, поднять над собой и кинуть на пол, чтобы она разбилась. Все уснут. Ты тоже. За это время я и твой учитель, со своими людьми, займём мэрию.

Послушник молча потряс головой, что демонстрировало, наверное, понимание. Герберт на всякий случай переспросил:

— Ты точно всё понял?

— Точно–точно. Охранять — дождаться кучи людей — поднять над головой — бросить, — отрапортовал послушник. — А почему именно бросить об пол–то? Можно же просто разлить жидкость по полу.

— Слишком быстро выветривается, — не моргнув глазом соврал Герберт. — Никто не уснёт. А если разбить сразу и много — эффект будет сильнее.

— Понятно… Вот уж не думал, что вы из наших.

Хохотнув, Герберт ответил:

— Ох–хо–хо, нет, я не ученик вашего гуру!

— Я не о том, — послушник задрал губу и ткнул пальцем в серую десну. — А как это так получилось, что и вы тоже? Вы же раньше были обычным.

— Может быть, потом узнаешь, — стараясь звучать как можно беззаботнее, сказал Герберт. — Потом. Так что давай уже спать, день будет непростой.

Он не волновался и не переживал, но всё равно почему–то не смог уснуть, и тогда, когда послушник уже спал, Герберт лежал на диване с открытыми глазами, смотря в потолок. Голова была пустая–пустая. Учёный повернулся на бок, чтобы взглянуть на спящего послушника. Тот дышал очень безмятежно, его лицо, возможно, слишком простое и грубоватое в бодрствовании, теперь благодаря этой безмятежности даже светилось какой–то особенной красотой.

Тем не менее, Герберт ничего не чувствовал. И ощущал это абсолютно нормальным, логичным. Он задумался, а не это ли симптом ненормальности? Герберту очень хотелось убедить себя, что нет, но всё равно он не мог просто так этого сделать. Старая привычка мыслить рационально. Герберт не ощущал, что собирается сделать что–то плохое, и потому все его чувства были глухи и к тому, что будет, и к судьбе спящего перед ним человека.

Так учёный и уснул. Незаметно для себя. Провалился в успокаивающее небытие.

Он проснулся раньше, чем послушник. Открыл глаза и понял, что после заражения каждое утро для него — это снова утро, несмотря на то, что нет солнца и луна никогда уходит с неба. На душе было легко и приятно. Умываясь, приводя себя в порядок, Герберт только более уверился, что всё пройдёт хорошо, а отросшая крайняя плоть теперь уже только смешила. Теперь–то уж точно нет никаких обетов и обязанностей.

Герберт разбудил послушника сразу же, как вышел из ванной, тот поднялся быстро и выглядел бодрым.

— Одевайся. Ешь. Ты всё помнишь, что я тебе вчера сказал?

— Охранять снотворное — дождаться, пока придут люди — поднять бутылку над собой и кинуть её об пол, — ответил послушник, облачаясь в полицейскую одежду.

Уходя из дому, Герберт взял с собой кухонный нож. Длинный, сделанный под японские модели, фальшивка, конечно, он всё равно был очень остёр, и места под пиджаком, чтобы спрятать, для него хватило едва–едва.

Улицы почти что пустовали, только стояли, несли патрули коллеги идущего бок о бок с Гербертом лжеполицейского. Учёный знал, что это самое подходящее время: мэр уже на месте, смотрящие тоже, все полицейские давно вышли на работу, но Ивана ещё нет и он не помешает.

Сначала Герберт пришёл в мэрию, предусмотрительно сказав послушнику ждать неподалёку от лаборатории. В мэрии учёный взял себе в помощь ещё двух полицейских, которые и доставили к месту бутылку из лаборатории. Феоктистов выбрал местом средних размеров актовую залу на первом этаже, поэтому даже не пришлось нести ёмкость по лестницам и рисковать. Герберт видел удивлённые глаза послушника, но тот ничего не говорил при полицейских, обратившись к учёному лишь тогда, когда ёмкость уже поставили на большой стол. Он не ожидал увидеть большую стеклянную банку толстого стекла с семью литрами мутной жидкости.

— Это же не бутылка. Она очень тяжёлая…

Герберт раздражённо ответил:

— Ты что, ослушаешься приказа своего гуру?!

И послушник замолчал.

— Ты точно всё помнишь?

— Да, — тихо сказал послушник. — Охранять — дождаться — кинуть об пол.

— Отлично… Что же. Охраняй.

Герберт вышел из залы. Время пошло.

Первым делом он поднялся мэру. Тот уже знал, что лекарство принесли, и не был удивлён приходу Герберта.

— Всё готово. Будем начинать?

— Ага, — ответил Феоктистов, отхлёбывая чай из большой кружки, Герберт застал его за завтраком. — Придут все, кроме тех, кто в патрулях. Пацаны с ворот не придут, ну и все остальные. А так — я, смотрящие, наши из мэрии…

— Мы с Иваном постараемся сделать всё побыстрее. Хотя будет сложно. Где он сам?

Мэр в этот момент как раз доедал бутерброд с маслом. Он начал говорить толком не прожевав.

— Я пош… пошлал жа ным!

Жадно сглотнув кусок, он поправился:

— Послал я за ним! Будет скоро!

Из его рта вылетело несколько крошек. Герберт еле–еле подавил смех, но мэр это заметил.

— Чего ржёшь?

Он утёр губы и нахмурился, но Герберта это не пугало. Улыбнувшись сильнее, учёный ответил:

— Извините пожалуйста, — ему было наплевать на контраст вежливого тона и улыбки. — Просто…

— Давай, иди, начинай уже. Ваня придёт — присоединится.

Герберт спешно вышел из кабинета и быстрым шагом спустился по лестнице, чтобы затем выйти из мэрии. Он пошёл в том направлении, откуда должен был прийти Иван. Тот и в самом деле показался уже через несколько минут, за которые Герберт успел отдалиться от здания метров на пятьсот.

Ивана сопровождал полицейский. Герберт поприветствовал его почти что радостно:

— Привет, рыцарь!

Видя удивление на грубом, пропитом лице «рыцаря», учёный не сдержал смех. Он сказал:

— Иди в мэрию, Феоктистов приказал. Мы с Иваном покурим и догоним.

Полицейский посмотрел на Ивана, который, немного подумав, кивнул, и лишь после этого сопровождающий ушёл. Герберт проводил его ласковым взглядом и достал из кармана пиджака сигареты, стоя так, чтобы Иван не заметил ручку ножа.

— Будешь?

— Ты же знаешь, что я не курю…

— А у меня и так последняя, ха–ха!

Герберт зажал губами сигарету, достал зажигалку и закурил. Подержал в руке пачку, подумал, подбросил её в воздух и пнул ногой.

Иван ощутимо нервничал. Герберт не знал, чувствует ли он это благодаря серой земле, или раньше он бы тоже мог знать об этом. Он молча курил, зная, что его коллега заговорит первым:

— Так ты… ты чего хотел? Может мы пойдём уже?

— Что? Зачем? — Герберт сделал вид, что очень удивлён, его потряхивало от сдерживаемого смеха. — Куда спешить?

— Так ведь прививки, вакцина! Работы много! Там её на весь день!

Герберт сделал глубокую, большую, особенно приятную затяжку. В голове приятно закололо, в кончиках пальцев тоже. Он повернулся к Ивану и доверительно сказал:

— Работы там мало, да и сделают её без нас, уж поверь. Я нашёл ассистента, — Герберт захихикал. — Уже сейчас он, наверное, берёт банку с тем, что я приготовил, и заносит её над головой!

Иван, видя радостное лицо Герберта, вздрогнул и немного сдвинулся назад.

— Вот, представь, все вокруг не понимают, что он такое делает, а он берёт, поднимает эту банку так высоко, как может, и потом швыряет её об пол!

И именно тогда, когда он это сказал, прогремело. Внезапно. Словно гром, словно миллион выстрелов сразу, но это были не они, конечно.

Взрыв. Мощный взрыв заставил землю трястись. Здание прыснуло во все стороны пылью и осколками кирпичей, а потом накренилось на один бок, на ту сторону, где располагался актовый зал, и медленно начало оседать. Складываться.

Иван вскрикнул и чуть не упал, у него подкосились ноги, но Герберт сразу же поддержал его, и даже приобнял, прижал к себе, чтобы почти зашептать в ухо:

— Потому что то, что я приготовил, это не вакцина!! Это нитроглицерин, — он снова захихикал, теперь уже совсем прижавшись ртом к уху Ивана.

С ужасом Иван посмотрел на Герберта, чтобы увидеть, как тот скалится, щерится, обнажая белые зубы и серые, в белых блямбах дёсны:

— Я теперь главный! Вот он я!! Ха! Ха–ха–ха!!

Герберт ударил Ивана в грудь, и молниеносным движением достал из–за полы пиджака нож. Иван поднял руки ладонями вверх, отгораживаясь. Герберт сделал шаг вперёд и мощным усилием втолкнул нож Ивану в живот.

Это оказалось сложнее, чем представлялось. Но всё–таки не так уж и сложно тоже. Раз — и всё. Герберт сам не понял, что сделал, пока не разжал кулак и не поднёс к лицу ладонь, измазанную кровью. Иван, тонким голосом, по–женски приговаривая:

— Ай… ай… ай–ай… ай…

Попытался убежать, куда–то уйти, но, сделав пару шагов, он упал на землю. Ноги его уже не держали.

— Больно… пожалуйста… вытащи… больно…

— Хорошо, — пожал плечами Герберт, наклонился и выдернул из живота Ивана нож.

Тот снова вскрикнул:

— А–а–ай!

Из его живота хлынула кровь. Иван попытался зажать её, но пальцы у него не сгибались, он давил ладонью на рану, но из той всё выливалось и выливалось.

Герберт смотрел, не чувствуя ничего. Сплошное безразличие. Его коллега и друг лежал перед ним.

— Зачем… зачем, зачем ты это? Я же…

Но ответа Ивану не было. Герберт уже шёл от мэрии в сторону лаборатории. Город начинало лихорадить. Жалкие остатки рыцарей–полицейских сбегались к взорванной мэрии, не замечая, не слыша, что на воротах внутренней стены происходит не меньшая суматоха, что тамошние патрули уже смяты и подавлены толпами людей в персиковых одеждах.


Человек он проснулся за минуту до взрыва. Он поднялся, его всего захватило масштабное предчувствие чего–то очень страшного, захватило настолько сильно, что человек попытался вырваться из клетки, тряс дверь, старался отогнуть прутья, что было бесполезно.