Жертвой выбрали студента из параллельной группы, очень навязчивого парня, который всё пытался соблазнить Катю, невзирая на её замужество. Та пригласила его к себе, назначила встречу поздно вечером в тихом месте. Сергею оставалось лишь подкрасться к нему сзади и лишить сознания ударом по затылку, чего быстро оттащить в машину. Место было действительно тихое, очень тихое, даже слишком.
После этого почти два часа супруги ехали за город, в сторону леса. Они сами не знали куда, просто ехали. Им можно было бы уже остановиться, но Катя ничего не говорила, Сергей тоже молчал, а парню в багажнике связали руки, ноги и заткнули рот.
— Ты так уверенно всё делаешь…
— Я уже убивал, вот и всё.
— Как? Кого?
Абсолютно ничего не скрывая, Сергей рассказал Кате всё про свои прошлые убийства.
— И что ты с ними делал?
— Ты уверена, что хочешь это знать?
— Я уверена.
Сергей скосил глаза на уверенное лицо жены и покачал головой.
— Это были женщины. Я их насиловал, — Сергей снова посмотрел на жену, но у той на лице ничего не отражалось, она казалась абсолютно спокойной. — Избивал. Унижал. Знала бы ты, как я их ненавидел и ненавижу.
— Кого это «их»?
— Женщин.
Первый раз за весь разговор Катя посмотрела на Сергея удивлённо, её глаза расширились, словно от радости.
— И меня тоже?
— Тебя–то за что? Ты… ты же… ты же это ты, так? Как я могу тебя ненавидеть?
— А их тогда за что?
Сергей вздохнул.
— Они — как моя мать. Родная. Мерзкие. Противные. Ненавижу.
— Ты никогда о ней не рассказывал… — тихо сказала Катя. — Даже твои родители молчали…
— А что рассказывать? — коротко бросил Сергей. — Она умерла. Меня сдали в детдом. Всё.
— Тогда в чём же её вина?
Скрипнув зубами, Сергей сжал руль.
— Во всём.
— Я понимаю… — тихо произнесла Катя. — Если бы не она, ты бы не попал в детдом, и…
— Нет! — Сергей резко её прервал, нервно вдавив педаль газа в пол. — Просто она пропала и… и всё. Было в моей жизни что–то хорошее, а потом перестало. И все они потом стали как моя мать. Хотел бы я, чтобы она меня любила.
— А разве она тебя не любила?
— Если бы любила, не ушла бы. Умерла? — Сергей хмыкнул. — Надо было забрать меня с собой. Ненавижу. Её. Их всех.
Катя смотрела без испуга, серьёзно и понимающе.
— Я, наверное, должна чувствовать к тебе что–то плохое, но я не могу, — она положила руку мужу на плечо. — Ты ни разу не делал… этого… ты понимаешь… когда ты был со мной?
Сергей отрицательно качнул головой.
— Мне не хотелось. Были мысли, но не настолько сильные, чтобы пойти и кого–нибудь убить. Я тебе не изменял, если ты это имела в виду.
Катя серьёзно кивнула и дальше ехали молча.
Недолго.
Спустя минут пять, когда в багажнике снова глухо стукнула, Катя вздрогнула.
— И как это делать? Я правда не знаю… — голос у неё был растерянный.
— Так же, как и с животными. Но сложнее. Человека сложно задушить руками. Лучше бить по голове или ножом. Мой всегда с собой. Я всегда его ношу с собой.
— А если делать больно?
— Гораздо приятнее. Человек живой, — Сергей хмыкнул. — Иногда я представляю себя на месте тех, кого я убивал. Знаешь, так легко получается представить, словно я — это они. Мне должно быть страшно, наверное, но мне не страшно. И не приятно тоже. Я понимаю мотив и… позволяю делать это с собой.
Прошло ещё минут двадцать и Сергей наконец решил, что хватит. Он сдал к обочине лесной грунтовки и остановился. Вышел из машины и снова огладил капот, прижался к нему щекой (Катя посмотрела удивлённо).
Подошёл к багажнику, открыл.
Тот, внутри, уже очнулся. Он был красивым, наверное, потому что Сергей попытался взглянуть на него с точки зрения женщины, но у него не вышло, конечно же. Тем не менее кожа у него была гладкая, белая, холёная, тело — минимум лишнего жира, хотя и без особых мышц. Он со страхом смотрел на Сергея и стоящую рядом Катю и силился что–то сказать, пыхтел и лопотал что–то, но понятно не было, потому что в рот ему запихали тряпок, а поверх щедро замотали изолентой.
Сергей ударил его по лицу.
— Будешь вырываться — убью.
Затем он подхватил парня на плечо. Было тяжело, но шагов тридцать пройти удалось, хотя и с трудом. Вроде бы местечко подходило: темнота, куча старых листьев и прочего лесного мусора…
Сергей скинул парня с плеча на землю, потянулся и утёр лоб. Катя, шедшая рядом, с фонариком, осветила упавшего.
— На, — Сергей достал нож из кармана. — Изоленту обрежь.
— А… а если будет кричать?
— Так и пусть кричит.
Катя послушно разрезала изоленту, и парень мигом вытолкнул языком тряпку.
— Да ты что… не надо!!
С холодным равнодушием Сергей отметил, что колотить парня почему–то начало именно сейчас, в смысле, он немного дрожал у него на плече, но не более того.
— Катя… Катенька, пожалуйста, я же не думал, что так оно будет, не думал же! Прости пожалуйста, и ты тоже прости, я не буду больше такого, никогда не буду! Я же не знал, что у вас все серьёзно так!
Супруги молчали. Катя прикрыла рот ладонью, во все глаза глядя на лежащего парня, Сергей смотрел всё ещё очень равнодушно.
Тот же, лежащий, начал пытаться высвободиться, но Сергей связал его надёжно.
— Только сейчас подумал… а как его зовут?
— Егор, вроде бы…
— Егор я!!! Егор!!
— Лишь у одной из своих я знал имя… Настя. Она медсестрой была. И его теперь знаю, — Сергей хмыкнул и машинально потянулся за ножом, но вспомнил, что передал его жене. — Нож у тебя. Сделай с ним что–нибудь уже.
— Что?
— Да что хочешь.
— Я… я не знаю даже…
— Ну, лицо. По лицу резани. Не так, как хлеб режешь, кожа — жёсткая, а там ещё кости. Просто размахнись и дай.
Катя так и поступила, присев на корточки, и, как прилежная ученица, ударила Егора ножом в лицо. Она примеривалась долго, потому что тот пытался отползать, кричал и бешено отдёргивал шею, но в конце концов Кате удалось — она размахнулась и удар пришёлся по брови.
Разрезало её сильно.
Егор взвыл.
Кровь сильно потекла по глазу, ниже, ниже, и закапала с шеи на грязную землю.
— Спасите! Помогите кто–нибудь!! Убивают!! Христа ради, помогите!!!
Катя всё так же сидела на корточках. Сергей не видел её лица, но знал, какое оно у неё: любопытное, жадное до происходящего и сожалеющее. Откуда в ней это сожаление? Сергей так и не понимал.
А она ударила снова, снова резанула Егору лицо, тот опять закричал и заизвивался совсем уж бешено, но верёвки держали крепко. А Катя продолжала. Она делала это максимально аккуратно, чтобы не запачкать платье, но раз за разом нож опускался на лицо лежащего парня.
Сергей не мог оторваться. Это было прекрасное зрелище. Он испытывал ни с чем не сравнимое чувство удовольствия, наблюдая за тем, как его жена превращает лицо человека в кашу. Сергей ощутил, как эти чувства растут в нём, словно разбухают, сильнее, сильнее…
Катя продолжала бить. Она остановилась лишь тогда, когда стало раздаваться чавканье. Губы, щёки, брови — всё это было изрезано, кровоточило, из дыр в лице текла слюна, высовывался язык, Егор глухо не выл даже, а рычал, но был всё ещё жив. И глаза его остались целы.
Катя приставила нож к Егору в животу и навалилась всем телом, протолкнула его, Егор дёрнулся и закричал так, что в горле у него словно бы что–то лопнуло, потому что когда нож вошёл до рукояти, он затих и обмяк. Грудь его ещё вздымалась.
Катя встала на ноги.
— Иди… иди сюда…
— Что?
— Сюда…
Сергей не успел подойти, она кинулась к нему в объятия, схватила его за волосы и поцеловала жадно, не отпуская. Рука Сергея скользнула ей под платье, под трусики, и пальцы его ощутили возбуждающую тёплую влагу. Тут накрыло и его.
Они целовались рыча, Катя укусила мужа за руку, тот оторвал её от себя и приставил к дереву. Катя оперлась на него руками и выгнула спину. Сергей расстегнул штаны, горячая рука жены нащупала его член и направила в себя.
Это было так, как не было никогда.
Труп. Лес. Ночь.
Секс.
Сергей не смог бы остановиться, даже если бы очень захотел, впервые в жизни он испытал такое удовольствие. Это было приятно. Перестало существовать всё вокруг, для него остались лишь его жена, глухо стонущая, шепчущая что–то, и он сам.
Когда незнакомое, неведомое ему чувство подступило совсем, он прижал жену к дереву так, что у неё хрустнули кости. Тогда это и случилось. На последней фрикции, Сергей ощутил, что из него изливается. У него потемнело в глазах и он сжал жену ещё сильнее, та прижалась к нему и поцеловала, откинув голову. Тогда он и понял всё по–настоящему.
— Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю… люблю… тебя только люблю… — только придя в себя Сергей осознал, что это его слова, что это шепчет он, лёжа на траве, а Катя лежит рядом с ним и смотрит на него так, как никогда не смотрела раньше.
Труп. Лес. Ночь.
Любовь.
Егора нечем было закапывать, поэтому забросали его листьями и ушли. Домой ехали в обнимку, часто останавливались и целовались. Чувство, открытое ими двумя там, в лесу, родилось как феникс и полыхало, полыхало, требуя выхода. Ничто не могло это испортить.
Спустя два месяца стало ясно, что Катя беременна.
— Ты не переживай… — сказал отец человека. — Волосы — это же не главное, ну… да я извиняюсь, мне жаль. Но я хочу рассказать всё до конца. Я… до конца… Ведь она тоже меня бросила. Потому что я её убил. Или я её убил, потому что она меня бросила? Недолго осталось.
Убийства стали для них необходимым. Он ходил на работу и убивал, она убивала и рисовала картины, раз в месяц, иногда чуть реже, супруги выезжали затем, чтобы вдвоём кого–то убить. Иногда жертву находили случайно, колеся по нескольку часов: удивительно, как доверяют милой семейной паре. Иногда присматривали заранее, как в случае с Егором.
Понемногу это стало рутиной.
Все меньше оставалось в убийствах страсти. Всё больше появлялось холодного расчёта.