Пускай и только через два года после сдачи, но всё–таки.
Сергей сам забрал машину от дома родителей и приехал на ней к себе. Ему сразу настолько понравилось, что он передумал возвращаться домой и выехал за город.
Стемнело, сгустились тучи. Сергей включил дальний свет и вдавил газ, быстро переключая передачи, несколько раз машина дёрнулась от его неопытности, но потом пошла гладко. Громкий звук мотора совершенно не мешал. Радио Сергей намеренно не включал, весь погрузившись в вождение, пытаясь понять, что же он всё–таки испытывает.
Это было приятно. Дорога. Ночь. Урчание мотора. И покой.
Покой.
Отъехав километров на двадцать за город, выехав уже на трассу, Сергей остановился у обочины, включил аварийку и вылез из машины. Подумав, он подошёл к капоту, всё ещё горячему, но не обжигающему, от быстрой езды, мягко потрогал его ладонью, а потом лёг на него, прижавшись всем телом и щекой.
Дорога. Ночь. Тишина. Постукивание аварийных сигналов. Тёплый капот машины.
Уют. Сергей прошептал:
— Мама…
И отключился.
Он проснулся уже через несколько минут и сразу же поехал домой. Катя даже ничего и не поняла, Сергей часто задерживался на работе.
Отец человека рассеянно гладил девочку по волосам, и иногда его руки подрагивали.
— Зачем я тебе это рассказываю… ты не подумай, что я намекаю на что–то. Если бы я хотел, я бы это уже сделал. Я просто я её вспомнил.
Поезда не шли по старой железной дороге, и люди тоже не шли, только валялись тут их вещи, старые и не очень.
Отец человека и девочка всё так же не двигались с места: отец человека сидел, спустив ноги, девочка лежала, положив голову ему на колени.
— Я иногда думаю, может, не стоило к ней подходить тогда? Ей было бы лучше. Ведь я бы всё равно жил так, как жил, но она была бы со мной и… я бы в конце концов её не убил. Она была бы жива.
Немного подумав, отец человека добавил:
— Впрочем, я бы её не знал и мне было бы всё равно. Но если бы я её знал, знал, к чему всё приведёт, я был бы рад, конечно…
Внутри отца человека всколыхнулась обида. Он, против своей воли, с силой сжал кулаки, и волосы девочки податливо поползли, не оказывая сопротивления.
То, что у Кати тоже есть тайна, Сергей раскрывал долго. Она казалась ему полной его противоположностью: если Сергей животных сторонился, то Катя подходила даже к уличным, чтобы гладить их, трепать собак за холку и пушить животики котов.
Коты. Именно с них–то всё и началось, потому что на её день рождения Сергей подарил ей котёнка. Сибирская порода — её трудно было достать. Сергей очень удивился, когда Катя взяла маленький пушистый комочек из его рук с настороженностью и даже страхом, её руки дрожали сильнее, чем обычно, но она сказала, что всё в порядке.
Кошка по имени Мяфля — имя тоже придумала Катя, ей нравилось сюсюкать с животным.
Первую пара недель кошка постоянно будила супругов, прыгая к ним в постель по ночам и настойчиво мурча, требуя ласки. Кошка любила тереться головой о руки Сергея и ластиться к Кате.
Позже начались странности.
Кошка перестала ластиться и большую часть времени пряталась где–то в уголках комнаты, под шкафами или за диванами. Сергей считал, что причиной этого отношения его холодность — всё–таки кошку он достал для жены, не для себя, но откуда такая холодность к жене? В один момент Мяфля вовсе перестала даваться в руки им обоим.
Хотя больше, всё–таки, Кате, потому что к Сергею, когда Кати не было рядом, она иногда подходила.
Что же до второй странности — Катя снова начала рисовать. Просто в один момент Сергей пришёл домой и увидел в большой комнате картину. Катя сидела на диване и смотрела на полотно, вид у неё был счастливый. Мяфля же скреблась где–то в спальне, недовольно ворча.
— Что ты здесь видишь?
— Так сразу, напрямую… я с работы пришёл, вообще–то.
— Что ты видишь на картине?
Сергей видел мешанину разных цветов. Все хорошо смотрелись вместе, но ни один не выделялся как–то сверх меры. Всё было сбалансировано. Всё подходило друг другу и друг под друга.
— Баланс. Красиво. Не режет глаза.
— Баланс, говоришь…
Катя прищурилась и встала с дивана.
— Я давно не рисовала… на самом деле не вкладывала никакой идеи в картину. Просто мне захотелось изрисовать весь холст, понимаешь?
— И ты изрисовала весь. Это красиво. А я ошибся, значит?
— Сомневаюсь. Если смысла нет, значит он может быть любым, да?
— Мне кажется, это первый раз, когда я вижу твои рисунки.
Прижав уши, Мяфля пробежала в сторону ванной комнаты и забилась под ванную, шипя.
Сергей не обращал на это внимание.
В конце концов, это животное, почему бы ему не вести себя глупо и несуразно?
Тем не менее, он и сам понемногу замечал некоторые странности. Взгляд Кати становился сальным, когда она видела кошку, она брала её в руки и вроде бы гладила ласково и нежно, но кошка вырывалась, злобно урчала, била лапой, пусть и без когтей. Вид злобной кошки очень веселил гостей, а отец Сергея как–то раз сам начал её поддразнивать, прыгая и тряся ниткой с куском тряпки на ней, за что и был оцарапан.
Катю кошка не царапала никогда.
Однажды Сергей пришёл с работы раньше обычного. Его, в числе некоторых, отпустили, потому что приехал проверяющий. Сергей подумал, что это отличный повод прокатиться, но домой ему захотелось сильнее. Он добрался быстро: город небольшой, машин на улицах не очень много, припарковал машину и поднялся домой…
Сперва он услышал музыку. Классическую, Вивальди. Громкую настолько, что её было слышно даже в подъезде. Сергей очень удивился, потому что Катя никогда не слушала её так громко, но ничего подозрительного в этом он не увидел.
Подойдя к входной двери он, по какому–то наитию, решил не стучать, а потянуть ручку, и дверь открылась. Не заперто. Музыка ударила в уши и лицо как кувалда. Сергей прошёл внутрь.
Он разулся и шёл тихо, опять же, по наитию. Чувство внутри появилось беспокойное, но приятное. Что происходит в комнате жены? Проигрыватель стоял там. А значит… по пути Сергей снял пиджак и кинул его на диван, оставшись в брюках и рубашке с галстуком, он крался спокойно и сердце его билось ничуть не быстрее, чем обычно. Приоткрыв дверь комнаты жены, Сергей заглянул туда.
Катя была прекрасна в этот момент. Она сидела боком, чтобы рисовать, и могла бы увидеть Сергея, но работа поглощала её целиком.
Держа вырывающуюся кошку на коленях, она рисовала точными, ровными мазками, движения её рук были абсолютно выверены и чётки. Казалось, что она не рисует, а дирижирует.
Кошка горестно взвыла, Катя отложила кисть на палитру и начала гладить кошку.
Сергей хотел окликнуть жену, но понял, что что–то не так.
Катя смотрела на кошку с пониманием и жалостью. Это было видно не по глазам, по лицу. Но кошка выла и шипела, громко и надрывно.
А Катя гладила её. Точнее, именно в тот момент Сергей понял, что Катя не гладила кошку.
Она делала ей больно, сжав пальцами её рёбра и медленно ведя их вниз, а другой рукой вцепившись ей в шею.
Кошка начала дёргаться и кряхтеть, потому что Катя передавила ей горло, но Катя совершенно спокойно, с тем же выражением жалости на лице, продолжала истязать кошку, и лишь когда та затряслась, она разжала руку, позволив ей дышать. Из–под кошкиного хвоста закапало на пол.
А Катя продолжила рисовать.
И музыка продолжала играть. Музыка не для вдохновения и не для наслаждения, музыка грозная и скрывающая.
Сергей подкрался к жене близко–близко, та всё ещё его не замечала. Сергей посмотрел на картину.
Руки. На картине были нарисованы кисти рук, великое множество, и сложенные, как птицы, и ходящие на двух пальцах, и небо было из рук, и дома.
Катя снова отложила кисть и сжала кошку в руках, но тут Сергей положил свои руки на её и сжал их сильнее.
Катя вздрогнула.
— Делать больно — это полдела.
Сергей сжал кулаки, заставляя жену начать душить кошку уже серьёзно. Катя сидела и смотрела на картину не закрывая глаз, они стали влажными, закапали слёзы. Но разжать пальцы она не пыталась.
— Сожми их сильнее. Душить — это трудно, поверь, я знаю. Она будет дергаться и кричать… они всегда кричат, но рядом я, не бойся. Всё будет в порядке.
Они сжимали шею кошки и Сергей ощущал, как утекает из маленького пушистого тельца жизнь, но это было привычно и мимолётно. Вот жена… Катя всё так же сидела с открытыми глазами, но сердце её билось часто и радостно, а щёки раскраснелись. Она сжимала…сжимала…сжимала… Сергей разжал пальцы, когда стало понятно, что кошка мертва, но Катя продолжала душить её, и в конце концов ему пришлось сказать:
— Катя, хватит. Ты её уже убила.
Катя снова вздрогнула и посмотрела на Сергея, заморгав, но не утирая слёзы.
— Я… я убила…
— Да. Гораздо лучше, чем мучить их. Дай.
Сергей взял трупик кошки и отнёс его в подъезд, в мусоропровод. Вернувшись, он застал жену рисующей в тишине, всё теми же отточенными, точными мазками. Она не отвлеклась даже, когда он вошёл в комнату, спросив лишь:
— Сергей, почему это было так приятно?
Сергей улыбнулся.
Немного помолчав, отец человека отряхнул руку от волос девочки и продолжил рассказывать.
Конечно, одними животными дело не ограничилось, хотя поначалу Катя очень сопротивлялась даже этому. Она думала, что одного раза ей хватит, но Сергей лишь улыбался, понимая, что нет.
Животных было много. Кошки и собаки, чаще собаки, потому что ей нравилось убивать большие тела, нравилось смотреть, как иссякает в них жизнь, как медленно они скулят, как их глаза стекленеют, а мышцы расслабляются, и вот собака, больше не могущая держать голову, вытягивается. Её можно положить так, как она никогда не смогла бы лечь при жизни. Катя придавала убитым ею собакам самые живописные позы, а придя домой рисовала и рисовала…
Но скоро её руки снова начали дрожать, и даже задушенная собака не помогла — её смерть оказалась слишком простой и банальной. Катя очень долго сомневалась и не могла принять того факта, что она не может не убивать, что это часть её, но приняв это, она оказалась удивительно деятельной, и сама придумала как всё устроить.